— Вот черт, — нахмурилась Джелайна. — Если вы еще и заговорите по-английски…
— Разве это плохо?
— Это будет уже слишком, — призналась она, пряча глаза.
— Но согласитесь, — возразил Бенвор, — необходимость в этом назрела давно. Я и так уже усвоил множество понятий, соответствий которым в хорверском языке попросту нет.
— Ладно, — махнула рукой женщина. — Все равно ведь будете доставать, пока не уговорите.
— Кстати, — вспомнил Олквин. — Сегодня же ровно год, как вы здесь высадились.
— Надо же, — усмехнулась Джелайна и желчно добавила: — Как быстро летит время. Осталось всего ничего.
Глава 26
Размеренная жизнь Бенвора кончилась. Получив на службе месяц отдыха, он планировал отправиться в герцогское поместье, чтобы присмотреться к своему будущему хозяйству и, как выразился Рунхис, чтобы хозяйство тоже присмотрелось к нему. Но планы пришлось перекраивать на ходу из-за принца. Майрон уговорил высоких жомеросуинских гостей задержаться во дворце еще. Принцу хотелось изысканным гостеприимством заслужить хвалебное мнение о себе среди самых знатных представителей соседнего королевства.
Факт законности коронации Альберонта долгие годы вызывал немало споров, и в середине осени было принято решение оставить притязания на юго-восточные земли и во всеуслышание признать территорию вокруг Анклау независимым королевством. Раз оно уже не заявлялось оккупированной бангийцами частью Хорверолла, то и король у каждой страны отныне мог быть свой собственный. Коронацию Майрона предполагалось провести еще до первого снега, и теперь готовился первый настоящий дипломатический визит в Анклау. Перспектива наладить мирные отношения вызывала надежду на полное прекращение военных действий и избавление от блокады. Увы, далее этой надежды прогнозы так и не продвигались. О безграничном влиянии бангийского правителя на Альберонта ходило множество слухов — от нелепых до жутких. Поговаривали, что Рунгунд уже давно управляет королем через Риймонса, хитрого одноглазого колдуна, без одобрения которого не решалось ни одного серьезного вопроса.
Главой посольства снова определили молодого барона Олквина, который прекрасно зарекомендовал себя в Жомеросуине. Однако, у самого Ланайона новое назначение не вызвало никакого энтузиазма, скорее, наоборот. Ехать в Анклау он откровенно страшился. Вопреки давней традиции дипломатической неприкосновенности, в этом случае никто не мог гарантировать, что парламентеры останутся в живых.
Неприятная новость испортила Олквинам все ожидание предстоящей свадьбы. Веанрис часто принималась плакать. Все утешали ее, как могли — баронесса снова была в положении и чувствовала себя неважно. Из-за этого Ланайон появлялся в обществе только по крайней необходимости, так что делать это за всю семью приходилось Бенвору. Капитану сейчас не хотелось еще больше расстраивать родных, и потому он безропотно посещал все придворные приемы. Теперь его приглашали постоянно — жениха герцогини сразу стали рады видеть повсюду. Леаншен, как и Веанрис, любила светские развлечения, так что Бенвор был вынужден терпеть их ради нее. Он никогда не понимал, как можно находить удовольствие в том, чтобы часы напролет крутиться среди душной толпы под обстрелом множества взглядов, и не всегда дружелюбных. Ну, раз в неделю, ну, два, но не ежедневно же?! Бессмысленность большинства таких вечеров невероятно утомляла, и капитан начинал думать, что лучше уж проводить сутки напролет в казарме.
Спасало Олквина только одно, и если бы его невеста увидела, что именно, то наверное, не знала бы, что и думать. Уютные и теплые объятия Джелайны придавали ему сил перед очередным выходом в свет и помогали забыть об усталости после. Женщина всегда дожидалась Бенвора, как бы поздно он ни возвращался, и когда на светских вечерах становилось совсем уж невмоготу, юноша представлял себе, как окажется дома, сделает вид, что идет к себе спать, а сам поднимется этажом выше и крепко прижмет к груди свое верное и терпеливое сокровище. Даже просто мысли об этом помогали примириться с бесконечно тянущимися часами очередного дворцового увеселения.
