Леонид Почивалов твердо заявляет, что к нему это не относится, и наш попутчик адресуется ко мне:

— А вы?

Вместо ответа я рассказываю ему притчу о своем «нагаши» — родственнике по материнской линии. В тридцатых годах это был воинствующий безбожник, не жалевший усилий для борьбы с теми, кто читал намазы и держал уразу. Когда через два десятилетия я встретился с ним в его ауле, каждая его фраза начиналась с восклицания «Кудая тоба, жасаган ие жаббархак!», то есть, «О Боже, слава тебе, всемогущий Создатель!» Его религиозность удесятеряется постоянным страхом перед карой свыше за прошлые кощунства. На мои просветительно-атеистические речи он отвечал, что сам был бы рад, если бы бога не было, тогда ему нечего было бы бояться. А так... Ох, и задаст же он бывшим атеистам!

Несмотря на философские разногласия, Амардиб Сингх полон самых лирических воспоминаний о Москве, об университете. Нашу страну он называет коротко и ласково «Союз», без прилагательных. С приятным мягким акцентом он охотно и довольно свободно говорит по-русски.

Едва открыв поутру глаза, я вижу странную картину. Наш попутчик Амардиб Сингх спускается с верхней полки, дрожа от холода! Поезд стоит на станции. Подхожу к окну и вижу, что народ на перроне тоже ежится и укрывается кто чем может: мешком, одеялом, тряпкой. Для них утренний прохладный ветерок — это целый циклон. Я же с наслаждением подставляю лицо и грудь этому ветру. Какое блаженство после духоты ночи, которая замучила нас, несмотря на распахнутое окно!

Подсмеиваюсь над Амардибом — вот так москвич! Собираясь умываться, он еле решился снять на этом «морозе» чалму. Батюшки! Под чалмой у него, оказывается, густая черная коса!

Поезд трогается. Но я не могу отойти от окна, не могу оторвать взгляда от предрассветной сини, тающей перед лицом восходящей зари. Современному горожанину не так-то часто доводится видеть эту пору суток, прекрасную под всеми широтами, а здесь, в Индии, особенно дивную. Все кругом тонет в изумрудной зелени. Хочется пить и пить этот благоуханный воздух, хочется глядеть и глядеть на картины мирного труда, проплывающие перед движущимся вагоном.

Крестьяне начинают трудовой день с рассветом. Тугая, выше колен, пшеница падает под мерными движениями серпа. Патриархальные вол и соха помогают трудолюбивому пахарю, уже собравшему урожай и теперь снова взявшемуся за пахоту. Иные пускают воду под робкие зеленые всходы риса.

Неторопливость движений. Разреженность людей и построек. Какой контраст с предельным перенаселением индийских городов! И под стать неторопливым патриархальным темпам — деревья, раскинувшиеся по обе стороны наполненного водой канала. Это великаны сафайды. Крона каждого такого дерева по объему своей окружности может сравниться с шестикрылой юртой.

Показываются горы. Не очень высокие, складчатые. Казалось бы, трудно удивить алма-атинца горами. Но все-таки испытываю радостное волнение. Главным образом, из-за окраски гор в этот утренний час. Здесь все оттенки синего цвета. Нижняя складка горы еще на грани черного, только отливает синью. Повыше — ярко-синяя, сапфировая. А наверху — синь разводняется и превращается в мечтательную голубизну. Точно чистое лицо невесты, с которого только что откинуто покрывало.

Прямо на вокзале попадаем в руки земляков. То есть встречают-то нас и советские специалисты, и индийские друзья, но первый день мы решаем провести среди своих, получить этот завод, так сказать, из их рук. Едем в степь, прямо к поселку советских специалистов, где в одном из двухэтажных коттеджей — каждый на четыре квартиры — отведена квартира и для нас.

Главный инженер этого завода, руководитель советских специалистов Владимир Васильевич Юшков, предлагает нам использовать время до наступления жары. Он сам инструктирует нас, как одеваться, чтобы меньше страдать от зноя. Он жалеет нас по поводу того, что мы так запоздали со своим приездом.

