Что на поверку оказалось самой большой каменой опорой.

 Колдун взвизгнул от ужаса и, не заботясь о том, чтобы остановить действие притягивающего заклинания, метнулся в сторону, запутавшись в серебряном плаще: бессмертие бессмертием, а провести вечность в форме блина ему вовсе не хотелось.

 Опора с низким грозным свистом врезалась в берег, заставив землю содрогнуться, и не успел Костей возрадоваться, что мимо, как вслед за ней из непреодолимой водной преграды, обозначенной на карте как какая–то «р. Позимь», выхлестнула огромная, выше леса, волна и накрыла его ополоумевшее величество, пологую лысину берега, прибрежные деревья и кусты, неосмотрительно подтянувшихся поглазеть зверолюдей, и с душераздирающим ревом и треском схлынула, унося с собой все приглянувшиеся трофеи.

 Хрипя и отплевываясь, Костей вынырнул в самом фарватере ставшей вдруг к своему удивлению судоходной в отдельно взятом месте Позими, и к нему, словно пираньи к одинокой антилопе, во всех сторон тотчас же устремились все жертвы мини–цунами: телеги, солдаты, доски, кони, ветки, клочья камыша, контуженая рыба… Тяжко хлюпая и кряхтя, по дну к нему ползла старая знакомая — резвая опора.

 - Что?.. что происходит?!.. — растеряно выкрикнул колдун, краем глаза заметил розовый свет из района его груди, пробивающийся сквозь мутную жижу, еще несколько минут назад бывшую речной водой, и тут до него дошло. — Камень!.. Ах, чтоб тебя!!!

 Мгновенное усилие воли — и источник силы погас.

 Вода спала.

 Вернувшееся к своим повседневным обязанностям течение понесло вниз всё, что ранее рвалось к Костеевой персоне, и он с облегчением сплюнул еще раз набившуюся в рот песчано–водную смесь, ароматизированную донными отложениями, и уже собирался гордо левитировать на дорогу, где метались, выглядывая повелителя среди обломков, советники и офицеры, как вдруг…

 Почти перед самым его носом всплыли и заполоскались на воде длинные седые спутанные волосы.

 - Ах, вот ты где!!! — Костей обеими руками ухватил забитые водорослями космы и взмыл в воздух — не столько от магии, сколько от радости.

 Спустя несколько секунд он приземлился среди восторженно приветствующих его подданных на левом — ближнем к Лукоморью — берегу. В руках его медленно приходила в себя патлатая, вымазанная илом и ряской старуха с зеленым лицом.

 Торжествующе ухмыляясь, колдун бросил ее в грязь себе под ноги, и ее стошнило илом.

 С хрипом хватая воздух ртом и задыхаясь, она лежала на боку, скрючившись и бессильно царапая длинными когтистыми пальцами землю.

 - Значит, шутки шутить надо мною вздумала, старая карга? — склонился он над ней, оскалив в недоброй усмешке оба зуба.

 Она с трудом разлепила зеленые, как кувшинки, глаза и уставилась на него затуманенным взглядом.

 - Но, как видишь, в вашей глуши нет никого, кто бы мог сравниться со мной в магической силе и умении ей управлять, — не прекращая лыбиться, высокомерно продолжил он, поправляя одной рукой на груди Камень.

 Взгляд старухи стал осмысленным, и мысли эти были не из приятных.

 - Ага, дошло, кто я, — хохотнул Костей и выпрямился. — Раньше надо было думать, старая селедка! Теперь тебе остается только полагаться на мое милосердие. Которого нет, не было и никогда не будет! Ха–ха–ха! Ну, и что мне, по–твоему, с тобой теперь делать?

 - Хоть что… — еле слышно пролепетала старуха, и тут же в голову ей, кажется, пришла ужасная мысль, и она затряслась: — Только… не бросай… меня… в воду…

 - Может, мне повесить тебя вон на той осине, а?

 - Повесь меня… на той осине… Только… не бросай меня… в воду!..

 - Или мне лучше отрубить голову?

 - Отруби… Только не бросай меня… в воду!..

 - Нет… Пожалуй, я привяжу тебя за своим конем и пущу его вскачь по лесу — через бурелом и буераки!

 - Да… привяжи… привяжи за конем… только не бросай меня в воду!..

 - А может…

 - Да… что угодно… только не бросай меня в воду, пожалуйста!..

 И тут Костей не выдержал.

