Изменить стиль страницы

Теперь наша беседа льется еще непринужденнее, чем в залах музея. Леди Рану рассказывает о повседневных тревогах, о скрытых и явных схватках с теми, кто старается вывезти из Индии старинные памятники. А таких господ немало среди заезжих туристов. Приходится поддерживать связи с таможней, где проверяется багаж отъезжающих за границу и туристов. Кроме того, надо пропагандировать индийское искусство. Леди считает своим высоким долгом показывать свое детище, свой музей, всем деятелям культуры, приезжающим в Калькутту.

Мы интересуемся, пользуется ли леди Мукерджи консультациями специалистов, делая свои приобретения для музея.

— Обязательно! Я совсем не так самоуверенна, чтобы полагаться только на себя. К тому же наш музей сейчас уже не только моя личная собственность. Он стал кооперативным.

— А власти штата? Оказывают ли помощь?

Леди выразительно машет рукой. Надеяться на правительство штата нечего. К тому же у них сейчас кризис, и правительства в штате вообще нет. А кто придет к власти дальше — трудно сказать.

В этой женщине — удивительный сплав высокой, вполне «мужской» интеллектуальности с тонким обаянием «вечно женственного».

— Пожалуй, главное сокровище этого музея — это личность леди Рану, — отваживается высказать общую нашу мысль Леонид Почивалов.

Леди Мукерджи вспыхивает, как девочка, и отвечает вдруг по-русски:

— Ви шу-ти-те...

Нет, отнюдь не шутим. Эта женщина, раскрывшая нам столько собранных ею сокровищ, эта натура, полная артистизма, действительно должна рассматриваться как одно из богатств своей страны, как человек, чей вклад в культуру современной Индии поистине неоценим.

...В поисках спасения от калькуттского зноя мы выходим после ужина на вечернюю прогулку. Увы, здесь и улица не приносит спасения от духоты. А если ты вышел из номера с кондиционированным воздухом, то ночной город оглушает тебя жаркой сыростью, словно ты открыл дверь в парное отделение бани.

Но все равно мы бродим по городу, который затягивает своей пестрой и драматической жизнью. Рассматриваем громадный белый дворец — резиденцию губернатора. Дворец занимает около двух кварталов. Он со всех сторон окружен садом. Здесь почти безлюдно. Точно не в двух шагах улицы, которые кишмя-кишат нищими и бездомными.

Но оказывается, это впечатление обманчиво. Даже сюда тоже проникают — хоть и не в таком количестве — люди, ищущие ночлега.

— Осторожно! — восклицает мой спутник, и я едва удерживаюсь на ногах, чуть не наступив на нечто, притулившееся с краю тротуара. Нет, вовсе не пьяный. Просто мирно спящий человек. И еще, и еще один. Этот старик, тот юноша, а рядом — мальчишка лет тринадцати. Ночной сон прямо на тротуаре, в непосредственной близости от губернаторского дворца... От этой картины душный воздух ночной Калькутты становится еще душнее.

Любопытное наблюдение, которое я сделал еще в Бенаресе. Оно подтверждается и в Калькутте. Оказывается, бездомные бродяги, ночующие на улицах, тоже подразделяются на «классы». У тех, кто стоит на более высокой ступеньке социальной лестницы, есть переносные маленькие складные топчаны. Те, кто ступенькой пониже, владеют подстилкой из рогожи или холстины. Но самая многочисленная категория — нищие из нищих — спят на голой земле или на тротуаре. А рядом дворцы, банки, фабрики, музеи, прославленный ботанический сад... Нет, поистине в этом городе века не вытесняли друг друга, а уживались рядом, создавая неправдоподобную по фантастичности картину.

* * *

Как выглядим мы в глазах индийцев... Еще о Калькутте — по возможности без эмоций. В гостях у губернатора. Ночные раздумья.

Во время утреннего завтрака к нам приходит работник нашего пресс-центра в Калькутте Юрий Фролов. В наш первый калькуттский день мы заходили ненадолго в советский пресс-центр и познакомились с ним. Еще тогда он расположил нас к себе своим добродушным истинно русским лицом со светлыми глазами и вздернутым носом, своей манерой держаться просто, без фамильярности и вежливо без приторности. Между нами сразу возникла взаимная молчаливая симпатия.

