- Ну, да, каждый день, а что? — криво усмехнулся Иванушка. — А вообще–то, я и сам испугался — будь здоров! И такую штуку мне самому ни в жизнь не выдумать.

 - А кто тогда ее выдумал? — настороженно уставился чародей на него.

 - Супруга моя как будто подсказала мне. Не успел я подумать, что бы на моем месте сделала она, и — р–р–раз! Сразу придумалось, — пожал плечами царевич.

 - Наверное, ты ее хорошо знаешь, — понимающе кивнул Агафон.

 - Еще как, — подтвердил Иван. — Ну, давай, разоблачаемся, да я пойду лопаты в сарайках поищу, а ты… кости… собери… Ладно?

 - Боишься? — кивнул чародей на черепа.

 - Не хочу, — поежился Иванушка.

 

 В процессе поиска шанцевого инструмента в одном из чуланов было найдено несколько почти не затхлых костюмов, богато украшенных золотым и серебряным шитьем и драгоценными камнями и целый склад шапок, шлемов и сапог.

 Переглянувшись и не обмолвившись ни словом, приятели выбрали только по паре обуви, а остальное отнесли, чтобы закопать вместе с черепами. Старую же одежду свою они решили попробовать отстирать подручными средствами.

 То, что у них получилось, приняли бы не на всякую свалку, как сказала бы царевна Серафима. Результат (вернее, его отсутствие) менее бросался в глаза у Агафона, так как и до купания в болоте его балахон был неописуемого серого — местами бурого — местами черного цвета. Ивановы же синие кафтан, рубаха и штаны стали пятнистого грязно–черного цвета больной пантеры. Повторная стирка только усугубила цветовую гамму, наводя теперь на мысль, что пантера уже две недели как сдохла, поэтому предпринимать третью попытку царевич не стал, а покорно развесил одежку, еще несколько дней назад бывшую последним воплем лукоморской моды, под крышей старухиного дровяника, рядом с уже почти стекшим нарядом волшебника.

 Сначала Иванушка волновался, не нагрянет ли вслед за этой бедой сразу же другая. Но чародей успокоил его, авторитетно разъяснив, что, скорее всего, о гибели этой беды царь или его помощник Чернослов уже знает и еще одну, а то и две беды уже высланы к месту их нахождения, но прибудут они не скоро, не ранее, чем через день, а если погода по дороге будет нелетная — то и позже, и что до этого момента они могут мыться и спать спокойно.

 

 После трех часов в бане, отшкрябав, наконец, с себя всю болотную и прочую грязь, завернувшись в лоскутные одеяла, приятели коротали вечер перед растопленной Агафоном лукоморской печкой за столом, за настоящим теперь чаем с сухарями, но, правда, без заварки. Агафон, как почти выпускник высшей школы волшебных наук и обладатель «зачета» (хоть и с седьмой попытки) по травоведению, предложил было заварить какие–нибудь травки из запаса Бабы–Яги, но Иван замахав руками, отказался, чем обидел чародея немеряно.

 - Я, между прочим, действительно готовился к этому зачету! — возмущенно выговаривал он царевичу, не силах успокоиться даже за столом. — Я три ночи и три дня писал шпаргалки! Я изобрел шесть новых способов и четыре новых места для их заначивания и быстрого и незаметного извлечения! Вся школа была мне благодарна!..

 - Послушай, Агафон, — остановил поток его пылкого красноречия царевич. — Если уж ты сам пошел в эту школу магии, почему бы тебе было не учиться, как все? Зачем писать шпаргалки, что бы это ни было, мучиться в ожидании, что тебя в любой момент выгонят за невыученные уроки?..

 Волшебник опустил глаза, помолчал, помялся и, наконец, выдохнул:

 - А кто тебе сказал, что я ПОШЕЛ в эту школу?

 - А разве?..

