Исполнение приказа об обороне г. Брно означало бы, в действительности, рассеивать армию. Отдельные транспорты, в ходе их прибытия в этот район, получали бы задания соответственно срочной необходимости на фронте, вследствие чего дивизия перестала бы существовать. Кроме того, было под вопросом, удастся ли железнодорожным транспортам вообще добраться до г. Брно. Можно предполагать, что большинство из них вышло бы из строя в результате воздушных налетов американских истребителей.
Ответственность за решение, подчиниться ли приказу или действовать далее самостоятельно, взял на себя совет командиров, созванный немедленно после отбытия ген. Натцмера
«… Положение создалось такое, что я сам не могу принять решения о нашей дальнейшей деятельности. Я дал фельдмаршалу свое согласие на переброску в Брно, но для сохранения дивизии я готов свое слово не соблюсти… Однако, прежде чем я отдам приказ, я хочу услышать Ваше искреннее мнение…» С такими словами ген. Буняченко обратился к своим подчиненным командирам. Они решили, что единственным разрешением положения будет не подчиниться приказу и продолжать следовать на юг. Иного пути не оставалось.
Ген. Буняченко сознавал, что его решение приведет маршала Шернера в ярость и что конфронтации с ним не избегнуть. Но он рассчитывал на то, что после вступления на территорию Чехии, дивизия будет на «дружест- венной земле» и надеялся на поддержку населения, когда произойдет конфликт. Для сохранения хороших отношений с местным населением, он издал особый приказ о соблюдении строгой дисциплины и угрожал суровыми наказаниями. Был даже случай, когда один из солдат артиллерийского полка был в назидание другим расстрелян за кражу.
Когда 27-го апреля дивизия двинулась в дальнейший путь на юг и обошла тот участок, с которого должен был отойти железнодорожный транспорт, майор Швеннингер был крайне удивлен и заявил ген. Буняченко: «Но ведь это обман! Это нечестно! Вы получили приказ от фельдмаршала…» — Но ничего не добился. Ему не оставалось ничего иного, как сообщить в штаб армейской группы о том, что произошло. Ответ фальдмаршала майор Швеннингер передал ген. Буняченко устно. Продвижение дивизии, — приказывает Шернер, — будет остановлено силой. Это означало — бой. Конечно, Буняченко это предвидел и, несмотря на дальнейшие протесты майора, дивизия продолжала следовать, идя при этом в боевом порядке таким образом, чтобы в любую минуту быть в состоянии начать оборону.
Над продвигающейся дивизией появились самолеты. С одного из них был сброшен пакет, содержащий письмо на имя ген. Буняченко, написанное в тот же день, т. е. 27-го апреля, в Ставке главнокомандующего генералом Ашбреннером. В письме командир дивизии предупреждался, что он своим поведением ведет к погибели себя, своих офицеров и своих солдат. Но дивизию уже ничто не могло остановить. Она быстро продвигалась, идя несколькими походными колоннами по широкой полосе, начиная от Теплице—Усти-на-Лабе до района Лоуни—Слани—Раковник.
Однако, не все части следовали на юг. Командир дивизии должен был несколько раз менять направление. Иначе нельзя объяснить, почему части дивизии попали даже в гор. Теплице (28-го апреля). Видимо некоторые части двигались на гор. Карловы Вары. Подполковник Артемьев приводит, что в этот день части дивизии прошли 100 километров без больших остановок и без ночного отдыха. Это сведение, конечно преувеличено, но целеустремленностью дивизии было оторваться от немецкого командования и отойти как можно дальше в центральную часть Чехии. Лишь форсированным маршем могла она избежать конфронтации с немцами.
Документированным фактом остается, что в течение двух дней, 27-го и 28-го апреля, дивизия преодолела расстояние около 120 километров с одним пятичасовым отды- хом и остановилась в районе Лоуни—Слани—Раковник. Штаб дивизии расположился в селении Козоеды, в 12-ти километрах южнее от гор, Лоуни.
В то-же время ген. Власов, вместе с д-ром Крегером, посетил Шернера в курортном городке Велиховки, где разместился штаб армейской группы «Центр». Ген. Власов считал себя обязанным сделать все возможное, чтобы отвратить опасность, которой подверглась 1-я дивизия. Сначала Шернер принял лишь д-ра Крегера и сообщил ему, что 1-я дивизия будет подвергнута бомбардировке с воздуха, т. к. она открыто совершила акт измены. С Власовым он вообще не желал говорить. По настоянию д-ра Крегера он, однако, все же выслушал Власова. Результатом этого разговора была гарантия, данная генералом Власовым в том, что его армия не предпримет никаких враждебных действий против немецкой армии при условии, что она сама не будет подвернута нападению с немецкой стороны. Ген. Власов давал в то время гарантию лишь за себя, но надеялся на свое влияние в армии. Он уже довольно долгое время не доверял ген. Буняченко, знал о его различных предварительных контактах, но был абсолютно против каких-либо военных авантюр.
