— Угадал, Анджей. И я угадал. Возьми-ка ты с полки пирожок, попроси у секретаря два кофе, и будем думать, как нам дальше быть…
Арья, уже не скрываясь, любовалась сестрой и белобрысым синринцем. К вечеру они наконец-то перестали делать вид, что знакомы лишь по обязанности — тут-то и началось самое интересное. Кайсё слегка вздрагивал, когда женщина прикасалась к нему, а после того, как Аларья предложила ему размять плечи, и вовсе покраснел, как мальчик. Пятна румянца на лице тридцатипятилетнего, как помнила Арья, мужика, смотрелись трогательно. По их обычаям подобное общение даже между супругами дозволялось лишь наедине.
Зато белобрысый схлопотал суровую выволочку, в очередной раз обратившись к Аларье «женщина». Он покорно выслушал нотацию о том, как положено обращаться к дамам по правилам вежливости, хорошего тона, а также дабы избежать избиения полотенцем, — сестра как раз вытирала посуду, оставшуюся после обеда. Смущенный Белл топтался, мялся и, наконец, сообразил, что нужно бы извиниться.
Эти забавные мелкие происшествия не портили картины. Напротив, благодаря им делалось видно, насколько этим двоим хорошо рядом. Банальность «созданы друг для друга» обретала свое воплощение в реальности, причем в такой безумной обстановке, что Арья тихо радовалась. Островок теплой ворчливой стабильности вокруг парочки становился все более уютным.
В холодильной камере обнаружилось великое изобилие продуктов. Покопавшись там и в кладовке, Арья решила пожарить мясо и отварить рис, а к нему — жареные овощи. Нашлись и свежие яблоки. Привычные кухонные хлопоты если не успокаивали, то позволяли на время отвлечься от разговоров, препирательств и обсуждения головоломных загадок Прагмы. К тому же, Арья знала, что решения, принятые натощак, часто оказываются слишком злыми и поспешными.
Наконец-то все ушли из кухонного блока, оставив Арью наедине с плитой и тягостными раздумьями. Она так и не поняла, ошиблась ли, рассказав Наби об экстрах Вольны. По всей имевшейся у нее информации, на Синрин экстр тоже использовали, но не в армии, а в храмах. Анджей об этом рассказывал. Анджей… не оторвет ли он голову, если узнает, что Арья поведала синринцам вроде бы не самые секретные сведения, но?..
Капля горячего масла упала на руку. Арья привычно лизнула обожженное место и вдруг успокоилась. Не было во всем мире ничего такого, что стоило утаивать от сестры или синринцев. Всю жизнь ее семья состояла из двух человек — из нее и Анджея, но в одночасье все изменилось. Теперь у нее была сестра, у сестры — возлюбленный, а у того друг. Изрядная сволочь, как ни крути, но все равно гораздо более близкий, чем все прочие. Не считая Анджея, конечно. Любимый муж был вне конкуренции, но и остальных расставить по полочкам казалось совсем простым делом.
Откуда пришло чувство общности, Арья не задумывалась. Она разложила еду на тарелки, поставила их на поднос и вынесла в столовую.
— Кушать подано, дорогие дипломаты!
Сестра уже накрыла на стол. Две бутылки добытого в кладовке вина, металлическая блестящая посуда, салфетки в колечке. Вполне уютно — особенно, учитывая обстановку, в которой все оказались. Вспомнив, что они совершенно одни на базе, Арья вздрогнула. Космические базы считались очень сложными объектами повышенного риска, каждая система, хоть и была автоматизирована, продублирована дважды и трижды, требовала постоянного наблюдения дежурного. Здесь же их оставили наедине с космосом, а тот никогда не был дружелюбен к хрупким существам из крови и плоти.
— Интересно, когда следующий визит? — спросила Аларья. — Мы хоть выспаться успеем?
— Не знаю, — развела руками Арья. — Хотелось бы надеяться. Но сейчас еще только восемь, рановато спать идти.
— А мне что-то хочется, — зевнула сестра.
Арья улыбнулась. Белобрысый старательно делал морду крупным ящиком, хотя при слове «спать» стрельнул глазами в сторону сестры. Едва ли его интересует крепкий сон в гордом одиночестве, подумала Арья.
— Кстати, а где мы будем спать? Мне будет неуютно, если кто-то уйдет на ту половину. Хотелось бы, чтобы вы были рядом. Если вдруг что.
