Стоп, Матвеев. Хватит ломать голову неизвестно над чем. Сейчас самое главное — быстро выяснить все, что можно, о покупателе, продавце и слитке. И, разумеется, доложить руководству.

Михаил Павлович Алексеев уже сегодня спросит, что я предпринял по этому заявлению. А что я смогу ответить? Сделка состоялась возле универмага в машине Одинцова. Продавец был спокоен, ждал, сам назначил место встречи. Очевидно, он не приезжий, а житель нашего города. Значит, искать его надо здесь, среди тех, кто связан с машинами, с техникой. Он может быть и трактористом, может работать на бульдозере, экскаваторе.

Виктор. Высокого роста. Глаза зеленые. На левой руке — наколка. Зубы отличные. По этим приметам иголку в стогу сена с таким же успехом искать можно. Думай, Матвеев, думай.

В нашем городе семьдесят тысяч жителей. Примерно двадцать тысяч взрослых мужчин. Из них двадцати пяти — двадцати семи лет — тысяч пять. Из них отношение к технике могут иметь две-три тысячи. Из них Викторов, ну, предположим, человек пятьсот. Из этих пятисот наколку на левой кисти имеют, допустим, тридцать. Из тридцати высокого роста могут оказаться двадцать. Из двадцати — десять рыжих и зеленоглазых. Значит, один из десяти — и есть тот самый продавец. Такую элементарную арифметику мне предложит Михаил Павлович Алексеев. А потом скажет: ну, парень, какой же ты, к шутам, чекист, если всего из десяти человек не можешь определить, кто продавец золота? Если, разумеется, продавца зовут Виктор, а не Саша, Коля, Володя или еще как-нибудь.

Погоди, Матвеев, ты упустил важную подробность. На вопрос Одинцова, почему Виктор пришел именно к нему, тот ответил, что в других поликлиниках было много народу к зубным врачам. Значит, живет этот Виктор или работает не рядом с поликлиникой Одинцова. Это уже хорошо — автобазу машиностроительного завода из проверки пока можно исключить. С чего нам надо начать поиски продавца? Видимо, составить список тех Викторов, которым 25–27 лет, работающих водителями или механизаторами, которые два-три года назад отбывали срок наказания за какие-то преступления и вернулись в наш город. Это я поручу Гусеву. А что мы знаем об Одинцове? Гусев говорит, что три года назад ставил у него пломбу, а вскоре они были делегатами районной комсомольской конференции. Из комсомола Одинцов выбыл по возрасту. Сейчас беспартийный. Двое детей. Жена — преподаватель музыки. Зарплата нормальная. Золото согласился купить потому, что давно обещал поставить матери коронки. Мать у него живет в деревне, в соседнем районе. Триста рублей снял с книжки, больше у него нет, по его утверждению. Что ж, сам себя наказал. К нам пришел потому, что знает: всякие незаконные операции с золотом караются. Это верно. А мог бы и не прийти. Значит, совесть у него есть, если не побоялся потерять эти триста рублей. «После совета с женой решил пойти и признаться во всем». Выходит, Одинцов, жена у тебя умница.

Итак, работать по трем направлениям: продавец — покупатель — слиток. С продавцом и слитком — полная неясность. С покупателем проще, мы его знаем, почти знаем, если, разумеется, он ничего не скрыл. Теперь можно звонить Михаилу Павловичу и просить его принять меня по неотложному делу во второй половине дня. За это время Гусев должен отработать версию о том, что продавец недавно вернулся из колонии, установить его фамилию и место работы.

Ровно в полдень в кабинет к Матвееву вошли Гусев и Семин. В отличие от Гусева Федор Семин был высок, худ и внешне спокоен. Но Матвеев знал, что спокойствие это напускное и азарта в Семине не меньше, чем у его товарища по службе, однако при всем своем взрывном характере Федор Семин в самых критических ситуациях всегда точно рассчитывал силы и возможности свои и соперника, будь то партия в шахматы или схватка на борцовском мате в спортивном зале.

Матвеев пригласил их к столу, протянул каждому по листку со словом: «Задача». Дано: продавец слитка Виктор, 25–27 лет, рыжеволосый, высокий, наколка на левой руке, под ногтями — въевшаяся грязь, руки пахнут бензином. Глаза зеленые, наглые. Требуется определить фамилию и место работы.

