— Кто такие? — прогудел всадник сквозь фильтры респиратора.

Дверца открылась, на подножку кабины ступил довольный Сенцов:

— А кого вам надо?!

Из кабины «Урала» выглянул водитель по имени Гоча, с усами, как у Буденного:

— Гиви, только не говори, что ты и меня не узнал!

Всадник снял респиратор:

— Узнал, конечно, винная твоя душа! А что здесь русский вертолет делал?

— Премия от оптового покупателя! — прохрипел Сенцов. — Кузов осматривать будешь?

— Давай, открывай шлагбаум, да побыстрее! У меня уж в горле пересохло! — пробасил веселый Гоча.

— Понял! — улыбнулся Гиви. Конь под ним завертелся, отошел от машины. А Гиви вдруг сорвал шапку с головы, поднялся в стременах, выхватил пистолет и начал палить в воздух, заорал во всю глотку:

— Наши! Наши вернулись!

Смеясь, как ребенок, он пришпорил коня и понесся во весь опор к заставе. Вслед за ним поскакали его товарищи.

И вот уже граница, самодельный полосатый шлагбаум. По этой дороге две недели назад они уезжали в Цхинвал. И вот они вернулись.

Когда они въехали на пост, глазам открылось удивительное зрелище. Все бойцы заставы (кроме пулеметчиков на холме) выстроились перед дорогой в одну шеренгу, как на строевом смотре. Построением руководил командир заставы, лицо которого светилось, как после церковной исповеди.

Колонна остановилась. Из своего грузовика вышел Сенцов, поправляя на голове десантный берет с красной звездой. Он с показной важностью, будто генерал, прошелся перед строем, вглядываясь в лица бойцов.

— Господин капитан, личный состав пограничной заставы № 14 для встречи торгового каравана построен! Командир заставы, бывший секьюрити стриптиз-клуба, Махарашвили!

Сенцов улыбался, будто смотрел на своих сыновей.

— Вольно, ребята! — гаркнул старик.

И в тот же миг бойцы сорвались из строя, набросились на старого советского десантника, подхватили на руки, и с криками «Ура!» (по-русски, с жутким акцентом) принялись качать его.

— Эй, хлопцы, вы чего?! Я в воздух уже лет тридцать не взлетал! Поставьте меня, где взяли! — взмолился седой воин.

Порубежники тепло приветствовали вернувшихся, пожимали руки, обнимали, рассказывали последние новости, узнавали, как дела, что в мире делается. Бойцы обошли все машины, и поприветствовали каждого караванщика. Тут же из караулки вышел боец, державший в руках потемневший от времени серебристый поднос с пластиковыми стаканчиками. В каждом стаканчике плескалась темная ароматная жидкость.

Резо первым поднял стаканчик, произнес длинный тост и с наслаждением выпил содержимое. В стаканах оказалось натуральное виноградное вино, разлитое правда «по чуть», грамм по пятьдесят. Но с учетом нынешней дороговизны натурального продукта это было царским угощением.

Стаканы разнесли по всем машинам, чтобы угостить каждого. Передавая стаканчик Сергею и Фэну, пограничник сказал:

— С возвращением домой, ребята!

— Но я не могу! Я же за рулем! — попробовал отказаться Фэн.

— Ты боишься, что тебя дорожная полиция остановит? — засмеялся Сергей. — По чуть-чуть, ничего не будет. Не обижай людей, они нас с раннего утра ждут.

Дисциплинированный Фэн, скрепя сердце, подчинился. Поблагодарил, пробормотал что-то по-китайски, улыбнулся.

А вот у огромного американского тягача они в нерешительности остановились. В кабине, помимо водителя сидели трое пожилых бородатых мужчин в потертых гражданских пиджаках, одетых поверх военной формы. Двое мужчин были в черных арабских повязках, один в серой папахе. Это были не грузины, а неизвестные чужаки. Как выяснилось, вайнахи. Они ехали в Союз договариваться насчет оплаты за нефть. В хвосте колонны было несколько старых автоцистерн, испачканных маслянистой черной жидкостью. В кабинах сидели молодые бородачи в черных и темно-синих одеяниях. У некоторых на головах были черные повязки с арабскими надписями.

За три автоцистерны с нефтью грузины внесли лишь задаток. Основную часть оплаты чеченцы должны были получить уже в Хашури. С тем и приехали.

