– В таком случае должен обсудить с вами кое-что.
– Ах да, ну конечно, все мои остальные финансы. Они у меня здесь. – Она достала откуда-то из-за спины огромный потрепанный чемодан.
Я встал, чтобы помочь ей.
– Откройте, – распорядилась хозяйка. – Здесь все мои банковские счета. И еще коробка в оранжерее, где хранятся папины бумаги.
Должен сказать, что я был удивлен. Открыв чемодан, я обнаружил, что он разделен картонными перегородками на ячейки, на каждый год была заведена своя, общим числом за тридцать последних лет. В каждой ячейке находилось по двенадцать банковских уведомлений в порядке поступления, за каждый месяц. Причем все они были даже не распечатаны. Она не открыла ни одного конверта.
– Вы не возражаете, если я…
– Приступайте, – величественно сказала миссис Кэд-Боф, глядя в потолок, словно премьер-министр тори во время обсуждения в парламенте проблем грудного вскармливания. – Я туда ни разу не заглядывала, с тех пор как какой-то клерк нагрубил мне. И не собираюсь смотреть, может, в них тоже одни оскорбления. Я открываю лишь чековые книжки, но больше – ни-ни.
Я распечатал самое последнее уведомление.
– Там все равно несерьезные деньги, так, на булавки.
Ее текущий счет «на булавки» составлял два миллиона девятьсот восемьдесят четыре тысячи фунтов и двадцать пять пенсов.
Оранжерейная коробка «папиных бумаг» с акциями и облигациями добавила к этой сумме еще примерно двадцать миллионов. Это было то, что можно определить навскидку, при самом поверхностном знакомстве с ее финансовым положением.
– А кто здесь платит за электричество? – спросил я, пока она вторично дергала звонок, уже более настойчиво. В прошлый раз Айя Напа была расторопнее.
– Приходит такой человек в фирменной кепке, – пояснила она.
Я понял, что на это у нее существует отдельный дебетный счет. В общем, никаких забот.
– Завещание у вас составлено?
– Там, в чемодане, на самом верху, должна быть карточка адвоката.
– И все это тоже пойдет на собачьи приюты?
– Да нет же! – возмущенно воскликнула миллионерша. – Пансионат для ослов в Корнуолле тоже получит свое!
Вопрос окончательно прояснился. Миссис Кэдуоллер-Бофорт не собиралась тратить свои капиталы ни на что другое, кроме как на животных. Ее полная неосведомленность и даже невежество в финансовых делах служило ей в некотором роде защитой. Она полагала, что денег у нее очень мало, и, соответственно, мало тратила. Поэтому ничуть не беспокоилась о том, что ей не хватит денег до конца дней.
– Слушайте, – заговорил я, – вы что, в самом деле хотите, чтобы я привел в порядок эти дела? – Я полагал, что это не займет у меня больше одного или двух дней, и я буду чист перед ней. Старушка могла и забыть о деньгах, которыми ссудила меня в счет комиссионных, формально забыть, хотя она и на самом деле уже наверняка забыла, что я ей должен. Но я расплачусь с ней: улажу все дела с банком, сделаю из ее жилища надежный приют.
Если за пару дней приведу ее дела в порядок, то после ее кончины будет меньше путаницы, и адвокаты смогут вычислить, если каким-нибудь акулам из «Бумажников» все-таки удастся обобрать ее. Ей нужен порядочный бухгалтер, порядочный юрист и порядочный финансовый консультант. Если первых двух еще можно было как-то сыскать на белом свете, то третий уже был явно сказочным персонажем. Можно, конечно, рассчитывать на помощь Линдси – на кого я мог еще положиться? Внутри она порядочный, в общем-то, человек, неиспорченный, и со временем, я не сомневался, она поймет, что нехорошо отбирать деньги у полусумасшедшей старушки, которой вздумалось на старости лет осыпать золотом брошенных бобиков и шариков и потратить на это больше денег, чем тратится обычно.
Должен сказать в похвалу себе, что я взялся помогать старой леди с некоторой даже горячностью. Я ухаживал за своей матерью последние годы просто потому, что у меня не оставалось выбора. Оказалось, однако, что у меня имеется талант заботиться о людях и даже получать при этом не только материальное, но и чисто моральное удовлетворение. Это я заметил даже по нашим кратковременным отношениям с Пучком. Так что я могу надавать миссис миллионерше кучу полезных советов, после чего перейду на нелегальное положение, уйду в такое глубокое подполье, где меня никакому Коту не отыскать. Пока вся его авантюра не провалится.
