Про Машу Глебову адмиральша была уже наслышана – причем самого дурного. Долго она собиралась с духом, прежде чем решилась на этот визит, и ничего хорошего не чаяла. И вообще, неведомо, какую гетеру ожидала она увидеть, а между тем перед ней оказалась скромная и милая дама в платочке на точеных плечиках, в черненьком платьице, русоволосая, гладко причесанная, грустная, бледная... ну просто Маша тебе Миронова, «капитанская дочка»... Правда, Маша Миронова не отягощала свои розовые ушки таким количеством брильянтов, которые были у Маши Глебовой, но сие уже детали, не касаемые нашего правдивого повествования.
Адмиральша и отец Серафим явились вдвоем и, встретив сочувственное внимание, принялись наперебой жаловаться на препоны, чинимые судьбою и людьми.
Выслушав, Машка Шарабан некоторое время молчала, словно размышляла о чем-то, потом кивнула неведомым своим мыслям, подвела просителей к шкафу, открыла его и сказала:
– Смотрите.
Смотреть было-таки на что... Ничего подобного не только скромный иеромонах Серафим, но и адмиральша Делингаузен и во сне не видели – в шкафу лежали золотые кирпичики!
Маша объяснила, что это богатство она получила от атамана, когда тот с ней разводился. Семенов как бы откупился от бывшей супруги в знак своего доброго к ней расположения, надеясь, что после такого отступного она не станет более порочить его имя...
Безмятежно предъявив посторонним людям свои сокровища, Марья Михайловна сказала, что берется финансировать перевоз святых останков по иностранной железной дороге. Золотом можно расплачиваться всюду, оно не имеет национальности!
Когда мадам Делингаузен и отец Серафим принялись призывать на ее светло-русую голову все блага мирские и небесные, Маша сказала:
– Ваши бы слова да Богу в уши!
И грустно улыбнулась, как о чем-то несбыточном.
А зря, между прочим...
Прошло несколько дней, и вот как-то раз Маша увидела из окна человека, который показался ей знакомым. Он очень сильно напоминал исчезнувшего Володю Торчинова... И еще кого-то он напоминал столь сильно, что Маша разволновалась. Она вышла на крыльцо, однако того человека уже и след простыл.
На кого же он был похож?
Маша зябко потерла руки, взглянула на простенькое серебряное колечко, которое, чудилось, уже вросло в ее палец, – и вдруг вспомнила. Да ведь незнакомец был вылитый Юрий Каратыгин!
Призрак из ее прошлого. Такой любимый некогда призрак...
Теперь Маша почти не отходила от окошка в надежде, что призрак явится вновь. И лишь он мелькнул на улице, как вылетела из дому. Подбежала к худому, обтрепанному, заросшему бородой человеку, схватила за левую руку... Вот оно, и на его пальце серебряное колечко!
Итак, чудеса случаются не только в сказках да в романах. Это был он, Юрий Каратыгин, чудом оставшийся в живых, занесенный на край света, в Читу, тем же могучим ураганом, который занес сюда Машу и которым все было сметено в бывшей Российской империи.
Машу он увидел случайно и поразился, до какой степени она была похожа на прежнюю подружку дней его веселых. Просто так, ради светлых воспоминаний, попытался встретиться с ней вновь, тоже уверенный, что это всего лишь призрак. И первым делом тоже посмотрел на ее левую руку. С серебряным, ни разу не снимавшимся памятным колечком...
Обретя прежнюю любовь, Маша уверилась: вот она, награда небес за то, что приняла участие в спасении святых останков. И решила упрочить свое место в ряду Божьих угодников, отправившись вместе с адмиральшей и иеромонахом Серафимом дальше, за рубеж, в Китай. Разумеется, взяв с собой Юрия Каратыгина, за которого она намерена была выйти замуж как можно скорее – лишь только очутится за пределами тех земель, на которые распространялась власть ее бывшего мужа.
