Суд и казнь? Пускай.

"Я попрощаюсь с Вербеной и Рони… и спрошу Касси, зачем он предал меня. Последнее желание, верно? В нем не отказывают даже убийцам… а еще скажу Элоизе, что я не виноват. И матери тоже".

Темнота не отпускала его, и Целест был спокоен, словно шел на обычную тренировку с Тиберием или Декстрой. Нейтрасеть — мелкая помеха. Он почти привык.

А на улице ранняя весна вылупилась в раннее и жаркое лето — Целест вновь зажмурился, заморгал — я просидел в камере несколько месяцев? Или апрель похож на июль? Или…

— Простите. Какой сейчас месяц и день? — спросил он у стражей, которые оказались ребятами его возраста или младше даже; один длинный, белесый с веснушками даже на ушах, второй — коренастый, смуглый и низколобый, похожий на орангутанга.

Ему не ответили.

Из фургона с решетчатым окном Целест вспоминал улицы и переулки Виндикара — его везли какими-то богом забытыми закутками, изредка выруливая на более-менее крупные. Виндикар воспринимался больным и иссохшим; этой весной Виндикар завял, не успев созреть. Поникшие деревья, блеклые дома и затаившаяся тишина, похожая на дворнягу с поджатым хвостом — дворнягу, которую только что окатили кипятком.

— Что случилось? — Целест уставился в спины стражников. Под мышками обоих расплывались темные пятна пота.

— Ничего. Ты слишком много болтаешь, парень.

— Я молчал несколько… недель, — в глаз настойчиво лезла прядь волос, но связанный Целест не мог убрать ее, и приходилось дуть. Забавно. — Сигареты не найдется?

— Если это тебя заткнет.

Сигарету ему сунули в рот, пробурчав — пепел пусть на пол падает, черт с ним. Целест благодарно улыбнулся.

Он едва не проглотил окурок, когда понял — везут-то не куда-нибудь, а в Цитадель. С чего бы? Гомеопаты добились права судить мятежного Магнита по своим законам? Разве были прецеденты…

— Чего вытаращился? Дом родной не узнаешь? — коренастый страж оглянулся, видимо, почуяв изумление пленника. — А вот… так задумано. Потом поймешь. Или нет.

Целест пожал плечами.

Графитовый забор, словно выточенный из мрачного осеннего облака, и черный нарост-башня. Неприветливое, выстуженное даже в раннюю жару место; таращился дуплом старый ясень и растрепанными космами торчали кусты в неухоженном саду. Целест вздохнул — он соскучился по Цитадели, соскучился по Рони… и по Вербене, конечно.

"Мы просто хотели уйти из города, из Эсколера, в Пределы — а вон чего получилось", — Целест ощутил гадкий комок в горле, и закусил губу — еще недоставало слез на виду стражей… и прочих.

"Прочих" хватало. Вывалившись из фургона-мобиля, Целест с изумлением различал в пустынном обычно, не считая нескольких отдыхающих после или перед дежурством, Магнитов или прогуливающихся теоретиков-ученых, саду при Цитадели толпы народа. Людей.

"Люди… то есть, обычные люди? Здесь?"

Он вертел головой, то выхватывая знакомые черты из стай зевак — узнанный тут же отворачивался, то натыкаясь на ухмылку чужака. Кто-то — не из "своих", — запустил в Целеста гнилым закоричневелым яблоком, оно впечаталось в предплечье с мясистым чмявком. "Снайпер" торжествующе захихикал.

— Человек, — отметил Целест почему-то вслух. — В Цитадели. Значит, Объединение все же состоялось?

"И для этого принесли в жертву… всего-навсего двоих. Отца и сына. Почти по той старой книге, которую люди считали священной до эпидемии; отец, правда, там остался в стороне. На сей раз — справедливее?"

Целест помахал бы зеваке, но путы по-прежнему сковывали его.

— Целест!

Рони выскочил прямо на него, каким-то образом проскочил мимо охраны, и едва обниматься не кинулся — оттолкнули, правда. Целест успел заметить, что напарник еще бледнее обычного, и осунулся. "Он правда был со мной".

— Все в порядке, Рони.

— Эй, держись подальше от… — пропыхтели оба стража. Присоединились еще несколько — в том числе два Магнита.

— Я его напарник, — возразил Рони. И страж-Магнит отвел от мистика железную палку. — Я с тобой, Целест. Всегда.

— Знаю, Рони. Спасибо.

На град гнилья и дохлых кошек внимания не обращал. Высматривал Вербену — она где-то здесь.

Нельзя иначе.