 - Нет. Меня нашла беда на мельнице у приемных родителей, в Сабрумайским княжестве, когда мне было уже пятнадцать лет, и отвезла к Костею. Это был единственный раз, когда я был в его царстве и видел его. И я поклялся себе, что второго раза не будет. Он сказал, что я — сын его давно пропавшей дочери, что со следующего дня я буду учиться в самой лучшей высшей школе магии, которая находится в какой–то Шантони, и что когда я ее закончу, он заберет меня к себе, потому что у него на меня уже есть большие планы. Меня никто не спросил, хочу ли я быть мельником, или волшебником! Никого не интересовало, есть ли у меня способности к чародейству! Никто не задавался вопросом, может ли случиться так, что я не захочу возвращаться в это костяное царство и жить там! Я надеялся, что до окончания школы у меня еще есть время, и я успею что–нибудь придумать, чтобы не оказаться там снова!.. Иван, ты там был хоть раз?

 - Нет.

 - И, я надеюсь, никогда не будешь. Это не просто кошмар. Это — тихий ужас. Я не хочу это рассказывать, я не хочу это вспоминать, но в одном я уверен совершенно точно — если бы на всем Белом Свете не осталось больше других мест, где можно было бы жить, я покончил бы жизнь самоубийством. Поверь мне, Иванушка — ты бы поступил точно так же.

 - Какие страсти ты рассказываешь… — впечатлившись помимо воли, проникшись жуткой атмосферой таинственного, не поддерживающего связи с внешним миром царства, покачал головой царевич. — Никогда бы не подумал… Ну, а люди? Как же люди? Неужели им нравятся такой правитель с такими гвардейцами? Или, может, он добр и справедлив по отношению к ним?

 - Там нет людей, царевич, — тихо проговорил чародей. — Там живут одни чудовища. И он ими правит. Умруны — это самые близкие к людям существа его царства.

 - А сержанты? И другие офицеры, наверное? Откуда тогда они берутся?

 - Не знаю. Может, они из других государств. А, может, люди там все–таки есть — я же пробыл в этой стране всего один день. Но я их не видел.

 - М–да… — хмуро покачал головой Иванушка, и, вспомнив, наконец, что вода в его кружке остыла, быстро допил. — Если бы там был хоть кто–то, нуждающийся в помощи, можно было бы спланировать военную экспедицию, спасательный рейд или гуманитарную акцию и выжечь скверну огнем и мечом…

 - Нет. Даже если бы вся лукоморская армия отправилась бы туда, она бы там и осталась лежать. Армия Царства Костей не просто огромна — она громадна. А сам Костей обладает неограниченной волшебной силой, хоть нас в школе и учили, что такого не может быть. Если они на кого–нибудь нападут — эта страна обречена. Удивляюсь, почему они до сих пор это не сделали, — угрюмо произнес Агафон и тут же поспешно сплюнул по лукоморскому обычаю три раза через левое плечо. — Только б не сглазить…

 Царевич, с сочувствием поглядев на сникшего и нахохлившегося волшебника, решил перевести разговор на что–нибудь более приятное для него.

 - А помнишь, Агафон, ты, когда мы только познакомились, говорил, что писал курсовую работу — это работа в конце года, я правильно понимаю?

 - Да.

 - Вот, писал курсовую работу по похищенным Змеями царевнам?

 - Да.

 - И что в ней говорилось, если, конечно, это не какой–нибудь профессиональный секрет?

 - Вообще–то, честно говоря, я списал ее из разных книжек, уже написанных за много лет до меня… Из малоизвестных. Чтобы магистры не поняли, что я списывал. Но, по–моему, они все равно как–то догадались. И это была не очень… хорошая… курсовая. Я получал за нее тройку, если честно. С двумя минусами, если совсем честно, — добавил чародей, немного подумавши. — В ней была обоснована революционная теория, что среднему Змею средний человек может срубить все головы и без меча–кладенца, и без шапки–невидимки, и без доброго коня, и вообще не будучи героем.

 - Интересно. Это как? — подался вперед Иванушка, и приготовился бы конспектировать, если было бы чем и на чём.

 - При уникальном стечении обстоятельств, — неохотно пояснил маг. — Если Змей давно и смертельно болен, если он нарочно или невзначай съел снотворное и оно успело подействовать, или — что предпочтительнее — если он уже сдох.

 - М–да… — разочарованно протянул Иван и откинулся на спинку стула. — Не очень практично.

 - Угу… Вот и магистры сказали то же самое… Да и если совсем–пресовсем честно, то и я сам так думаю. Вот видишь — волшебник из меня никудышный…

 - Но ты хотя бы можешь научиться обращаться с магическими предметами Ярославны! — попытался найти в черном белое царевич.