12/07

Арья Кантор уныло месила ложкой кашу. Овсянка с консервированными сливками. Завтрак дипломата, надо понимать. Сестрица напротив флегматично намазывала джем на тонкий ломтик обжаренного хлеба. Гренки с джемом, овсянка со сливками, сок, кофе. Арья скривилась и отодвинула от себя тарелку. Каждая сторона отдельно снабжала своих представителей продуктами; женщина не представляла, чем завтракают уважаемые сотрудники синринской делегации, но сомневалась, что такой же дрянью.

— Ты когда-нибудь в переговорах участвовала? — не глядя на сестру, спросила Арья.

— Дважды. Только не в зале, а «консультантом на наушнике».

— Это как?

— В зале сидят руководители, советники, секретари, а в помещении синхронистов — переводчики и консультанты. На гарнитуру идет перевод и подсказки.

— У нас будут такие консультанты?

Аларья отрицательно качнула головой и вновь переключилась на гренку. В столовой отчетливо веяло прохладой. За пять лет работы в правительстве одной державы они встречались лицом к лицу десяток раз, но ни разу не разговаривали без официоза. Арью не тянуло сближаться с сестрицей. Образ избалованной родительской любимицы с годами так и не померк.

— Хочешь посмотреть на синринцев почти живьем? — предложила вдруг Аларья.

— Хочу, конечно. А как?

— Да мне тут служба безопасности нарезку с камер сделала…

Женщина взяла с соседнего столика пульт дистанционного управления, включила настенный проектор. Мутноватое «энергосберегающее» изображение мигнуло, пошло радужными пятнами и стало четким — режим полной мощности. За похожим металлическим столом сидел черноволосый мужчина лет двадцати пяти. Аларья уменьшила масштаб, и теперь лицо отображалось во всю стену.

Гладкая смуглая кожа, слегка раскосые большие глаза, мягкий овал лица. Правильные черты, застывшие, словно маска из полированного камня. Челюсть двигалась, но лицо казалось неподвижным. Синринец опустил глаза. Густые темные ресницы отбросили тени на скулы. Между ровных широких бровей блеснул золотой треугольник.

— Какая куколка, — усмехнулась Арья. — Что за мальчик такой миленький?

— Фархад Наби, доктор психологии, итто кайи ССС, то есть, капитан. Наш ровесник, между прочим. Так что отнюдь не мальчик, да и насчет миленького я бы не обольщалась. Психолог с дипломом их Всепланетной коллегии, потомственный аристократ. Готова спорить — не то, чем кажется…

Арья не стала спорить, только пожала плечами. Смуглый мальчик-конфетка ей не понравился с первого взгляда. Она полюбовалась тем, как красавчик управляется с палочками для еды. Точеные ладони — округлые, по-женски пухлые, с холеными отполированными ногтями. Изящные скупые движения. Слишком похож на преуспевающую актрису, решила Арья. Наверняка манерная хитрая дрянь с замашками избалованной бабы.

Изображение сменилось. Теперь на экране появилось нечто, на первый взгляд куда более осмысленное. Камера взяла картинку из каюты, а потому сестры пронаблюдали своеобразный антистриптиз. Высокий широкоплечий парень одевался, стоя перед зеркалом. Белая форменная водолазка туго обтянула грудь и бицепсы.

— Что-то он крепковат для синринца… — удивилась Арья. Выросшие на планете с чуть меньшей, чем на Вольне, силой тяжести, синринцы всегда казались ей более слабыми, что ли… Хрупкими, пожалуй. Куколка Фархад был как раз из таких.

— Орбитальщик, — пояснила Аларья. — Их там заставляют качаться. Хорош, правда? Кайсе Бранвен Белл, глава делегации. Тоже наш ровесник. Вояка с детских лет.

— Э, получается, он сейчас в чине контр-адмирала или генералмайора? Не рановато ли?

— Надеюсь, ты сможешь ответить ему на аналогичный вопрос, — улыбнулась стервозная сестричка.