— Вербена, — позвал он, однако острие под лопатками оборвало возглас, напоминая: он не на свидании и не на прогулке.

"Встать, суд идет? Или как там?"

Тряхнул встрепанными рыжими космами, поднимаясь по ступенькам, знакомым до последней щербинки и выбоины. В Цитадели ничто не могло испугать Целеста. Даже смертный приговор.

Рони почти не отставал. У Целеста длинные ноги и длинные шаги, обычно Рони просил его не торопиться, или же почти бежал, прерывисто дыша. Нейтрасеть разъела его — изнутри и снаружи; Целест брел медленно, и Рони встрепенулся от ужаса — вдруг у напарника вместо костей — труха? Целест "работал" с костной тканью: его боевые лезвия — деформация ногтей и отростки лучевых костей и заплюсны. "Оружие мазохистов", как-то усмехнулся сам Целест.

"Мазохистов", думал Рони, следуя за напарником. Медлительным, ошарашенным после темноты, как глубоководная рыба.

"Мазохистов".

Целест улыбался — нехарактерно спокойный. Рони был с ним много дней, заперся в келье и тянулся разумом; дрожащая темнота и сосущие рты нейтрасети пытались оторвать, но Рони — хороший мистик и хороший напарник.

Измученный, с лохматыми потускневшими волосами, худой как щепка и опустошенный до костного мозга, Целест был жив и в своем уме.

— Целест, — Рони поднырнул под локтем стража, сжал ладонь напарника. Из толпы усмехнулась Аида, и тут же врезала очередному любителю покидаться гнилыми овощами.

"Я ее должник", — Рони мельком кивнул девушке. — "Нет, не так. Мы оба".

Рони помогал выжить Целесту, но сам не продержался бы без Аиды.

— Что случилось, Рони? Где Вербена? — Целест оглядывался, замечая вперемешку Гомеопатов и людей. Цитадель виделась ему оскверненной женщиной. "Да ты традиционалист, рыжий", — Рони облизал губы.

— Вербена жива и здорова. Похоже, ей не… то есть, я толком не знаю. С Элоизой виделся. Она…

"Ненавидит тебя", но это Рони сокрыл. Элоиза держалась жениха, на Рони при кратких встречах кривилась, будто тот был дохлой мокрицей на новой замшевой туфле. Целеста иначе как "предатель" и "отцеубийца" не называла, а Рони подозревал, что без Касси не обошлось.

И без кое-кого еще, но любовь, по слухам, сильнее гипноза мистиков. Так что Кассиус — первопричина.

Пока шли к "залу суда" — все той же просторной столовой, — успел рассказать и прочее.

Кассиус отменил разделение Гомеопатов и "светской" власти. Отныне Гомеопаты подчиняются Сенату и непосредственно ему, Кассиусу Триэну.

— Стоп. И наши… согласились? — в зеленых глазах Целеста мелькнули почти карминовые блики.

— Да, — Рони пожал плечами. Он отвечал телепатией — и поэтому выкрики и улюлюканье не мешали. — Гораций присягнул первым, с ним — теоретики. Вытащили откуда-то десять замшелых томов, мол, так и дОлжно быть. Флоренц со своими учеными тоже согласились… говорят, им Кассиус пообещал эти… суб…суп…

— Субсидии, — предположил Целест, тоже не открывая рта.

— Они самые. На разработки.

Опутанный нейтрасетью воин хмыкнул, встряхнулся — разметывая тускло-зеленую загустелую жижу. Несколько Магнитов отпрянули; Рони удержался рядом усилием воли. Нейтрасеть отпугивала даже на расстоянии.

"Бедняга, как он… еще держится", — но Рони отогнал жалостливую мысль. Целест не позволит жалеть себя.

— Касси талантливый политик. Но что с нашими… Декстра? Винсент?

"Вот оно".

Ожидания сбываются. Рони передернул плечами, будто рыбьим хвостом хлестнули, и ответил телепатически:

— Их не видели… то есть, обоих. Нет, вру. Декстру замечали в пыточной, она кого-то жгла… вроде, одержимого…

Рони сглотнул, словно подавился. Мысли застревают в горле.

— … Но суть одна. Похоже, им нет дела до… хм, изменений. Рядовые же Магниты — на стороне Кассиуса, он ведь твои слова повторял. Тють — в тють, назубок вызубрил. Он отменил пытки, сказал, что Амбивалента и так поймаем, но теперь по одному подозрению нельзя никого замучить. Народ одобрил — все устали от "репрессий". И Магнитам понравилось — не одного тебя достало быть пугалом… А вообще, сейчас затишье — ни одного одержимого не было с тех пор, как…