Гусев и Семин быстро пробежали условие задачи и одновременно спросили:

— Какой город?

— Разумеется, наш, — нахмурился Матвеев.

— А можно сразу, без подготовки? — Гусев, как на уроке в школе, поднял руку.

— Попробуйте, Анатолий Константинович.

— Значит, так, — Гусев хлопнул в ладони и потер их друг о дружку. — Искать продавца слитка я буду среди водителей машин, профессионалов.

— Или механизаторов, — добавил Семин, — потому что от любителей бензином так резко не пахнет. Можно, товарищ капитан, мы вдвоем будем отвечать?

— Я тоже не возражаю, — улыбнулся Гусев. — Установили: водитель. А у нас в городе их тысяча сто. Потому что такое количество техники, как мне жаловались ребята из ГАИ, им ежегодно приходится проверять на техосмотре. Это не считая частных машин. Машзаводскую автобазу я пока в расчет не беру.

— Почему? — удивился Семин. — Она же самая большая.

— Потому, что наш Виктор сначала был в других поликлиниках, а не в той, где работает Одинцов. Получается, что ему до тех ближе и от жилья, и от работы.

— Допустим, — сказал Матвеев. — Но ведь это еще не все.

— Зато теперь у нас с Федором остается всего семьсот водителей. Наколка на руке не у каждого. Виктором тоже не всякого зовут, двадцать пять лет не всем. Так что остается несколько человек. Ну, скажем, пятнадцать или двадцать.

— А если учесть, что Виктор с наколкой, то его вообще найти просто. Всей работы на каких-нибудь два часа, — Семин легонько подвинул от себя листок с условием задачи.

— Ты хочешь сказать, Федор, что надо отыскать Виктора, сидевшего недавно в колонии, и предъявить для опознания его фотографию Одинцову?

— Вот именно, — Семин покосился на Матвеева и полез в карман за сигаретами. — Петр Васильевич, разрешите?

— Курите, только по одному, безвольные вы люди.

— Я прошу для верности полдня, — Гусев тоже отодвинул бумагу. — Если, конечно, Виктор — это Виктор, а не Вася или Гриша какой-нибудь.

— Ну что ж, за решение задачи, товарищи, можно ставить четверки. А вам, Анатолий Константинович, даю полдня, как вы просили. В половине шестого уезжаю к начальнику управления с информацией по этому золоту. Так что за дело.

Петра Васильевича Матвеева товарищи по работе прозвали молчуном. Матвеев знал об этом и не обижался. Он не любил многословия, умел внимательно слушать собеседника, отвечал на вопросы либо оспаривал чью-то мысль короткими, четко сформулированными фразами. Создавалось впечатление, что Матвеев не говорит, а читает то, что уже написано, отредактировано и отпечатано на машинке без единой помарки. Прежде чем сказать, он немного медлил, а затем говорил. И его точные, продуманные ответы или вопросы нередко ставили в тупик словоохотливых Гусева и Семина.

К концу дня, когда Матвеев уже позвонил начальнику управления Алексееву, попросив принять его по неотложному делу, Гусев и Семин сидели за приставным столиком в его кабинете и, хмуро поглядывая друг на друга, молчали.

Выяснить за это время им удалось немного. Одинцов действительно за пять последних лет ни разу не имел дело с золотом, среди многих его пациентов не удалось выявить никого, кто бы отдаленно напоминал продавца слитка. Отзывы об Одинцове были самые положительные. У Гусева оказалось тоже мало утешительного. Предполагаемых продавцов набралось двадцать девять. Их фотографии будут готовы только завтра, но предъявить их Одинцову для опознания нельзя, потому что час назад он уехал к матери в деревню Дубки, что за сто километров в соседнем районе.

— С фотографиями поторопите, Анатолий Константинович, — сказал Матвеев, — они должны быть завтра с утра. Видимо, придется вам ехать в эти Дубки и разыскать Одинцова. Я вернусь не раньше двух часов дня. К этому времени вам и Семину надо быть на месте. Если будет что-то новое и срочное, найдете меня у Панкратова по его телефону. Все, братцы, я уехал.