- Ты чего?! — подскочил к нему с вытаращенными глазами главный распорядитель.
- Настваиваю, — с трудом прошевелил сведенными судорогой губами волшебник, и придворный удовлетворенный объяснением, сухо кивнул. Кто их знает, с этими народными инструментами, когда они играют, а когда настраиваются. Для рафинированного слуха звучит все равно одинаково противно. Кто в наше время эту музыку для пастухов слушает, кроме других таких пастухов? Непонятно, с чего король взял, что его деду будет приятно это услышать. Лучше бы скрипачей пригласили, или флейтистов, или балалаечников, если уж экзотики захотелось…
Тем временем специалист по волшебным наукам, ободренный возможностью совершить вторую попытку, снова сложил губы в сложную неприличную фигуру и стал медленно нагнетать воздух из груди в мундштук.
В утробе рога что–то заклокотало, как в грудной клетке чахоточного больного в последней стадии, закряхтело, и вдруг, когда маг уже синел от натуги, расставаясь с последними миллилитрами запасенного воздуха, из треклятого инструмента экзотической пытки раздался тихий, но чистый звук.
- Как это у тебя получилось? — тут же донесся до него испуганный шепот Иванушки. — Я стою дую в эту несчастную трубу уже полчаса, и все зря! Хоть бы пискнула! Скорее меня разорвет по швам! И дырок на ней никаких нет, не как на твоей!
- Не внаю, как повучивось, — тихонько ответил ему чародей, почти не шевеля закаменевшими губами, — но я так довго не пводевжушь…
- Но у тебя хоть что–то получается! Попробуй еще раз — выйдет совсем хорошо!
- Тветьево ваза не вудет, — старательно массируя искаженные зверской гримасой губы, покачал головой Агафон. — У веня, кавется, анатомия не подходящая…
- Что?..
- Гувы, гововю, отвавятся.
- Но ты должен!.. Ты обязан!.. Хоть ты…
Кресло на колесах с подслеповато щурившим слезящиеся очи именинником было установлено в центре, пажи поднесли к уху старика слуховую трубу, похожую на граммофонную, двор занял остальные посадочные места вокруг него — в строгом согласии с табелем о рангах — и Дуб Третий торжественно махнул рукой начинать.
Высокая, пронзительная нота прорезала воцарившуюся на мгновение ночную тишину и, пройдясь всем по ушам, свалилась в нижний ряд звукоряда и замерла в непосредственной близости от диапазона инфразвука.
Быстрый набор воздуха в грудь, разлепленные на секунду губы и — опять: ровный короткий звук, за которым тут же последовала кавалькада разновысоких, скачущих нот, замыкаемая плавным переходом от верхней ноты обратно к самой низкой.
Оркестр, только сейчас слегка отошедший от ужаса, вызванного мысленным созерцанием своей предсказуемой судьбы, почти потерявшими управление руками поднесли к губам свои рога и рожки и автоматически грянули свою мелодию, впечатанную в мозг долгими годами практики и репетиций, еще надеясь заглушить соло на втором роге…
Но напрасно.
Единственное, что могло заглушить соло на втором роге, это соло на первом роге, а из первого рога Иванушка до сих пор мог извлечь приблизительно столько же звука, как из гнилого бревна.
Агафон же, вдохновленный светлым образом незнакомой лукоморской царевны, ради которой он так мучался и мучил столько ни в чем не повинных людей, набрал полную грудь воздуха и снова завел свою безжалостную импровизацию — на этот раз рог печально гудел и жаловался на жизнь, как ревун маяка в тумане.
И перед тем, как запас воздуха в молодецкой груди почти иссяк, в джазово–блюзовую тему, исполняемую в первый и, судя по всему, в последний раз на втором горном роге, вдруг вплелся громкий торжественный речитатив:
- Ай, да не в далеком краю, не в чужой земле, а в горах–то все наших, анталовских, жил да был богатырь, да силен–могуч, по прозванью известный как Дуб–молодец…
От неожиданности чародей чуть не проглотил мундштук, но пришел в себя, решил, что помирать — так с ораторией, и истерично втянул в грудь новую порцию воздуха.
