Я уже привык, что, называя свою профессию, сталкиваюсь с самой разной реакцией – от равнодушной иронии до ядовитого сарказма. Мои собеседники заводят речь о том, куда подевались старые оценщики имущества. Наверное, поумирали со стыда, ехидничают они. Частенько мне говорят колкости, но такой реакции, как у миссис Кэдуоллер-Бофорт, мне встречать еще не приходилось.

– Подождите, – сказал я. – Никто ведь не просит вас продавать свой дом и эти прекрасные земли. Я ведь даже не заикнулся о продаже.

– Нет, – горько отвечала миссис Кэдуоллер-Бофорт, – не заикнулись. Вот именно это и страшнее всего. Именно таким коварным я вас себе и представляла. Вы посланник Рока, предлагающий мне легкий путь исхода – лезвие бритвы в горячей ванне вместо львов в Колизее. Я должна убраться отсюда, мистер Баркер, я сама понимаю. Я ждала этого часа долгие годы, с замиранием сердца думала о нем. Вы всего лишь инструмент, которым эта отвратительная работа будет выполнена.

Она плеснула себе в чашку чаю с той же горячностью, с какой только что изливала на нас боль своего сердца.

– Нам всегда везло, мы были счастливой семьей. И вот на моем пути появился такой человек, как вы. Я счастлива. Честный агент по недвижимости – нечто почти немыслимое, добрый самаритянин в двадцать первом веке. Я видела вас во сне на прошлой неделе. «Судьба в голубом галстуке», – многозначительно произнесла она, будто кого-то процитировала. Глаза ее при этом затуманились, словно взаимодействуя с потусторонними силами.

– Вы видите будущее? – вырвалось у меня. С самого момента появления здесь что-то в ней самой и этом странном доме наводило меня на мысль, что здесь творятся невероятные дела.

– Я читаю астрологический раздел в «Мировых новостях», – продолжала рассказывать старуха, – и время от времени выглядываю в окно. Девять десятых этого поместья в руинах. Мне нужно, просто необходимо что-то сделать, чтобы спасти его от вандалов и сорняка.

– А вы не подумывали о том, чтобы обратиться в Национальный фонд и открыть дом для публики? Ведь многие владельцы поместий и замков именно так и поступают, чтобы получить средства на содержание фамильной недвижимости.

Миссис Кэдуоллер-Бофорт только фыркнула.

– А вы встречались когда-нибудь с так называемой публикой, мистер Баркер?

Я смолчал. Наверное, и без того было ясно, что встречался. Более того, я и сам неоднократно выступал в роли «публики».

– Ну так вот, меньше всего на свете я хочу связаться с компанией «пролетариев», которые липкими пальцами будут лапать мою мягкую мебель, так что благодарю покорно.

– Но это не единственный выход. – Я не терял надежды разубедить ее. – Отчего вам не продать часть земли, чтобы на эти деньги поправить свое положение?

Она уставилась в окно, из которого был виден регулярный сад, давно уже переставший быть регулярным.

– Это место слишком велико для меня, – заговорила она. – Нет, что мне нужно, так это какой-нибудь приют, какое-нибудь современное пенсионерское жилье с удобствами. Мистер Баркер, я хочу, чтобы вы продали это владение, чтобы именно вы занялись оформлением сделки, я поручаю вам провести эту операцию и хочу, чтобы вы сделали все как можно скорее.

– Я мог бы, – ответил я, – но, мне кажется, вам на самом деле не особенно хочется выезжать отсюда.

– Я уже убедилась, – мотнула она головой, вытирая последние слезы, – что мне именно этого и хочется, как бы ни было грустно.

– Но может быть, вашу грусть несколько развеют миллионы, которые вы получите в результате сделки, – предположил я.

Миссис Кэдуоллер-Бофорт была уязвлена.

– Мистер Баркер, попрошу не говорить пошлостей в моем присутствии. Я перееду в приют, а вы должны увериться, что денег будет достаточно, чтобы я могла лет двадцать быть хорошо обеспеченной, хотя сомневаюсь, что мне осталось хоть несколько месяцев. В любом случае на большее я не рассчитываю. Остальные же деньги пойдут на доброе дело.

– Какое, миссис Кэдуоллер-Бофорт?