— В это время обычно уже делегации не приезжают. До самого октября ни одна живая душа сюда носа не сунет. Одни мы остаемся наедине с этим климатом. Да зачем вы надеваете майку? Снимайте с себя все, что можно. Надевайте безрукавку прямо на голое тело.

Самому Владимиру Васильевичу жара не в новинку. В течение нескольких лет он работал на Кубе, помогал в строительстве объектов, подобных хардварскому. Впрочем, южное солнце не изменило его славянского обличья, и загар выглядит чем-то инородным на его светлоглазом лице. Кадровый директор завода, кандидат экономических наук, он с глубоким знанием дела вводит нас в курс работы предприятия в Хардваре,

Это предприятие, изготовляющее тяжелое электрическое оборудование, принадлежит государству. Здесь выпускаются паровые и водяные турбины, генераторы и электродвигатели к ним. Что может быть важнее для страны, веками искусственно отстранявшейся своими поработителями от тяжелой индустрии, чем производство машин, вырабатывающих электрическую энергию!

Но, как ни странно, парламентская и внепарламентская оппозиция используют строительство этого завода для борьбы против экономической политики правительства, которое тратит восемьдесят процентов кредитов, отпускаемых Советским Союзом, именно на тяжелую промышленность. Всем известен знаменитый завод, возведенный в Бхилаи. Тот, что строится теперь в Бокаро, в два раза больше бхилайского.

Оппозиции удается иногда воздействовать на массы своими демагогическими речами именно потому, что тяжелая промышленность не сразу дает доход. Индустриализация страны (это хорошо памятно советским людям) требует преодоления многих трудностей, которые окупаются только с течением времени. Правительство своей политикой индустриализации страны определяет выход Индии на международную арену в качестве современного равноправного государства.

Мы слушаем объяснения Владимира Васильевича и, чем больше слушаем, тем больше гордимся той благородной ролью, в которой выступает в этом деле наша Родина.

— Наша задача — не только построить этот завод, но еще и помочь индийским друзьям полностью овладеть предприятием. Подготовить национальные кадры квалифицированных рабочих, инженеров и техников. Кроме того мы должны доставить из Советского Союза недостающие здесь материалы и сырье.

Многие индийцы уже прошли подготовку в Ленинграде и Харькове. Здесь, на месте, организован учебный центр при самом заводе, а также на периферии. Учатся по большей части люди, овладевающие новыми специальностями. Советские мастера приучают людей к делу в процессе производства, и когда строительство будет закончено, индийские специалисты и рабочие с полным правом возьмут в свои руки ключ от этого предприятия — крупнейшего в Азии по производству тяжелого электрооборудования. Это будет завод широкого профиля, по виду выпускаемой продукции он как бы объединит в себе два ленинградских завода — «Электросила» и «Металлист».

— Продукция завода — на уровне мировых стандартов, — завершает свой рассказ Владимир Васильевич, — он обеспечит электростанции Индии турбинами и генераторами, снабдит индийское правительство электродвигателями. Их мощность превысит сто тысяч киловатт.

Сейчас строительство завода уже заканчивается. Построенные объекты работают полным ходом. Успели выпустить значительное количество электродвигателей постоянного и переменного тока. Готова к эксплуатации первая паровая турбина мощностью в сто тысяч киловатт. Скоро будет выпущена и вторая турбина. Принялись за производство первого генератора. Мало-помалу предприятие возместит затраченные на него средства. Здесь построят и турбину для электростанции Гири-бато, возводимой сейчас в стране.

Хотя от поселка советских специалистов до завода — рукой подать, но нас все же везут на машине. Наши хозяева убеждают нас, что в такой жаре надо беречь силы. Тем более, что нам еще придется порядком погулять пешком по цехам завода. Разминка там будет предостаточная.

Что говорить! Глазом не охватишь длинные высоченные корпуса, стоящие величественным рядом один за другим. Каждый цех протянулся в длину на двести-триста метров. Стены уходят далеко в вышину, завершаясь куполом потолка. В размерах помещения ясно чувствуется, что об отоплении здесь заботиться не приходится. Здесь другая забота — борьба с жарой. В стенах и в потолке много вентиляционных отверстий.