Арья прикусила губу и принялась разглядывать коллегу, равного по званию и положению. Он тоже казался много моложе своих лет. Больше двадцати пяти Арья ему не дала бы. Хорошо сложен от природы, да и годы постоянных упражнений сказываются. Тяжеловатое мужественное лицо с правильными чертами. Широкая щетка монотонно скользила по копне удивительно светлых, лишь на тон темнее белого парадного кителя, волос.

— Всю жизнь мечтала так обрасти… — сказала Аларья. — Ну вот зачем мужику такое ежеутреннее наказание?

— Ты меня спрашиваешь? Тебе вроде как должно быть виднее.

— Сама традиция и ее истоки — вовсе не одно и то же. У них через прически выражается очень многое. Военный обязан заплетать волосы в косу, причем одним конкретным образом: от основания шеи, без дополнительных фокусов. Жрецы и храмовые служащие заплетают волосы в «корону». Гражданские могут ходить как угодно, но если у мужчины обрезаны волосы выше плеч, это или преступник, или…

— Или? — заинтересовалась Арья, до того слушавшая вполуха.

— Скажем вежливо: официально признанный таковым гомосексуалист.

— А что, у них с этим какие-то проблемы?

Аларья повернула голову от экрана и смерила сестру презрительным взглядом. Женщина вновь прикусила нижнюю губу, едва удерживаясь от грубости. В ее обязанности не входило знать подобные вещи, а если Аларья считает, что все должны обладать ее уровнем эрудиции, то почему бы ей не катиться обратно на Вольну? Без ее услуг вполне можно обойтись.

— Да, пани Кантор, у них с этим большие проблемы.

Проблемы сексуальных меньшинств Синрин Арью не слишком-то волновали — гораздо больше ее разозлило высокомерное поведение подчиненной. Именно так — подчиненной, а не сестры. Ничего родственного в заносчивой женщине, сидевшей напротив, Арья Кантор не видела. Только ледяной холод презрения, полное нежелание сотрудничать. Первая проблема выявилась во всей красе.

Далее ожидались только новые проблемы, и ни одного надежного человека, на которого можно опереться. План был прост: день на подписание протокола намерений, два дня на подписание собственно договора, банкет, отлет. Просто, как программа любой научной конференции.

Беда состояла в том, что Арья не представляла, с чего начинать.

Бранвен знал, что камеры наблюдения понатыканы по всей базе — от коридоров до сортиров и душевых. Официально каждая сторона имела право наблюдать только за своими представителями. На практике все выглядело иначе. Службы безопасности сотрудничали столь плотно, что, по факту, представляли из себя единую службу безопасности базы, ставившую свои интересы выше приказов командования. Втихаря, конечно — но зато с неискоренимым настойчивым упрямством.

Ничего удивительного в этом не было. Пара лет службы на крошечном чечевичном зернышке «нейтральной» базы заставит сдружиться кого угодно. По пять человек с каждой стороны, одни и те же лица, долгие скучные периоды бездействия между переговорами… Бранвена это всецело устраивало: во-первых, в любой момент он мог получить запись или расшифровку разговоров с «той» стороны; разумеется, далеко не всякую — то, что обсуждалось в одной из комнат «вольнинской» половины, не было доступно никому, а именно ее использовали для действительно секретных разговоров.

Во-вторых, служба безопасности, будучи поставлена перед фактом, что любой несчастный случай на территории, — неважно, на чьей половине, неважно, в стыковочном ли шлюзе или душевой, — отправит под трибунал всю десятку офицеров и мичманов, равно охраняла и своих, и чужих. Такая договоренность между сторонами существовала уже лет пятьдесят и заставляла безопасников обеих планет ловить не только мышей, но даже самых безобидных мушек.

У Бранвена была масса возможностей наблюдать за вольнинскими дипломатками, но он предпочел составить впечатление при личной встрече. При этом он был почти уверен, что вольнинки уже рассмотрели его в фас и профиль; оставалось надеяться, что в какой-нибудь не слишком дурацкой ситуации. Ощущение проницаемых для чужого взгляда — в любой момент, без предупреждения — стен было знакомым. В кадетской школе и в Академии КФ было все то же самое. Камеры наблюдения везде, и твоя вина и беда, если тебя застигли за чем-то непристойным.