Она отлично знала натуру Григория Михайловича Семенова. Не суть важно, что он с Машей развелся и даже успел с кем-то там повенчаться вновь. Другого мужчину рядом со своей женщиной – пусть даже бывшей! – он не потерпит. Она боялась и за себя, и за Юрочку, а потому поспешила сообщить адмиральше о своих намерениях ехать с нею дальше. Для женщины без имени и с сомнительным прошлым лучшего варианта устроить свою дальнейшую судьбу не было.
Мадам Делингаузен ничего не имела против.
И вот – с самыми благими намерениями! – Маша вымостила человеку, которого так крепко любила, дорогу прямиком в ад.
Спустя некоторое время путешественники добрались до Шанхая. После этого Маша подсчитала оставшиеся кирпичики и убедилась, что их еще много. Во всяком случае, хватит на перевоз мощей в Иерусалим, в Святой Град. Забегая вперед, следует сказать, что акция сия была выполнена успешно. Святыни по железной дороге перевезли в один из китайских портов, а оттуда на пассажирском пароходе доставили их в Иерусалим, где они были переданы в храм Святой равноапостольной Марии Магдалины в Гефсимании. Храм этот находился в ведении Русской духовной миссии в Иерусалиме.
Что же было дальше? Иеромонах Серафим остался при Русской духовной миссии в Иерусалиме и через некоторое время скончался. Адмиральша Делингаузен после завершения своей святой одиссеи направилась в Америку, где встретилась с эвакуировавшимся туда из Сибири мужем, с которым благополучно дожила до 1960-х годов.
А наша Маша не была в Иерусалиме. Она рассталась со своими спутниками еще в Шанхае. Там приключился такой скандал, после которого дальнейшее совместное путешествие было немыслимым. Маша сама это понимала, а потому рассталась с дико смущенной, напуганной, скандализованной мадам Делингаузен без всяких обид, снабдив ее изрядным количеством денег и благословений. А мадам, помахав ей на прощание платочком, долго еще размышляла о том, что неисповедимы пути Господни, что непрямыми дорогами ведет Отец Небесный чад своих... и орудия для свершения промысла своего выбирает самые разнообразнейшие.
Что же произошло?
Всю дорогу в Шанхай Маша и Юрий Каратыгин ощущали себя на седьмом небе в разгар медового месяца. Однако чуть только прибыли в этот дивный китайский город и разместились в гостинице международного сеттельмента, как Юрий встретил в вестибюле какую-то даму, знакомую ему по годам странствий. Видимо, хорошо знакомую, потому что дама бросилась ему на шею и облобызала.
Разумеется, в номере у Маши была немедля устроена сцена ревности, и сколько ни пытался Юрий объяснить, что этот невинный поцелуй – не более чем дань прошлому, подруга его не унималась и ярилась пуще прежнего, то и дело подливая в костер этой ярости горючее в виде коньяка.
Разумеется, это было несправедливо. Прошло три года разлуки! Маша успела побывать за это время замужем и вообще неизвестно как зарабатывала на жизнь. То есть известно – как...
Рассердившись вовсе, Юрий крикнул:
– Если уж такое до свадьбы терпеть приходится, то что ж потом будет? Тогда уж лучше не жениться, а сразу застрелиться!
Маша, одурманенная ревностью и коньячными парами, крикнула:
– Такие подлецы не стреляются! А вот от меня – получай!
И выстрелила в Юрия из револьвера – атаманского подарка. Того самого, который некогда мечтала разрядить в Нацвалову...
Когда-то Маша стреляла без промаха, однако на сей раз рука ее дрогнула: Юрий не был убит. Но случилось нечто куда более страшное: пуля перебила ему позвоночник.
Будучи в сознании, он лежал в луже крови, не чувствуя боли и не в силах шевельнуться – вся нижняя часть его тела была парализована.
На выстрел сбежались люди, вызвали полицию. Юрий сказал, что стрелялся сам, и просит никого не винить. Маша была в полусознании от горя и ужаса. Раненого отправили в госпиталь, и количество золота, которым были осыпаны врачи и сестры милосердия, ухаживающие за ним, впечатлило бы даже легендарного Мидаса.