Тем не менее большевистский режим споткнулся в конечном счете о ту же самую проблему, нерешенность которой привела к обвалу самодержавно-православной монархии Романовых. Речь идет о сочетании общего (государственного) и частного интересов. Романовы не могли справиться с этой проблемой, потому что ее решение блокировалось социокультурным расколом. В расколотом социуме не может укорениться само понятие об общем интересе, если иметь в виду не противостояние внешним угрозам, а обустройство внутренней жизни. Отсюда и особая консолидирующая роль войн в истории России. Отсюда – трудности ее консолидации в условиях длительного мира. Но отсюда же – и русская идеология соборности: она фиксировала не столько наличную реальность, сколько мечту о том, что в этой реальности отсутствовало. Идеальное соборное должное призвано было духовно скреплять расколотое, т.е. совсем не соборное, сущее. Но если в наши дни данная идеология снова востребована, то отсюда следует, что советская система, устранив раскол, общепризнанное представление об общем интересе утвердить не сумела и что в постсоветской России застарелая отечественная проблема по-прежнему остается проблемой.

Коммунистическая концепция общего интереса своим неосознанными жизненными аналогами имела, с одной стороны, модель военной консолидации, а с другой – модель архаично-синкретичных, нерасчлененных, внутренне не дифференцированных общностей, в которых частные интересы не обрели еще самостоятельного статуса и выступают как проекции интереса общего чтобы воспроизводить эти модели в индустриальную эпоху, большевики должны были имитировать наличие агентов внешних враждебных сил внутри страны, осуществлять тотальную идеологическую унификацию, лишать частные интересы легитимности и закреплять монополию на представительство общего интереса за одним властным институтом в лице сакрализованной коммунистической партии. Но такое решение опять-таки могло быть лишь ситуативным. Большое и сложное современное общество не может долго функционировать как простое, и руководителям СССР в конце концов пришлось в этом убедиться на собственном опыте. Тем более что советское общество по мере своего развития становилось все более сложным и дифференцированным. Однако выработать понятие об общем интересе, как о подвижной равнодействующей интересов частных, ни с какими властными монополиями не совместимой, им, учитывая полученное политическое воспитание, было не суждено.

Устранение социокультурного раскола создавало предпосылки для решения едва ли не самой сложной проблемы отечественной государственности. Но ликвидировав вместе с расколом частную собственность (точнее – устранив его благодаря ее ликвидации), большевики эту проблему одновременно и усложнили. Потому что восстановление института собственности не могло не сопровождаться резким креном в сторону частных интересов и их конфронтацией как друг с другом, так и с государством. Последнее же, не получив в наследство от советского периода правовых способов решения конфликтов и унаследовав от него способы правовых имитаций, стать представителем общего интереса оказывается не в состоянии, а оказывается в состоянии лишь такое представительство имитировать.

5. Обвал «реального социализма» и распад СССР показали, что коммунистический цивилизационный (формационный) проект был таким же стратегически нереализуемым, как и предшествовавшие ему отечественные проекты. Однако его претворение в жизнь сопровождалось и существенным падением уже достигнутого ранее цивилизационного качества страны и ее государственности. Частично эти исторические утраты компенсировались некоторыми приобретениями, но нового устойчивого качества они не создавали.

Продекларировав всеобщность принципа законности и доведя его до юридического равенства прав, коммунистическая система с формальной точки зрения утверждала более высокий цивилизационный стандарт по сравнению с достигнутым при Романовых. Но с содержательной точки зрения это был откат в прошлое под видом прорыва в будущее. И дело не только в том, что из перечня прав советская законность исключала право собственности. Дело в том, что само такое исключение означало превращение в монопольного собственника государства, а такое превращение, в свою очередь, означало выведение государства за пределы действия принципа законности. Тем самым начавшееся при Романовых развитие в направлении правовой государственности прерывалось, и за формально правовым фасадом происходило возвращение к той комбинации двух других цивилизационных элементов – силы и веры, – которая имела место в Московии Рюриковичей. Существенная разница заключалась лишь в том, что вера теперь была светской и выступала от имени научного знания.

Этот симбиоз силы и новой веры, получившей институциональную опору в коммунистической партии и ее аппарате, призван был обеспечить прорыв в глобальную цивилизацию второго осевого времени, альтернативную цивилизации западной. Реально же речь шла о реанимации в новых условиях староимперских мировых проектов, т.е. проектов первого осевого времени, глобалистская устремленность которых успела повсеместно выявить свою несостоятельность. Большевикам удалось почти полностью восстановить распавшуюся империю Романовых и даже расширить ее за счет внешних сателлитов – стран «социалистического лагеря». Но светская вера в иной и лучший мир, не подтверждаемая очевидными цивилизационными достижениями, имеет свойство слабеть и иссякать, что и произошло с ее коммунистической разновидностью.

Компенсировать же увядание этой веры возвращением от фасадной законности к реальной система не могла: с ее природой подобное возвращение было несовместимо, о чем и свидетельствует все попытки такого рода, предпринимавшиеся в послесталинский период. Когда же Горбачев, того не осознавая, решился ее природу проигнорировать и соединить идею социализма с идеей

правовой государственности, т.е. отказаться от ставки на надзаконную силу, советский цивилизационный проект почти сразу же обнаружил свою исчерпанность. Распался не только «социалистический лагерь». Распалась и Российская империя, историческое существование которой большевикам удалось продлить почти на три четверти века.

Таким образом, сам коммунистический проект тоже оказался ситуативным. Его воплощению предшествовала государственная катастрофа. Катастрофой оно и завершилось. Вопрос же о том, насколько долговременными окажутся инерционные последствия его реализации и насколько долог путь к обретению страной нового цивилизационного качества, остается открытым. Во всяком случае, ее посткоммунистическая эволюция, к рассмотрению которой мы переходим, ответа на этот вопрос пока не содержит.

Часть V Постсоветское государство в ретроспективе и перспективе

История России, изложенная в предыдущих главах, охватывает более тысячи лет. Постсоветский период – менее полутора десятилетий. Но все, что происходило в стране раньше, нас интересует не столько само по себе, сколько как предыстория того, что происходит на глазах наших современников при их участии либо безучастии. Возникновение и эволюция посткоммунистической государственности, равно как и проблемы, при этом обозначившиеся, задали нам углы зрения на дальнее и ближнее прошлое. В свою очередь, прошлое, будучи актуализированным, задает ретроспективные ракурсы для рассмотрения настоящего и содержащихся в нем перспектив развития.

Распад СССР и вычленение из него Российской Федерации как самостоятельного государства – это принципиально новое историческое начало и по отношению к советской эпохе, и в сравнении со всем тем, что происходило в стране на предшествовавших этапах. Узаконив право частной собственности и перейдя от плановой экономики к рыночной, ликвидировав воплощавшуюся во властной монополии КПСС политическую и идеологическую одно-полюсность и учредив выборный законодательный институт парламентского типа, формируемый на многопартийной основе, посткоммунистическая Россия восстанавливала преемственную связь с историческими тенденциями, которые наметились в России до-коммунистической. Эту связь призвано было символизировать, в частности, старое название нового отечественного парламента – Государственная дума. Но посткоммунистическая Россия, выступая наследницей России Романовых, существенно отличается и от последней. И дело не только в уменьшившихся размерах страны и утрате ею имперского статуса.