— Ну, за нас можешь не волноваться. Если вдруг что — постучи в стенку, — усмехнулась Аларья. — А вы, Фархад?
Психованный консультант швырнул палочки на тарелку. Звон получился весьма выразительный.
— Вы предлагаете мне к вам присоединиться? Вам одного мужчины мало? Вполне характерно для таких, как вы, — он брезгливо оттопырил нижнюю губу и вдруг стал совсем некрасивым.
Бранвен дернулся, порываясь встать, но Аларья положила руку ему на плечо и удержала на месте. Белобрысый кайсё выпятил подбородок и сжал кулаки. Пока что они лежали на столе, но две тяжелые лапы со сбитыми костяшками не сулили хаму ничего доброго.
— Для каких именно? Вы уточните. Не люблю, знаете ли, недомолвок, — в упор глядя на Наби, сказала сестра.
— Извольте. Для шлюх и еретичек, совращающих наших доблестных офицеров, — отчеканил консультант. — Впрочем, каков офицер, такова и доблесть. А какова доблесть, такова и победа.
— Итто кайи Наби, напоминаю, что за оскорбление старшего по званию я имею право отправить вас под арест, — медовым голосом проговорил, почти пропел, Бранвен; тем не менее, от такой ласки у Арьи по спине пробежали мурашки.
— Да нет у тебя никаких прав, помойное блядское отродье, — Наби выставил вперед руку, демонстрируя широкое золотое кольцо на среднем пальце. — Так что заткни свою пасть и помни, кто тут главный.
Арья посмотрела на Бранвена. Тот открыл рот, потом закрыл, молча поднялся из-за стола и упер руки в бока. Что-то мешало ему врезать по морде наглецу. На широкой физиономии кайсё отображалось такое борение чувств, что женщине стало его жаль. Еще больше ей было жалко сестру, изумленно созерцавшую сцену. Вся эта пантомима вокруг кольца, похожего на обручальное, имевшая какой-то смысл для Бранвена, ей осталась глубоко непонятна. Из последней реплики Наби она поняла только цензурные слова, синринской брани ее никто не учил. Зато Арья поняла другое: сестру и ее любовника оскорбили.
Темная густая ненависть вскипела в груди. Привкус железа во рту, легкая упругость мышц, какой она не помнила со времен училища, а может, и с поры дворовых драк…
Арья опустила руку в карман пиджака, спокойно поднялась, отодвинув стул, а потом швырнула в лицо хаму свою тарелку. Тот успел дернуться, и недоеденное мясо с рисом высыпалось ему на грудь. Его секундной заминки хватило, чтобы женщина сделала шаг и приставила острие ножа к горлу Наби, прямо под челюстью, как учил ее когда-то приятель-хулиган.
— Слушай меня, поганый выблядок, жертва мутации, — сказала она, наблюдая, как мертвенная бледность вновь заливает лицо урода. — Бледная немочь подвальная. Если ты еще раз откроешь рот на мою сестру или Белла, я вырежу тебе твой поганый язык. Мне на твои побрякушки наплевать, ты знаешь. А еще я псих со справкой, это все знают. Так что ты захлебнешься кровью, а меня просто полечат месяца три. Понял?
Арья слегка повертела ножом. За несколько лет лезвие наполовину сточилось, и нож она носила в кармане ради пилки. Хулиганская выходка, как раз в духе того приятеля, отсидевшего к двадцати годам два срока, оказалась лучшим средством, чтобы заставить синринского аристократа мелко трястись и покрываться потом.
— Понял, я спрашиваю? — «спра-ашью», наглое, с растяжечкой, как давным-давно.
— Да… убери нож, ты…
— Кто — я? Ну-ка, давай, я подскажу. Глубокоуважаемая пани Кантор…
— Глубокоуважаемая… пани… Кантор… уберите нож.
— Пожалуйста?
— Пожалуйста…
Арья убрала нож и отступила на шаг, но поверженный соперник не шевелился. Он судорожно глотал воздух и ощупывал челюсть. Женщина только чуть наколола кожу, выступила всего пара капель крови.
— Знаешь, что, Фархадик-тысячник? — с усмешкой сказал Бранвен на синринском. — Когда ты доболтаешься, и она действительно будет вырезать тебе язык, я пойду посрать. А делаю я это долго, с плеером, чтоб не скучать. Посмотрим тогда, поможет ли тебе жреческое колечко, паскуда…