Я подумал: «Как часто в Библии Иисус сравнивается с камнем! Он назван краеугольным камнем, сделавшимся главою угла, верным основанием и камнем, исторгнутым из горы. Даже десять заповедей были записаны на камне, чтобы показать, насколько они неизменны. Один из моих любимых образов Христа — высокая скала в земле жаждущей (Ис. 32:2). Как мой валун выстоял под дождем, ветром, пожаром и землетрясением, неизменный и неподвижный, точно так же Иисус всегда был со мной — надежный, любящий, оберегающий от духовных бурь».

С этими счастливыми мыслями я положил Библию на уступ и залез в свой мешок. Не знаю, то ли земля стала тверже, то ли я привередливее, но довольно долго мне не удавалось удобно устроиться. Наконец я уснул под звуки ручья, что–то рассказывающего мне.

На следующее утро Майк встал с большим трудом. Было забавно наблюдать, как он, глядя заспанными глазами, озирается и пытается вспомнить, где сейчас находится и как сюда попал. А волосы у него были всклочены, как будто он всю ночь расчесывал их взбивалкой!

— Нам надо будет отправиться в путь пораньше, чтобы встретить в городе маму, — сказал я, открыв банку консервов на завтрак.

— Ну, пап, мы же только пришли!

— Знаю, сынок, но отпуск почти закончился. Будем радоваться тому, что смогли здесь побывать.

— Ладно, — вздохнул Майк.

Позавтракав, мы быстренько искупались в озере, собрали вещи и после краткой молитвы пустились в обратную дорогу, оглянувшись напоследок. Когда я покидал поляну перед пещерой, Майк окликнул меня.

— Папа, ты оставил Библию там, на уступе!

— Я знаю, сынок.

Думаю, он все понял, и мы стали спускаться с горы.

— Пап! — заговорил Майк после долгого молчания.

— Да, сынок?

— А ты не жалеешь, что уже не живешь здесь? Мне не нужно было долго думать над ответом.

— Жалею, Майк. Во многих отношениях жизнь здесь была проще. Не было напряжения, стрессов.

— Пап….

Я чувствовал, как извилины в моем мозгу шевелятся.

— Как думаешь, ты когда–нибудь вернешься сюда жить?

— Нет, сын, Бог не призывает нас убегать от этого мира. Иисус сказал, что мы должны идти по всему миру и проповедовать Евангелие.

Мы оба замолчали, спускаясь по тропе. Я думал о своем, а юный Майк, конечно, думал о своем.

Я безмерно благодарен за всех моих детей, а в то утро, когда мы шли вместе с Майком, почувствовал особую близость с ним. Бог через детей открыл нам с Карин многое о Своей любви, а Майк преподал мне один из величайших уроков в моей жизни.

Однажды утром, примерно пять лет назад, когда мы еще жили в Ковело, я обнаружил, что он лежит в своей кроватке и стонет, не мигая уставившись в потолок. Было видно, что с ним случилось что–то серьезное, поэтому Карин схватила его на руки, и мы помчались в ближайшую больницу — за шестьдесят пять километров от дома. Мы ворвались в приемный покой с нашим голубоглазым свертком, и после осмотра молодой интерн, который был тогда на дежурстве, сказал, что опасается, как бы наш Майк не заболел менингитом спинного мозга. Он сказал, что единственный способ проверить это — сделать пункцию спинного мозга, для чего между позвонками Майка необходимо вставить восьмисантиметровую иглу. А позвоночник, как известно, полон нервов, а значит, очень чувствителен.

Майк был в том возрасте, когда уже мог немного разговаривать. Он говорил «мама», «папа» и «банан». «Интересно, — думал я, — что сейчас происходит в его сознании?» Карин вышла из комнаты, сказав, что не сможет на это смотреть. Я стоял рядом, а несколько медсестер держали моего малыша на боку, так чтобы его спина была согнута дугой. Очевидно, процедура причиняла ему страшную боль, потому что Майк начал кричать. Самым печальным было то, что интерн, по его собственному признанию, имел мало опыта по выполнению пункций спинного мозга. Поэтому с разрывающимся сердцем я наблюдал, как три или четыре раза молодой врач вонзал иглу в спину моему сынишке. Только родители могут понять, как больно наблюдать за страданиями детей.

Майк смотрел вверх и то и дело кричал: «Папа! Папа! Папа!» Это разрывало меня на части. Знаю, что он недоумевал: «Почему вы позволяете этим людям причинять мне боль? Разве вы меня больше не любите?» Но в силу его возраста я никак не мог объяснить ему это. Наверное, больше всего я боялся, что Майк может умереть, думая, что я не люблю его.

Как выяснилось, у него и в самом деле был менингит спинного мозга, но, по милости Божьей, пролежав в больнице десять дней, он полностью выздоровел. С тех пор я не могу не вспоминать этот случай, читая, как Иисус висел на кресте и взывал в Своему Отцу: «Боже Мой, Боже Мой, для чего Ты Меня оставил?» (Мф. 27:46). Мне гораздо легче было бы самому испытывать эту боль, чем наблюдать за страданиями моего ребенка, а ведь наш Небесный Отец любил Своего Сына Иисуса гораздо больше, чем я люблю своих детей.

Как Он мог решиться на такое?

Единственный вывод, который напрашивается, — Бог Отец и Христос любили нас настолько сильно, что готовы были пройти это страшное испытание, несмотря ни на какую боль.

Вот почему я сказал Майку, что Бог призывает проповедовать Евангелие. Я чувствую побуждение рассказать всему миру о том Боге, Который так сильно нас любит, и молюсь о том, чтобы читатели этой книги узнали через мое свидетельство, что счастье приходит не от изобилия вещей. Я прошел тяжелый путь и понял, что счастье, которое предлагает этот мир, ненастоящее. Это сплошной обман! Подлинную радость можно обрести, лишь служа Богу и людям. И голова потом не болит, как после пьянки. Я знаю, потому что сам все испробовал!