Сегодняшний вечер был особенно невыносимым. Леаншен азартно обсуждала с другими девицами одну из свежих придворных сплетен. Глядя на нее, Бенвор мрачно решил, что если будущая супруга, заметив его странные отношения с Джелайной, попробует возмущаться или упрекнет любого из них хоть словом — будет сидеть дома безо всяких развлечений.
То, что мысли приняли такое воинственное направление, было верным знаком, что пора как-нибудь отвлечься. Ланайон сегодня тоже был здесь, но все время находился рядом с принцем. Члены посольства обсуждали стратегию предстоящего на днях визита. Не желая портить себе настроение еще больше, Бенвор незаметно покинул бальный зал и спустился в дворцовый парк. Скорее всего, герцогиня хватится жениха еще не скоро. Очутившись на свежем воздухе, Олквин сразу успокоился и неторопливо зашагал по освещенной редкими факелами аллее. На мощеных дорожках, разделенных фигурно подстриженными кустами-лабиринтами, царил приятый после сияния сотен свечей полумрак. С соседних аллей парка доносились голоса и смех — похоже, немного проветриться пришло в голову не только капитану.
Остановившись посреди аллеи, Бенвор запрокинул голову и машинально отыскал на небе несколько знакомых созвездий. При этом он вспомнил Джелайну, и в памяти, перечисляя названия ярких звезд, снова зазвучал ее голос. Скорей бы уже домой…
Замечтавшись, юноша с опозданием обнаружил, что в его аллею свернула небольшая группа пышно разодетых дам. Бенвор узнал нескольких фрейлин, а среди них заметил леди Одиллу, супругу принца Майрона. Досадуя на то, что не успел нырнуть между кустами и улизнуть на соседнюю аллею, он отступил с дорожки в сторону и, когда дамы поравнялись с ним, вежливо поклонился.
— Кого я вижу здесь?! — раздался знакомый грудной голос. — Капитан Олквин!
Фрейлины восторженно перешептывались. Бенвор заметил, что принцесса остановилась, и склонился ниже. Повинуясь невидимому знаку, свита торопливо ушла вперед, шелестя яркими платьями.
— Какой приятный сюрприз — встретить вас в этом парке, — с неприкрытым удовольствием произнесла Одилла. — А я еще не хотела выходить на прогулку.
Она милостиво протянула Бенвору руку, и юноша тотчас же почтительно опустился на одно колено.
— Ваше высочество, — пробормотал он, прикладываясь к надушенной перчатке. Унизанные драгоценными кольцами пальцы охватили его подбородок, заставляя поднять голову.
— Ах, мальчик мой, — проникновенно прошептала принцесса, заглядывая ему в глаза. — С каждым разом, когда я вижу вас, вы становитесь все красивее. Хотя, казалось бы, дальше уже некуда.
Олквин оцепенел от удивления. Рука Одиллы принялась слегка поглаживать его подбородок, постепенно опускаясь по шее. Капитану отчаянно захотелось, чтобы вернулись фрейлины, или кто-нибудь еще появился в этой пустынной аллее — желательно, кто-нибудь, кто не счел бы увиденное предосудительным. Если бы Бенвору не пришлось уступать дорогу дамам, то сейчас он бы оставался на мощеной дорожке. Увы, он стоял, коленопреклоненный, чуть ли не в кустах, и со стороны в полутьме вполне могло показаться, что он за руку тащит туда же Одиллу. Как назло, принцесса продолжала увлеченно пожирать его глазами, не дозволяя подняться на ноги.
— На вас скоро будет просто больно смотреть, — вздохнула она. — Право слово, вы уже превзошли красотой свою мать, а ведь она в свое время была первой чаровницей в королевстве.
Продолжая говорить, Одилла, словно невзначай, запустила пальцы под воротник юноши. Бенвор лихорадочно соображал, как бы выпутаться с наименьшими потерями. Внезапно ему захотелось грубо оттолкнуть ласкающую руку. Дикое, совсем ребяческое желание было чисто интуитивным, но у Олквина в эту минуту были все основания доверять интуиции.
— Вы, наверное, хорошо знали мою матушку, ваше высочество? — как можно учтивее спросил он. Рука принцессы замерла. Напоминание о том, что Одилла и сама давно уж годится ему в матери, не прошло незамеченным.