К такому же решению, похоже, пришли и музыканты наверху, и героически выдумываемая Иванушкой на ходу былина о доблести, славе и подвигах старого короля приобрела искусную духовую аранжировку в народном стиле.
И даже Агафон, то ли сориентировавшись, то ли слишком быстро растратив и так небогатый запас сил, стал гудеть только в самых драматических местах, или когда по тексту требовалось изобразить звуки грома, камнепада, наступающих или бегущих орд врагов и демонов или знамения свыше.
Литературно–музыкальная композиция понеслась, как тройка бешеных коней на допинге…
Когда смолк последний звук оратории, в данном отдельно взятом уголке дворцового сада воцарилась мертвая тишина.
Придворные, всегда готовые как аплодировать, так и свистеть сразу, как только узнают свое мнение, не сводили глаз с короля.
Король, покраснев и нахмурившись, ел грозными очами Дуба Первого.
А царственный старик, прикрыв синеватые веки, обмяк в своем кресле и, похоже, заснул.
Музыканты во главе с солистом и второй забыли дышать.
Прошла минута, и король, не дождавшись реакции от деда, недовольно прочистил горло и изрек тоном, не предвещавшим ничего хорошего:
- И что это, по–вашему, было? Кто это, я спрашиваю, придумал?!..
- Вот–вот, Дубочек, — перекрыл вдруг гневную тираду повелителя чуть дребезжащий, но все еще звучный и властный голос, при одном звуке которого становилось совершено ясно, что для его обладателя водить атаки на армии демонов и орды кочевников — поднадоевшее развлечение перед ужином.
Это старый король разлепил мечтательно затуманившиеся очи и раздвинул в довольной улыбке беззубый рот.
- Найди того, кто это все придумал и награди его от меня. И от себя. И пусть они исполняют это в городе и по всей стране — народ должен знать свою историю.
И, с усилием приподняв исхудалые подагрические руки, три раза прикоснулся ладонью к ладони.
- Браво, браво!.. — со всех сторон на белых от только что пережитого стресса музыкантов обрушились одобрительные крики и аплодисменты. — Бис!..
- Благодарю, благодарю, — с горделивой улыбкой, полной достоинства, раскланивался король. — Я рад, что вам понравилось… Все, как и было запланировано… Мой маленький сюрприз, я вижу, удался…
- Браво!..
- А теперь военно–исторический клуб Атланик–Сити имени Дуба Великого у пруда в западном конце сада воспроизведет историческое сражение, когда гордые племена атланов под предводительством моего гениального деда окончательно разбили дикарей, рассеяли их орды и изгнали в степи. Граф Самшит покажет дорогу. Прошу!
Легким жестом отправив старика и гостей к новому развлечению, король поманил Ивана пальцем.
Осторожно уложив свой гигантский рог на помост, царевич, не мешкая, подошел к монарху атланов, опустился перед ним на одно колено и склонил голову.
- Хоть я и не помню, чтобы заказывал такой номер с повествованием, но он, кажется, произвело на моего деда благоприятное впечатление, — с любопытством рассматривая Иванушкину бурку и папаху, проговорил король. — Не лишним будет добавить, я полагаю, что за сегодняшний вечер это первое выступление, которое понравилось старику. И я считаю, что это требует особого вознаграждения.
Король остановился, испытующе уставившись на Ивана, но тот, согласно этикету, молча ожидал, пока к нему напрямую не обратится старший по возрасту и положению. Придерживался бы он и дальше этикета, если бы Дуб Третий повернулся уходить — неизвестно, но такому испытанию его хорошие манеры в этот вечер не подверглись.
- Ты можешь попросить у меня, чего хочешь, музыкант. Только скорее. У меня мало времени — меня ждут гости, — благодушно закончил правитель страны атланов и потянулся за кошельком.
- Ваше величество, — поднял голову царевич и встретился с королем глазами. — Слухами земля полнится, что есть у вас демон горный, что будущее предсказывает. Так не мог ли я ему один вопрос задать? Для меня это вопрос жизни и смерти. Моей и человека, дорогого мне. На это — моя последняя надежда.