Я сидел рядом с ней, с кучей бумаг под ногами и Пучком, который щелкал пастью на муху, кружившую у него над ухом. В горле у меня пересохло.
– У вас, наверное, пересохло в горле, мистер Баркер, – сказала миссис Кэдуоллер-Бофорт. – Сейчас принесут освежиться. – Она снова дернула шнурок звонка, на этот раз не с силой, но выразительно. – Со времени нашего последнего телефонного разговора, мистер Баркер, я решила увеличить штат прислуги, так как Айя Напа одна не справляется. Мне как раз после вашего визита позвонили из агентства по найму прислуги. Хотя не могу сказать, что дворецкий, которого мне выделили, соответствует фамильным стандартам. Это не такой человек, какие служили у моего отца.
Наконец из коридора донесся ответный звонок, и миссис Кэдуоллер-Бофорт довольно улыбнулась сама себе, словно собака, которая точно знает, где схоронила косточку.
Минут через десять раздался громкий стук и дверь распахнулась. В дверном проеме появился сначала серебряный поднос с чайным сервизом, затем кто-то чертыхнулся, видимо зацепившись за порог. После чего за чашками, молочником и чайником я разглядел знакомую физиономию дворецкого Дженкинса – того самого, что служил у Кота.
– Ваш чай, миссис.
– Мадам, – поправила миссис Кэдуоллер-Бофорт, и, судя по всему, ей приходилось делать это не первый раз.
– Какая разница, – буркнул дворецкий, передвигавшийся по комнате как Дживз, наглотавшийся тазепама.
Напряжение, которое постепенно стекало с меня во время этого визита в Чартерстаун, немедленно нахлынуло вновь.
Они, конечно, не станут покушаться на жизнь миссис Кэдуоллер-Бофорт. Ведь тогда деньги пойдут на собачьи приюты, как сказано в ее завещании. Я понял их план: вкрасться в доверие, изменить завещание и завладеть поместьем.
Единственным упущением было то, что Дженкинс в качестве дворецкого, по всей видимости, вряд ли был способен снискать расположение даже какого-нибудь свидетеля Иеговы.
Чай был разлит – скорее, расплескан – по чашкам. Пучок во время этого паралитического церемониала не сводил с Дженкинса глаз. Он смотрел на него как на белку в парке. Так и замер в охотничьей стойке, подняв уши торчком и стекленея взором.
– Чего добивается этот засланный тип? – пролаял Пучок.
Дженкинс посмотрел на собаку.
– Что-то не нравится мне, как он на меня смотрит! – заметил дворецкий.
– Поскольку вы всего лишь слуга, а он наш гость, – заметила миссис Кэд-Боф, прикрывая уши пса, – ваше мнение о собаке не имеет совершенно никакого значения.
Я чувствовал себя так, словно падал в колодец и тьма смыкалась вокруг. Примерно такое ощущение испытывают те, кто пережил клиническую смерть, – темный тоннель, но в конце его брезжит свет. Наверное, именно этот свет и уводит туда, откуда нет возврата. Так что лучше оставаться в потемках.
– Подумаешь, – пожал плечами дворецкий и забросил в рот кусочек рафинада из фарфоровой сахарницы. Подмигнув мне, он развернулся на каблуках, запнулся о ковер и исчез за дверью.
– Похоже, ему придется покинуть нас, – сказала миссис Кэд-Боф.
«Скажите это еще раз», – хором поддержали здравую мысль мы с Пушком.
– И давно он у вас служит? – осторожно поинтересовался я.
– Да с неделю.
– Вы не оставляете ценности без присмотра?
Миссис Кэдуоллер-Бофорт вздернула брови.
– Мистер Баркер, в нашей семье держат прислугу уже в течение двухсот лет. Так что я соблюдаю необходимые предосторожности.
– У меня он не вызывает доверия, – признался я.
– У меня тоже, – ответила она. – Но придется уживаться с ним, пока не нашлось более подходящей кандидатуры. Пожалуйста, к делу.