— Пока идет месса, ты сможешь передохнуть здесь, а потом уходи к себе. Если Тео увидит тебя…

— Кто увидит? — Альтаир хмыкнул.

— Теодор. Главный певчий.

— Любовник что ли твой? — в данной фразе прозвучали интонации прежнего Альтаира. Вальяжные, насмешливые. — Не теряешь времени, а? Интересно только, чего этот Теодор в тебе нашел…

— Не твое дело, — Доминик отвернулся. — Я сказал, а ты слышал. Я позабочусь о тебе, насколько возможно. Тебе остается лишь быть аккуратным и не попадаться. Понял?

— Вполне.

Доминик открыл дверь кельи. Огляделся — чисто.

— И спасибо, что не свернул мне шею!

*

Лампочки автопилота мигали с синего на красный. Доминик наблюдал.

Синий — расскажу Тео все. Красный — не буду.

Синий-красный.

Он прокручивал в голове встречу с Альтаиром, ругал себя — зачем согласился? Разве Альтаир на его месте помог бы? Глупый вопрос. Альтаир не вытер бы об него грязных ботинок. Справедливо ответить тем же. Или хотя бы посоветоваться… Тео служит Королеве всю жизнь, подскажет как правильно.

Лампочка застряла на красном. Доминик сморгнул.

Не расскажет. Помощь преступнику (Королева карает тех, кто заслужил наказания, и мера Ее суда справедлива?) — неправильно, но Доминику не хватит духу отказать.

'Откуда ты такой взялся', - вспомнил он слова Теодора, слегка удивленные. 'Какой?' — спросил тогда Доминик.

Теодор стянул резинку с волос, освобождая их из 'хвоста' в золотистый водопад.

'Не такой как все, наверное'.

Может быть. Сказать 'нет', забыть прошлое — сила. Доминик слаб. Может быть.

Какая разница?

Есть Альтаир, надменный элитник, которого Доминик почти не знал в прошлой жизни, который не удостаивал Доминика и презрением — презрение тоже чувство, стоит ли тратить эмоции на третьесортников; однажды Альтаир ударил, по ошибке — срывал злость на первом попавшемся предмете; сейчас Альтаир в беде, он страдает…

Достаточно, чтобы не размышлять — надо ли помочь.

Едва переступив порог, Доминик принялся собирать 'передачу' для Альтаира. Он достал большой пластиковый пакет, ярко-красный с аляповатой желтой надписью и белой крупной молнией. Повертел его в руках, будто прикидывая — хватит ли.

Первыми в пакет отправились лекарства и одежда. Доминик не был уверен, подойдут ли вещи Теодора — Альтаир был немного ниже ростом, а мышц у него побольше, впрочем то относилось к прежнему Альтаиру. В любом случае старые джинсы и рубашка с длинными рукавами достаточно растянуты. Альтаир в них поместится.

Доминик аккуратно рассовал по карманам различные ампулы. От ожогов, антисептические и иммунные. Элитники устойчивы к гангрене, кожным и большинству вирусных инфекций, идеальная генетика — лучший щит, но перестраховаться не мешает. Тем более, если Альтаир зовет Башню адом… Доминик не видел ада, но видел Альтаира. Приходится верить.

Раздался мелодичный звонок. Доминик едва не выронил ампулу.

Теодор. Вернулся.

Доминик судорожно оглянулся, спрятал пакет в выдвижной кухонный шкаф.

— Привет, — Тео схватил его в охапку прямо с порога. — Эй? Что-то случилось? — Теодор отпустил его, улыбка слетела с тонких губ.

— Случилось? Совершенно ничего. Я немного задержался… и все.

— Точно? — Тео походил вокруг него на манер тигрицы, охраняющей детенышей. — Ты какой-то потерянный. Королева осталась недовольна службой? Но хор отработал отлично, а ты великолепен, как всегда…

— Нет же, Тео, — перебил Доминик. Он сдержал рефлекторный порыв сжать виски, спрятаться от вопросов. — Все хорошо.

Он поцеловал его, чувствуя себя последним лжецом.

'Но разве кому-то плохо от неправды? Не хочу впутывать его — и только!'

— Смотри. Никки, имей в виду: у меня достаточно влияния, и если кто-то осмелится обидеть тебя…

— Тео, прекрати, — он отрезал, пожалуй, чересчур лаконично. — Правда. Все хорошо.

Остаток вечера прошел спокойно. Относительно спокойно — несколько раз Тео порывался залезть в Тот Самый шкаф. Доминик опережал его — находил сначала потерянный пульт от кондиционера, затем кофейную чашку и какую-то стереокнигу.

