- Алваро, вот смотрите. Сначала папское государство, а если точнее, полководец церкви, попробовал съесть все вокруг, да? Силой. И достаточно неплохо это получалось. Так прошло несколько лет, потом папа умер - и в результате ненавистное вам чудовище потерпело полное поражение на политическом фронте... В то время считалось, что силой обстоятельств, но, в принципе это бы случилось рано или поздно - идея церковного государства была совершенно бесперспективной, что у вас опять-таки не отражено, а ведь это была настоящая большая ошибка, пожалуй, единственная. Но нам сейчас важно не это. Негодяй, убийца и мясник низвергнут. Алваро, скажите, а что думали об этом завоеванные им города? Это ведь очень хорошо известно.

Алваро под грозным взглядом цербера укладывается, как велено докторами, на живот, проводит пальцем по сенсорному дисплею. Он лежит, а гости стоят, хотя в комнате есть два кресла. Вот вечно они ухитряются так расположиться, что думаешь не о деле, а о всякой ерунде. И... кажется, один из гостей не только задал вопрос, но и рассказал кое-что интересное о себе. А обдумать времени нет.

- Примерно то, что возопит половина Флориды и вообще страны.

- М-м... не думаю, что половина Флориды и вообще страны будет готова ради этого воевать, так что с интенсивностью вы ошиблись.

- За кого здесь только не воевали, - усмехается Алваро. - Это не значит, что они были приличными людьми.

- Здесь воюют те, у кого нет иного выхода, - сказал цербер. Причины отсутствия выхода он объяснять не станет. Скажет, что Алваро не маленький и видел достаточно.

- Ага, как же. Амнистию кто угодно может получить, а у нас же дефицит рабочей силы, как говорят нам по телевидению. Здесь воюют... - Юноша вспоминает ровесников, которых видел на базе. Смешно, год назад будущие бойцы "Черных Бригад" казались героями. Борцами за свободу. Настоящими людьми, в отличие от него самого, от городской тряпки. Очень многое просто не замечалось. - А города... ну да, они восставали. Вы правда думаете, что из-за доброты и порядочности... временного правителя?

- Нет. Нет, Алваро, нет. Подумайте. Подумайте, почему потом готовы были драться за одно имя, а несколько лет спустя так охотно подписывали соглашения с Галлией, бывшим смертельным врагом. Под честное слово негодяя, убийцы и мясника. Который их сначала брал с боя.

- Потому что выгодно. Уменьшить налоги, показательно повесить пару притеснителей. Голову посреди площади поставить - а сначала приказ дать всех напугать. Ура, добрый правитель!

- Не желаете видеть. Что из вышеперечисленного не делали другие? Да тот же Его Святейшество Юлий?

- Не убирали с дороги всех подряд. И не врали на каждом шагу.

- Не убирали? Молодой человек, вы заставляете меня поверить, что вы просто не читали ни единого источника... А если читали, вам должно быть стыдно.

- Почему я обязан верить всем этим источникам? Они точно так же трактуют события. Такая красивая картинка - герой, провозвестник объединения Европы, и коварные враги. Даже для пропаганды слишком глупо.

- Первоисточники, молодой человек. Первоисточники.

- Это кто именно?

- Я о современниках. И не о том, как они кого оценивали, но о том, что они описывали. О фактах.

- Я этих фактов набрал куда больше, чем хотел. - Школьная зарубежная история, описывавшая все это на страничку в хвалебных словах, нравилась Алваро куда больше. Ну да, красиво, объединители полуострова... Жалко, что тему нельзя было выбирать самому. - Да одной осады Фаэнцы хватит, чтобы все понять.

- Да, вы выбрали практически идеальный пример. Его хватит, чтобы все понять. И что же вы поняли?

- Что вашего героя-объединителя ничего, кроме выпендрежа... простите, славы никогда не интересовало. И делал он ее из чего угодно, по любой цене. Одни красивые жесты. Два раза можно было легко взять город - и что? Вот перебежчик к нему пришел, предложил открыть тайный ход - так что он? Из крутизны своей советом не воспользовался, перебежчика повесил. А что люди в городе голодают, ну разве сиятельные герцоги их считают?

- Алваро, - Рауль уже открыто смеется, - это была единственная осада того времени, о которой вы читали?