Отношение к чеченцам среди грузин было немногим лучше, чем к русским. Но гости есть гости. И они услышали добрые, приветливые, по-крестьянски простые слова в свой адрес, и им поднесли по стаканчику вина. Чеченцы сдержанно поблагодарили гостеприимных хозяев, откушали угощение. Старший вайнах через Султана Магомедовича поблагодарил Резо, но попросил не обижаться за то, что водители бензовозов откажутся. Аллах не велит, да и техника безопасности не позволяет!

Попрощавшись с пограничниками, машины взяли курс на Гори.

…Гори, в какой-то степени, можно было назвать братом-близнецом Цхинвала. И через улицы этого города прокатилась огненная волна войны. И в Гори стены были выщерблены кислыми дождями и пулями, многие улицы едва угадывались среди завалов и руин. Также, как и в Цхинвале, текла через город грязно-зеленая, мутная Большая Лиахви, а на улицах детишки в штопаных рубашонках лазали по железным трупам танков и бронемашин. Трещины разрывали на части асфальтовые шоссе, песок заносил фонтан и корни засохших елей у разрушенного Музея Сталина. А над городом нависала темная угрюмая горка с древней крепостью.

Но в Гори жители не вырывали друг у друга изо рта кусок хлеба. Военные и полицейские не смотрели друг на друга с презрением и нескрываемой злостью. Здесь не рубили картины, не стреляли за «деньги» в памятники, не мочились на стены древних церквей, ибо за такие вещи местным олигархам, если бы они появились, вырвали бы и руки, и ноги. Инвалидов здесь не гнали прочь, вышибая из рук костыли, а отцы не торговали дочерьми. Не было фракций и гильдий, не было чужих детей. Может быть, Грузии повезло, что «процесс демократизации», а попросту говоря, разрушения человеческих душ на деньги из Вашингтона и Брюсселя, шел здесь не так стремительно, как в России.

Грохочущие танки и автомашины каравана уже въезжали на улицы Гори. По обе стороны дороги тянулись руины, дома, где отсутствовали стены и крыши. И люди. Вооруженные мужчины в военной форме, женщины, вездесущие детишки, старики, тянулись нескончаемой вереницей вдоль дороги. Ребятня бежала за машинами, с восхищением и завистью глядя на отцов и старших братьев в кабинах и на броне.

— Слава Богу, вы вернулись!

— Молодцы!

— Мы ждали вас!

Конечно, жители Гори ждали караван с товарами, с продуктами, с патронами. Но почему-то у Сергея было впечатление, что возвратись они ни с чем, их встречали бы так же. Некоторые женщины бросали на капоты машин, на броню танков цветки, ветви кипарисов, подносили караваи хлеба, лепешки. Бедные, оборванные женщины несли хлеб сытым караванщикам! Смысл?! Мужчины запрыгивали на подножки автомобилей, жали руки караванщикам, бойцы на крышах стреляли в воздух. Откуда собралось столько людей? После войны от шестидесятитысячного населения Гори осталось от силы тысячи четыре, ну, может, пять. Но было впечатление, что людей гораздо больше.

Машины на медленной скорости подъехали к мосту через речку. Табличка на стене одного из уцелевших домов на набережной гласила «Улица Чавчавадзе». Медленно, боясь веса собственных машин, водители пересекали мост, также заполненный радостными людьми.

Путь каравана закончился на главной городской площади, у здания городской администрации. Позеленевший памятник Ленину рядом с одинокой елью выглядел здесь нелепым, уродливым фантомом. Недалеко от здания застыли навечно два огненно-ржавых троллейбуса и два почерневших «Т-80», один из которых впечатался в стену здания. Площадь была заполнена народом. У здания администрации горели костры, стояли накрытые столы.

Когда машины остановились, люди сомкнулись тесным кольцом вокруг них. От криков, слов, приветствий, от гула «демонстрации» гудело в ушах. Тяжелые армейские грузовики начали раскачиваться из стороны в сторону под напором сотен рук.

Заглушив двигатели, бойцы, водители, торговцы выходили из кабин и тут же попадали в круговорот счастливых людей. Абсолютно незнакомые люди обнимали тебя, хлопали по плечу, поздравляли с возвращением, угощали чаем, свежим горячим хлебом, а то и ста граммами.