— Чего мельтешишь? — недоумевал Теодор. Он привык, Доминик — идеальная домохозяйка, но не до такой же степени…

Доминик пожимал плечами.

— Хотел помочь тебе.

А сам думал, как же собрать Альтаиру еду, и главное — пронести чертов пакет. Настойчивое 'рассказать все' тянуло язык терпким привкусом. Примешивалось чувство вины.

'Я не обманываю, я не хочу его впутывать', убеждал себя Доминик, однако доводы блекли с каждым растерянным взглядом Теодора.

Стоило Теодору отправиться в душ, как Доминик шмыгнул на кухню (мысленно он сравнил себя с крысой или обычным вором), достал злополучный празднично-яркий, оглушительно шуршавший пакет, и принялся собирать провиант для Альтаира.

— Все-таки, — Теодор появился внезапно. — Что ты делаешь?

Доминик выронил нож, смахнул на пол вакуумную упаковку и здоровенный трехэтажный бутерброд.

Попался.

— Я… — развернулся, заталкивая ногой под стол главную 'улику'. Блестящую и ярко-алую, точно пятно крови невинно убиенной жертвы. Закрыл глаза и сморозил первую заявившуюся глупость:

— Понимаешь, пол-дня все-таки, я к концу этой службы просто с голоду умираю, а еще домой ведь ехать, вот и решил…прихватить…

Тео вздернул бровь.

— Если честно, Никки, ты не похож на голодающего, — он рассмеялся, приобнял за округлую талию, — Но… из-за этого ты меня весь день гонял от шкафа?

— Ну да, — вранье было шито не просто белыми, а фосфоресцирующими нитками. Но Теодору не хотелось докапываться. Он махнул рукой.

— Совершенно незачем прятаться и морочить мне голову, — прозвучало с добродушной насмешкой, — Пойдем спать.

Доминик кивнул, но настроение испортилось окончательно, словно крохотная ложь, позабавившая Тео, выхватила кирпичик из фундамента чего-то огромного, вроде самой Черной Башни.

*

Жар наполнял вены и мышцы, заставлял лопаться капилляры. Из глазниц текла ненависть. Альтаир предпочитал думать, что это ненависть. Негоже элитнику сопли размазывать. Он закусывал нижнюю губу — лопались старые раны, расцветали новые, будто полевые цветы под весенним дождем; Альтаир сбился со счету.

Ненависть помогала держаться, но и жгла изнутри.

Альтаир ненавидел четырехметровый рычаг, лишь один из тысяч подобных, каждый из рабов Королевы был заперт на крохотном — три на четыре — мостике, опасно балансирующем над скрежещущей раскаленной бездной. Шестеренки и цепи стучали, стучали, напоминая толпы муравьев на коже, порой Альтаиру хотелось оттолкнуть проклятый рычаг и переступить невысокие, по бедро, перила.

Целый день по кругу. Черная Башня изнутри похожа на часовой механизм. Злая ирония — здесь не используют электроники и нанотехнологий, все пугающее мрачное великолепие держится на человеческой силе. На костях, думал Альтаир, слыша, как очередной несчастный срывается со своего мостика и летит в жаркую пасть шестеренок. Альтаир представления не имел, зачем Башне (и Королеве, Она выдумала обитель-пытку, кому бы еще?) внутренности-механизм. Если бы Альтаир выведал цель изнуряющего до дрожи в коленях, до крови на ладонях и пены на губах, точно у эпилептика монотонно-отупляющего труда — стало бы легче.

Ответов нет.

После бесконечных часов работы появлялся 'кибер' — жуткое создание, похожее на двух людей, облитых раскаленным свинцом и приваренных друг к другу. У одной 'половинки' был полностью выжжен рот, и рогаткой торчала взломанная трахея, из дыры постоянно капало зеленовато-белым. Желудочной кислотой, а может, ядом. Вторая часть уродца по-кротовьи слепо ворочала заклеенной железным листом башкой. Тварь пощелкивала, беспрерывно дергалась, но это не мешало ей ловко орудовать кнутом-электрошоком. Кнутом уродец и сгонял рабов в барак — грязный душный подвал, где воздуху меньше, чем в космосе, — так, по крайней мере, казалось Альтаиру. Рабам выдавали еду, но ее хватало ровно на треть голодной толпы. Каждую кормежку погибали пятеро или шестеро — небольшая лепта к ежедневной дани. Мертвечину уволакивали 'киберы'. Не всегда им удавалось: остальные рабы рвали свежую плоть, давились волосами и ногтями.