– На собачий приют, мистер и миссис Баркер. Собаки моя страсть, как вы могли сами убедиться. Когда-то я их рисовала, писала о них стихи. Я жила собаками. И теперь, учитывая состояние моего здоровья и семейное положение, с болью в сердце мне все же придется расстаться с моими любимцами. Но даже когда меня не станет, они должны быть обеспечены всем и ни в чем не знать нужды.

Квартира с одной спальней, лучшая из тех, что можно купить в Восточном Суссексе, обойдется в полмиллиона, даже если сорить деньгами напропалую. При более осторожном выборе такой же флэт можно приобрести и тысяч за сто. В таком случае остается, навскидку, чертова уйма миллионов на содержание собак.

– Вам нужно определить хотя бы примерную сумму, которую вы хотите получить, – сказал я.

– Этим займетесь вы, мистер Баркер. Мне, в самом деле, все это безразлично.

– Но вы ставите меня в неловкое положение, – возразил я. – Доверяй, но проверяй.

– Я и так знаю, что вы честный человек, мистер Баркер, – сказала миссис Кэдуоллер-Бофорт. – Это видно по вашим поступкам и по вашему лицу. Мысль оставить это поместье представлялась мне невозможной, пока не появились вы, такой же невозможный человек. Разве не так? Ведь это же абсурд – честный агент по недвижимости.

Похоже, назревала непростая работенка. Ей нужен был тот, кто сделает за нее все, и, наверное, она нашла такого человека.

– Вы должны понять, – продолжал я гнуть свою линию, – что вам предстоит получить громадные деньги после продажи поместья. У вас есть родственники?

– Собаки – вот все мои родственники, – отвечала миссис Кэдуоллер-Бофорт, обводя рукой комнату. – Они же мои друзья, знакомые, соседи и соотечественники. Мне нужно одно – знать, что все они, их братья и сестры счастливы и что за ними хорошо ухаживают. А все остальные миллионы я намерена потратить на собачьи приюты.

– Вам, в самом деле, предстоит промотать миллионы, – заметил я.

– Да будет так – на собачьи приюты! – воскликнула она, топнув ногой и зажимая уши, словно бы и слушать не желая ни о какой другой перспективе.

Что за черт, подумалось мне, люди проматывают миллионные состояния на куда более глупые вещи – яхты и футбольные команды. Раз ей хочется осчастливить собак, то кто я такой, чтобы отговаривать ее?

– Если вы, в самом деле, так уверены в своем решении, то я могу заняться предварительной оценкой стоимости вашего имущества.

Предстояло еще убедиться, на сколько это может потянуть. До сих пор я с подобными предложениями не встречался. Даже о приблизительной рыночной цене этого поместья можно было только догадываться. Я уже заранее представлял, как распустят слюни девелоперы (так называемые специалисты по развитию) в надежде нагреть руки на сделке, при столь перспективной близости шоссе А23, до которого стоит только проложить дорогу, и тогда деньги польются сюда рекой, прямиком из столицы. Также предстояло установить, кого она видит в вероятных наследниках фамильных земель, то есть это должен быть, как минимум, человек, который с уважением отнесется к наследию ее предков.

– Приходите в любой день после двенадцати, – сказала миссис Кэдуоллер-Бофорт напоследок. – В моем возрасте раньше настроиться на дела не получается, особенно последнее время.

– Мои комиссионные будут составлять… – я хотел назвать один процент. Вообще-то, при сделках они обычно составляют полтора процента, но на этой продаже и один процент был целым состоянием.

Она махнула рукой:

– Это ваше дело. Я знаю, что вы поступите честно и не обманете меня. Я в вас уверена. От вас пахнет честным человеком, – сказала она и при этом как-то по-собачьи потянула носом воздух.

В данной обстановке что-либо уточнять было совершенно неуместно.

– Прекрасно. – Я встал, и тут же раздались первые аккорды Баха в тональности «соль». Это звонил мой мобильник.

Я ответил, в то время пока Люси расспрашивала миссис Кэдуоллер-Бофорт, как в этом доме найти туалет.

– Привет охломонам, – послышался голос Паймена – Пожирателя Пирожков. – Я приподнялся и готов к серьезному разговору. Сам-то как сегодня? Будет Бес и Поющий Детектив тоже.