Все немецкие источники единогласно утверждают, что ген. Власов не был дипломатом. Он был в первую очередь солдатом, действовал прямо и открыто, а в его честности ни у кого не было никакого сомнения. Именно поэтому, Шернер согласился, наконец, с ним говорить о будущем 1-й дивизии. В то время все еще предполагалось, — хотя теперь это и кажется абсурдным, — что ген. Власов получит на восточном фронте свой участок и попытается с помощью РОА и других добровольческих частей, остановить наступление Красной Армии на границах Чехии и Моравии. Перемещение разных частей в Чехию, которые до того времени не были подчинены Власову, а также большое число добровольцев из лагерей для военнопленных, свидетельствует о том, что даже в зародыше, этот план все же существовал. Подробности об этом приводятся в 8-й главе. Нет сомнения, что в то время на Власова еще делался какой-то расчет, иначе импульсивный маршал не вел бы с ним переговоров.
28-го апреля в полдень Шернер оповестил по радио о вторичном посещении дивизии. Приблизительно в 12-ти километрах южнее гор. Ловосице, близ деревни Клапы (Клаппай), приземлились два самолета, в которых находились фельдмаршал, ген. Власов и сопровождавшие его лица, прибывшие с курорта Велиховки. В этот раз Шернер вел себя добродушно. С бутылкой и коробкой сигар, он пришел узнать непосредственно от командира дивизии, что замышляется Буняченко, отвечая уклончиво, заявил, что согласен с перемещением в Брно, после чего Шернер одобрил новую ось маршрута, который должен был приходить южнее Праги. Визит продолжался неполный час и переговоры велись в присутствии ген. Власова.
Ген. Власоз остро критиковал поведение Буняченко, подчеркнув, что подчинение Шернеру, как командиру армейской группы, является абсолютно необходимым. Он уже производил впечатление уставшего, надломленного и безвольного человека. Буняченко это заметил, отказавшись перед Шернером признавать его авторитет, как главнокомандующего РОА, и совершенно открыто заявив, что командуя 1-й дивизией он сделает все то, что найдет нужным для ее спасения. «…Войну можно считать оконченной, а Германию побежденной…».
Какое впечатление эти слова произвели на Шернера, можно догадываться. Помимо изменения маршрута, о чем не было договорено, Шэрнер убедился, что на влияние Власова в 1-й дивизии полагаться не приходятся. Впрочем это он предчувствовал еще раньше. Но новостью для него было изменение в отношениях между главнокомандующим и его подчиненным, генералом Буняченко. И хотя на следующий день эти отношения в значительной мере наладились можно точно констатирозать, что с этого дня гсп. Буняченко фактически взял на себя право самостоятельно распоряжаться 1-й дивизией, отодвинув Власова на задний план. Оставаясь и в дальнейшем для РОА легендарным Андреем Андреевичем, ответственным за судьбу всей армии и десятки тысяч невооруженных бойцов и частных лиц, он до конца войны оставался в стороне. За пражскими событиями он наблюдал издали, даже по данным майора Швеннингера, покинул по неизвестным причинам дивизию на короткое время. Весь остаток дня во время переговоров с Шернером Власова неотступно сопровождала группа немецких офицеров и членов СС. Лишь на другой день, 29-го апреля, ему удалось прийти в комендатуру дивизии без немецкого сопровождения. Там ген. Власов объяснил собравшимся командирам дивизионных частей настоящее положение, а также свое отношение к немецких союзникам. Выразив полное согласие с действием ген. Буняченко, он коснулся общего положения Движения и своей личной ответственности. «Германское командование, — сказал он, — ожидает, что группа Центр сохранит все части РОА». Он считал себя обязанным поддерживать немцев, потому что иначе жертвой станут тысячи невооруженных русских, которые все еще находятся в Германии… Это единственная причина, почему он не может открыто занять противонемецкую позицию. Лишь только 1-я дивизия в хорошем положении, остальные же части находятся в худших условиях. Полный разгром Германии не за горами и прежде, чем это случится, армия не смеет вступить в открытый конфликт с немцами. В заключение он сказал: «…С вашими действиями я согласен и полностью поддерживаю Сергея Кузьмича (Буняченко). Пусть он и в дальнейшем действует, согласно собственным решениям…». Затем оба генерала, по русскому обычаю, обнялись и этим недоразумение было ликвидировано.