 - Да ты что, старая хрычовка!? Думаешь, что я не слышал эту сказку: «Только не бросай меня в терновый куст!», да? Ты меня вовсе за дурака принимаешь? Надеешься, я подумаю, что страшнее воды для тебя ничего нет, и брошу тебя в твою реку, да? Не выйдет!!! Ты выставила меня посмешищем перед всей моей армией, и хочешь, чтоб тебе сошло это с рук?!..

 Старуха неловко завозилась на земле, закрывая руками покрывшееся высохшей трескающейся бурой коркой лицо, на обступивших ее советников и офицеров пахнуло смрадом разлагающихся без воды водорослей в ее волосах, и колдуна осенило.

 - Ага, водяная тварь! Ты сохнешь!!! Без своей воды ты скоро превратишься в засохший комок грязи! А ведь это замечательная мысль, хорь тебя задери! Так я и поступлю. С одной стороны, «скоро» — это недостаточно хорошо, когда речь идет о смерти такого презренного существа, как ты… Но, с другой, мне некогда ждать, и поэтому мы остановимся на этом варианте. Я прикажу привязать тебя к дереву рядом с рекой, чтобы ты, засыхая, могла кинуть на нее прощальный взор — видишь, я не так уж и жесток… И к тому времени, как последний из моих солдат пройдет мимо тебя, ты превратишься в могильную пыль, жалкая карга.

 На лице старухи отразилась целая буря эмоций, но колдуну они были уже не интересны.

 Он рассмеялся еще раз — почти добродушно — своей остроумной затее, бросил несколько слов терпеливо ожидающему за его спиной приказаний Кирдыку и принялся — в последний раз — за починку моста.

 Хорошее настроение царя продержалось ровно два часа после того, как армия снова тронулась в путь.

 Наткнувшись на очередной завал, он снова захотел раскидать его — как всегда — при помощи магии, и взгляд его машинально упал на Камень.

 Талисман силы снова стал бледно–розового цвета.

 

 

 

 Когда последний солдат из арьергарда проходил мимо прикрученной к вековому дубу старухи, голова ее была низко опущена на грудь, тело дрожало неконтролируемой мелкой дрожью — печальный признак агонии, а искаженное иссохшее потрескавшееся лицо закрывали грязные зловонные волосы.

 Замыкающий арьергард медведечеловек выкрикнул в адрес умирающей что–то унизительное и обидное, и с ржанием, характерным, скорее, для лошади, чем для медведя, скрылся за поворотом.

 Старуха осталась одна.

 Едва затихли последние звуки марширующей армии, она в последний раз икнула, хрюкнула, веревки, удерживающие ее, развязались, и пленница рухнула на все еще мокрую после цунами местного масштаба землю.

 Из–за опоры моста тут же вынырнула другая старуха — тоже со спутанными длинными космами, зеленым лицом и маленькими, похожими на рыбьи, глазками и, тоже сотрясаясь от хохота, вылезла на берег и повалилась рядом с первой.

 - «Повесьте меня уже хоть на чем–нибудь…» ик… ик… ха–ха–ха!.. «Только не бросайте меня в воду!…» Ха–ха–ха!..

 - А он… он говорит… ик… ик… «ты меня вовсе за дурака принимаешь?«… ха–ха–ха!..

 - А ты–то… ты… «Да… что угодно со мной делайте… только не бросай меня в воду, пожалуйста!..» ха–ха–ха!.. ик… ик… ик… Ох, не могу… Ох, помру молодой…

 - А он… «Думаешь, я эту сказку не слышал?..» ха–ха–ха… ик… ик…

 - Как меня этой волной–то смыло из–за кустов, где я за его спиной пряталась… ха–ха–ха!… так мне не до шуток тогда, поди, было… ха–ха–ха!.. ик… Думала — утону к лешему, только пузыри от меня и останутся!.. ик… А он меня спас, выходит, героически!.. Ха–ха–ха!!!..

 - Ох, матушка ты моя Обдериха… Насмешила… Сто лет я так не смеялась, поди, ежели не больше… с тех самых пор, как пьяный купец полез… ха–ха–ха!… а там сети… ха–ха–ха!…а медведь сзади… ха–ха–ха!… а в сетях муж мой покойный запутался… ха–ха–ха!… хотя, нет… всё одно не так смешно… ик… ох… ха–ха–ха!..

 - А уж я–то сколько так не веселилась, матушка Позимь… Ой, не могу… в груди колет и живот болит… ох, нельзя же так под старость лет… ха–ха–ха!… ох… ик…

 - Ладно, подруга… иди, умойся… а то тебя и впрямь можно со мной перепутать — вон сколько илу да грязи на себя нацепляла, пока купалась… Все волосы вон, водяной травой засадила — у меня в реке, небось, меньше.