Еще раз подчеркнем: не воспользоваться им как неким приспособлением, не применить его как инструмент, не интерпретировать как готовый ответ, а именно апробировать, причем непосредственно на себе.

Этическое знание представляет собой ту разновидность знания, которое совсем не случайно относят к области «политики» и «практического разума»: оно не терпит безучастности. Это знание, которое можно понять и даже просто воспринять только в том случае, когда существует готовность пропустить его через себя, сделать своим сугубо «внутренним» достоянием.

Говоря иначе, этика предоставляет некие жизненные правила или полезные руководства исключительно при одном условии: если эти правила и руководства станут неотъемлемой частью вас самих и вашего способа существования. Более того, по-настоящему они подействуют только тогда, когда вы сумеете организовать вокруг них весь ваш мир.

В то же время организация мира в соответствии с некоторой суммой представлений, которые стали частью вас самих, и есть то, чем занимается этика «на практике» и «в теории».

Этика охватывает весь массив человеческих действий и мотиваций, однако рассматривает их под особым углом зрения: ее интересует, каким образом нечто может превратиться в жизненную стратегию, да и просто приобрести стратегическое значение.[25]

Этос и есть такая жизненная стратегия – жизненная стратегия par excellence. Говоря иначе, этос представляет собой процесс придания поступкам и принципам системности, в силу чего они становятся способами осуществления выбора. В буквальном выражении этическим является поведение, которое само себе предоставляет цель и смысл. Сделать это можно только одним способом: связав с определенными смыслами и целями весь порядок своего повседневного существования.

Происхождение понятия этоса связано с древнегреческим словом ethos, которое обозначает «обычай», «обыкновение», «привычку»; впоследствии это слово приобрело дополнительные смысловые оттенки – душевный склад, характер, а также нрав, даже «норов», с чем и связано происхождение слова «нравственность».

Обычаи представляют собой способы систематизации действий и упорядочения деятельности в целом, они основаны на автоматическом восприятии «как должного» передаваемой из поколения в поколение схематики поведения. Легитимность обычаев строится на сакрализации самой преемственности практики. В смягченном варианте они предполагают наделение нравственным значением привычки, возведение в ранг нравственного служения разнообразных «привычных дел». Под углом зрения обычаев этическим эталоном является рутинное, будничное существование. При этом этика обычаев является своего рода протоэтикой, основанной на культивировании повторений и повторяемости. При более детальном рассмотрении она позволяет понять, что подоплеку протоэтики неизменно составляет эстетизация обыденного, даже обывательского существования.

В течение достаточно долгого времени исследования нравственности не подразделялись в особую дисциплину. Благодаря обычаям устои представали достоянием природного порядка вещей (по определению вечного и незыблемого), а потому интерпретировались в духе классической античной натурфилософии. Благодаря традициям установления они казались воплощением космологических законов, проецирование которых на полисную жизнь открывало возможность создания многочисленных теорий «естественного права».[26]

Обычаи выступали наиболее важными социальными регулятивами в условиях общинного бытия, когда система всеобъемлющих административных и юридических предписаний находилась в зачаточном состоянии. Традиции были предпосылкой социального воспроизводства и главенствующей формой его осуществления.

Впервые обособление нравственной философии произошло в работах Аристотеля, который и назвал свои исследования этикой, вынеся соответствующее понятие в заглавие своих произведений («Большая этика», «Никомахова этика», «Эвдемова этика»).

И до Аристотеля огромное количество философов занималось этической проблематикой, однако именно Стагирит выделил рассуждения об этике в отдельную рубрику. В результате она превратилась в совершенно самостоятельную философскую дисциплину, посвященную анализу принципов человеческой деятельности, которые были поняты как нравственные принципы. Нравственные принципы – поведенческие установки, доказывающие свою общезначимость. Любой нравственный принцип представляет собой программу валидизации убеждений; при этом она соотносится с системами оценки, позволяющими воспринимать (или не воспринимать) нечто как ценность.

Основанием для обретения этикой предметной автономии стало начавшееся с Аристотеля постепенное превращение этической теории в сравнительное исследование этосов, сопоставленных с социокультурными и политическими условиями существования. (Для сравнения: непосредственный предшественник Аристотеля Платон, как и его учитель Сократ, не пошел в данном вопросе дальше простого выведения этической общности представлений из общности полисной, политической.)

Обособление этической проблематики от проблематики общефилософской не могло не быть связано с обсуждением обычаев и традиций, которые в результате превращались в предмет конструирования. Одновременно предметом конструирования становился и сам этос. Спецификация этики, превращающейся в отдельную познавательную дисциплину, оборачивается при этом универсализацией этической проблематики. Иными словами, по мере того как этика обретает автономию, формируются этические универсалии, соотносящиеся с наиболее комплексными и всеохватными системами оценки.

Берясь за конструирование обычаев, мыслители фактически брались и за конструирование этосов. Говоря по-другому, мыслитель выступал в роли существа, ответственного за самую возможность коммуникации и взаимопонимания, а значит, притязал на осуществление миссии главного действующего политической жизни, ведающего практикой «совместности» (греки называли последнюю синойкизмом).

Наделенная этическим предназначением, политика превращалась благодаря философу не только в универсальный способ существования, но и в универсальный способ организации того, что Аристотель называет «общением»,[27] то есть системой взаимодействия людей друг с другом и с богами. (В рамках подобной постановки вопроса последних, несмотря на все их непредсказуемое в проявлениях могущество, можно о чем-то просить, с ними можно даже о чем-то «договориться».)

Превращение политики в универсальный способ существования не является неким одномоментным актом. Напротив, это процесс, который связан с познанием, причем именно с познанием этическим. Этическое же познание в рамках античного подхода выступает познанием, которое способно видоизменять и в каком-то смысле «производить» этос, то есть, по сути, производить человеческую идентичность как идентичность «политического животного» (Аристотель).

Об этой функции этического познания во времена Античности рассуждает французский философ Мишель Фуко: «Ethopoieien значит творить ethos, преобразовывать ethos, манеру бытия или способ существования индивида. Ethopoios – это нечто, способное преобразовать образ жизни человека, трансформировать его ethos... Познание полезно лишь в том случае, когда оно имеет какую-то форму, когда оно функционирует таким образом, что оказывается способным производить ethos. Познание мира представляется чрезвычайно полезным; оно может создавать и вести к познанию других людей и богов. Именно так должно характеризоваться познание, полезное для человека. Следовательно, вы видите, что критика бесполезного знания вовсе не отсылает нас к валоризации другого знания и другого содержания, которое было бы познанием нас самих и нашего внутреннего мира. Она отсылает нас к другому функционированию того же знания внешних. На этом уровне самопознание вовсе не находится на пути к разгадке тайны сознания. Такое толкование своего «я» получит развитие впоследствии, в эпоху христианства. Полезное познание, познание, затрагивающее проблему существования человека, – это тип относительного познания, одновременно утверждающий и предписывающий, способный произвести изменение в способе бытия субъекта...».[28]