Сейчас он явился добрым вестником. Наше пребывание в Индии отмечено вниманием. Есть неплохая пресса. Вчера была передача по радио.

— Вот газета «Амрита Базар Патрика». Здесь подробная доброжелательная информация о вашей делегации. А вот статья в «Стейтсмен» и вовсе хороша...

Юрий — специалист по бенгальскому языку. Вполне свободно чувствует он себя и в атмосфере английского. Он бегло просматривает развернутые газетные листы, отыскивая то, что надо перевести нам.

— Вообще-то «Стейтсмен» — газета довольно правой ориентации. Так что я опасался тенденциозного освещения. Но как раз корреспондент — автор статьи — очень приличный парень. Вот послушайте.

«...Медленная русская речь сливается с ритмичной английской речью, — пишет автор статьи, — мы находимся в светлом, просторном украшенном коврами зале гостиницы. Около двадцати известных индийских поэтов внимательно слушают рассказ казахского писателя Тахави Ахтанова — плечистого, крупного человека — о положении искусства и о литературных делах на его родине. Поэты лишь изредка одобрительно кивают головой. Ахтанов остановился на связях между литературами СССР и Индии. «За последние пять лет с языков Индии переведено свыше семисот книг», — сказал он. Говоря о материальном положении советских поэтов, Ахтанов заметил: «Им; платят за каждую строчку. Этого хватает им на жизнь и на содержание семьи». О читательской аудитории он сказал: «Нет такого аула, где не знали бы своих поэтов и писателей». О любви его народа к поэзии Ахтанов сказал с улыбкой: «Собственно, каждый казах — немножко поэт. Пожалуй, невозможно найти казахского юношу, который не писал бы любимой девушке стихов».

Коллега Ахтанова московский писатель Леонид Почивалов вмешивается в разговор шуткой: «Видно, потому Казахстан и занимает в СССР одно из первых мест по рождаемости. Если так будет продолжаться, правительство, пожалуй, вынуждено будет запретить казахам сочинять стихи».

Ахтанов и Почивалов — члены делегации советских писателей, состоящей из четырех человек, путешествующих в настоящее время по Индии. Все три дня, что они пробыли в Калькутте, они были необычайно заняты. Несмотря на непривычную для них жару, они успели многое посмотреть и познакомиться с литературной жизнью.

«Когда мы вылетали из Москвы, там было пять градусов мороза», — сказал Ахтанов, сидя под вентилятором и вытирая с лица обильный пот.

В беседе с индийскими писателями, а также в дружеском разговоре между собой советские писатели были неожиданно откровенны и искренни. Они не уклонялись от острых вопросов. Например, один из индийских писателей спросил: «Если конференцию писателей Афро-Азиатских стран организовывают русские, а на таких конференциях обычно говорят не о литературе, а о политике, то какая польза от этого литературе?»

На это непроницаемо-спокойный Ахтанов ответил: «Писатель — член своего общества. А если между нами существуют разногласия, то давайте поговорим, обсудим».

...Мы внимательнейшим образом прослушали эту статью в переводе Фролова. Значит, таково мнение о нашей делегации одной из крупных буржуазных газет Индии «Стейтсмен». Ну, что ж! Довольно объективно. Без передержек изложены наши выступления. Да и слог автора неплох, лаконичен, напорист, без лишних сказуемых и определений.

Я лично был больше всего польщен выражением «непроницаемо-спокойный Ахтанов». За мои сорок с гаком лет не приходилось мне никогда слышать такой характеристики ни от родных, ни от друзей. Не зря пропали мои труды. За такой характеристикой стоило ехать долгие тысячи километров.

Сегодня в нашей программе «окно». Никаких официальных встреч. Своим временем располагаем сами. И мы решаем использовать эту свободу для более основательного знакомства с этим удивительным городом, самым крупным из городов Индии. Те куски жизни, которые, как в калейдоскопе, мелькнули перед нами, вызывая острую эмоциональную реакцию, это еще, конечно, далеко не вся Калькутта. Постараемся же использовать свой выходной для более объективного знакомства с этим городом. Сопоставим свои наблюдения с данными справочников и календарей. Ведь не на сто же процентов «все врут календари»!