Глава 21
Олквин смог вернуться в Сентин только спустя четыре месяца. Зима уже вступила в свои права. Уезжая на побывку из столицы, капитан обычно несколько дней гостил у старшего брата Ланайона, жившего неподалеку от Норвунда. В замке Олквинау прошло раннее детство Бенвора — беззаботные годы, которые он считал самыми счастливыми. Живя в монастыре после смерти матери, и даже получив собственный феод, он по привычке продолжал называть родовой замок своим домом.
Обычно небольшой отряд выезжал поздним утром и, не спеша, с частыми остановками во всех попутных деревеньках, добирался до Сентина как раз за зимний световой день. В этот раз Бенвор выехал из столицы вечером, сразу после того, как закончил и передал все дела, и заночевал в Олквинау вместе со своим отрядом, собираясь пуститься в путь на рассвете. Ланайон и его жена Веанрис уговаривали юношу остаться подольше, но Бенвор отказался.
— Мне впервые выпало столько свободного времени. Не хочу его терять.
— В прошлый раз у тебя было всего три недели, — заметил Ланайон. — И все-таки ты погостил у нас немного. А теперь впереди два месяца. Куда так спешить?
— У меня там осталось очень важное дело, — сдержанно ответил Бенвор. — Я не успел в прошлый раз… Боюсь, как бы не стало поздно.
— Подожди хоть, пока как следует подмерзнет, — уговаривал брата барон. — Платусс недавно написал нам, что у них все благополучно. Урожай собрали весь, на границе сейчас тихо. С налогами ты разобрался, даже очень удачно разобрался. Остальное подождет.
— Охота тебе торчать половину зимы в этом Сентине? — подхватила Веанрис. — Там такая скука…
Молодая баронесса в очередной раз была на сносях, и от души предавалась тоскливому унынию. Дочь столичного вельможи, вышедшая замуж за придворного, с ужасом представляла себе уединенное прозябание в глухой провинции, вдали от развлечений и, даже живя в предместье, буквально считала дни, когда сможет наконец-то разрешиться от бремени, оставить дитя с кормилицей и снова окунуться в привычную светскую жизнь.
Бенвор вспомнил, как легко он раньше поддавался на их уговоры. В отсутствие вражеской угрозы феод долго мог обходиться и без него. Платусс и Даина превосходно справлялись со своими обязанностями. Сентину было не привыкать к постоянному отсутствию часто меняющихся господ — как правило, молодых и безалаберных, которые тяготились доставшимся им запущенным хозяйством, почти не приносящим дохода, и рвались лишь на войну… до первого серьезного боя. Торчать без необходимости в крохотном городишке молодому капитану было действительно скучно и, едва разобравшись с насущными делами, Бенвор обычно спешил хоть на пару дней вернуться в Олквинау. Правда, вовсе не из-за столичных развлечений, тем более, что его, как младшего в семье и без титула, приглашали далеко не везде. Просто в родовом замке имелась приличная библиотека, и хоть ей было далеко до монастырской, капитан предпочитал чтение книг всему остальному. Но в этот раз «чемоданное» настроение охватило Бенвора уже за неделю до планируемого отъезда. Никогда еще он не рвался в Сентин с таким нетерпением.
— Вот-вот, — поддержал супругу Ланайон. — Что тебе там делать, кроме как тискать крестьянских девок?
Веанрис хихикнула, вспомнив о том, что сентинские девицы стараются бежать под венец именно тогда, когда приезжает их красавец-господин. Узнав об этом впервые, баронесса удивилась — ведь обычно крестьяне старались жениться тайком от хозяев или в их отсутствие. Но, как верно подметил старый солдат Нэмрик, теперь в Сентине все было "не как у людей". В отличие от большинства феодалов, Бенвор никогда сам не заявлял о своем праве лорда на первую ночь. Лишь однажды, в самом начале, едва вступив во владение землями, он из любопытства пригласил одну новобрачную. Олквин даже не настаивал, но она все-таки пришла — и понеслось… Гостя как-то в Сентине, Ланайон и Веанрис не раз наблюдали, как невесты сами сбегали прямо после венчания и приходили в господский дом. Даина выставляла их прочь со словами: "Милорд тебя не звал", а эти нахалки, бесстыдно стреляя глазами в направлении хозяйской спальни, с невинным видом поясняли: "Так ведь положено приходить к господину! Может, он не знает, что у нас сегодня свадьба?" Бенвор уверял брата и невестку: мол, все дело в том, что он взял за правило одаривать серебряной монетой родивших от него крестьянок, а так поступали очень немногие феодалы — ведь право лорда было обычным делом во все времена, и бастарды господ божьей милостью приравнивались к собственным детям. Поэтому, мол, девицы заранее рассчитывают на возможность урвать от господских щедрот. Барон и баронесса лишь рассмеялись в ответ: "А ты перестань их одаривать — и они найдут другое оправдание". В Сентине и окрестных деревнях подрастало уже одиннадцать очаровательных малышей с характерными олквинскими чертами — несмотря на редкие визиты, недостаток времени и занятость, юный капитан, по выражению брата, бил без промаха.