- Нет. - Не надо считать меня бестолочью, господин директор школы. - О других осадах и штурмах, в том числе под командованием того же самого господина Корво, я тоже читал. - И местами это было весьма неприятно. Слишком легко себе представить. - Форли, Капуя, Пергола... - улыбается Алваро. Собственное объяснение господина Корво, дескать, он не желал резни и разграбления города, было бы безупречно, если бы прочие города, которые не собирались сдаваться, не брали приступом без особой деликатности.

- А об осадах и штурмах... под другим командованием? За вычетом двух или трех фамилий?

- Заставить город сдаться - значит, сэкономить свою армию, вот и все. - То ли и впрямь такие наивные люди, то ли издеваются.

- Алваро, вы помните, как тогда обычно при осадах поступали с людьми, пытавшимися покинуть осажденный город?

Ну да, тех, кто уходил из Фаэнцы, по приказу господина объединителя кормили и отпускали на все четыре стороны. Потом, когда город был взят, позволили вернуться. Имущество вообще не тронули, то, что бомбардировка не попортила. Контрибуцию не взыскивали. Только власть сменили.

- Да у нас тут одна сволочь, Пелаэс звали, вообще компенсации за разрушенное выплачивала! - Этот разговор невозможно вести, когда лежишь и выворачиваешь голову, чтобы увидеть обоих собеседников.

И вообще невозможно вести. Извергов не переспоришь. У них безупречная складная картинка. Им никогда не приходилось сидеть под непрерывным обстрелом, думая только об одном: скорее бы кончилось. Неважно, чья возьмет. Лишь бы стрелять перестали. Им никогда не приходилось чинить поломанное, таскать с улицы обломки чьей-то мебели - на дрова, и надеяться, что власть уже установилась, что стрелять больше не будут. Надеяться и заклеивать свежевымытые окна крест-накрест.

- Да, пятьсот лет спустя, Алваро. Пятьсот лет спустя. А тогда... во время предыдущей осады той же Фаэнцы, лет за тридцать до того, всех захваченных за стенами горожан, без различия пола и возраста, калечили и отсылали обратно, чтобы семьям пришлось кормить беспомощных нахлебников. И человека, который это сделал, никому не пришло в голову осудить. Он не нарушил ни обычаев, ни законов. А за десять лет до того пойманным вражеским арбалетчикам пальцы рубили, чтобы не пользовались богомерзким оружием.

Ну да, думает Алваро, а если я скажу, что "а мог бы и искалечить" - это не аргумент, когда речь идет о таком из себя герое и создателе нового формата войны, то мне еще раз напомнят о моральных нормах века того и века этого. История - дурацкая наука. Нормы, нормы... все равно, что по понедельникам мерить расстояние в метрах, а по средам - в вилках.

- Я вообще-то хотел сказать, что Пелаэс что с компенсацией, что без - сволочь. Вы сами знаете. А тоже очень так... красиво проявлял доброту.

- Ваш Пелаэс был в первую очередь дураком. И бандитом. Как, впрочем, и большинство местных деятелей... Вы знаете, Алваро, - интересуется Рауль, - чем бандит отличается от политика?

- Маркой костюма, - вот пусть попробует опровергнуть.

- Ошибаетесь. Бандит - человек, который при помощи насилия заставляет вас отказаться от своей выгоды в пользу его собственной. И элемент насилия для него не менее важен, чем выгода. Обычно - более важен. Политик - это человек, который убеждает вас, что ваша выгода совпадает или совместима с его собственной. В том числе и при помощи насилия, если это самый эффективный способ. Из всех, с кем вы имели дело до того, как попали сюда, политиком был только сеньор Эулалио.

То-то вы от его политики поголовно за стволы схватились, усмехается про себя Алваро. Вместо дебатов по первому каналу. Главное, досочинив за меня, что меня обдурили и заслали - а я ведь объяснял же только что не на латыни. Но разве великий профессионал и выпускник новгородского филиала университета Максим Щербина поверит, что я все сделал сам, что "научить" и "заставить" - не одно и то же? А теперь мы с сеньором Эулалио оба - собственность корпорации, и наружу нам лучше не высовываться. Правда, и тут неплохо. Не считая режима, процедур и чертовых упражнений трижды в день под надзором врача и цербера сразу - тоже, между прочим, результат политики.