— Поедешь на целых два месяца — осенью разоришься, — поддел Ланайон. — Оставайся здесь. Какая разница, где именно портить глаза над книгами?
Бенвор покачал головой, пропуская мимо ушей привычные колкости. Веанрис лишь усмехнулась — иногда ей казалось, что на самом деле ее муж втайне немного завидует брату. Старший Олквин был копией отца — коренастого и грубоватого, а вот младшему достались изящество и изумительная красота матери. Рассказывали, что когда тринадцатилетнего Бенвора представляли ко двору, леди Одилла, супруга принца Майрона, сравнив братьев, пожаловалась фрейлинам: "Какая досадная несправедливость — из этих двоих подле нашего трона торчит самый настоящий солдафон, а сошедшего на землю ангела отправят проливать кровь". Леди Одилла было заикнулась о том, что младшего Олквина можно оставить при дворе пажом, а со временем он мог бы занять какой-нибудь пост в ее личной гвардии. Принц сперва согласился, но разглядев Бенвора получше, тут же передумал. Мальчика срочно произвели в сержанты и отправили служить подальше, на границу. И Веанрис искренне считала, что ее деверю еще повезло…
— Я все-таки поеду, — мягко возразил Бенвор, не желая обижать брата. — И в этот раз, наверное, не ждите меня раньше срока.
— Вот как? — удивился барон. — Ты начал привыкать к тому жалкому местечку?
— Да он там, наверное, наконец-то влюбился, — ехидно предположила Веанрис.
— В кого? — возмутился Ланайон. — В дочку кузнеца? Только через мой труп! Я сам подыщу ему невесту.
— Дочке нашего кузнеца от силы лет семь, — рассмеялся Бенвор.
— Значит, дело вовсе не в девушке? — не отставала баронесса. Юноша слегка растерялся.
— Ну… — протянул он, подыскивая что-нибудь, чтобы избежать расспросов. — Нет, вы меня не так поняли.
— Как же тогда понимать? — тут же полюбопытствовала Веанрис. Острый носик светской львицы безошибочно почуял слабый, но отчетливый запах тайны. Бенвор мечтательно улыбнулся.
— Вы все равно не поймете, — заявил он. — И я не смогу объяснить. Но ехать мне нужно срочно.
Ланайон переглянулся с супругой. Та нервно поерзала, положив руку на круглый живот. Глаза ее загорелись нетерпением.
— Никуда мы не поедем! — заметив это, отрезал барон.
— Не надо! — встрепенулся Бенвор. — Ну, хорошо, хорошо, будем считать, что я влюбился в дочку кузнеца. Все.
Он коротко поклонился даме и быстро вышел из гостиной.
— Только через мой труп! — повторил барон ему вслед и недовольно сказал супруге: — А может, и впрямь женить его поскорее?
— Ланайон! — закатила глаза Веанрис. — Где ты найдешь в столице достойную твоего брата невесту, согласную на Сентин?
— Я и не собираюсь искать согласных на малое. Ему нужна партия с хорошим приданым и со своими землями.
— Верно. Твой брат и сам по себе будет желанным приобретением для любой девицы, и этим нужно пользоваться, — уверенно улыбнулась баронесса.
Бенвор осторожно выбрался на узкую, наполовину разрушенную галерею, обрамлявшую верхушку центральной башни замка. Чистое ночное небо было усыпано крупными яркими звездами. Юноша остановился, плотно прижавшись спиной к шершавым камням, и запрокинул голову. Здесь, на высоте, звезды не колыхались от поднимающегося снизу тепла жилых домов, и ясно мерцали в бездонной пустоте. Непостижимая глубина звездного неба неизменно вызывала у Бенвора странное чувство — чувство чего-то несбывшегося, какой-то странной ностальгии по тому, чего никогда не было. Как чья-то тихая песня в ночи над военным лагерем, как курлыканье улетающих журавлей… Но с недавних пор он видел звезды совсем в ином свете, нежели раньше.