Иногда я оставляю Девона и Гомера в клетках во дворе. Если же их оставить дома одних да еще и на свободе, то они постараются, чтобы вернувшись я обнаружил «послание»: шкафчик для видеокассет открыт, диванные подушки на полу, коробки с CD-дисками на кровати. Ну а холодильник мы на всякий случай все еще запираем.

Наши дни заполнены, и я этим вполне удовлетворен. Игра чередуется у нас с работой, дружеское общение с моционом. Я много пишу, много гуляю. Почесываю за чьим-нибудь ухом, а меня то и дело облизывают. Я бросаю мяч, раздаю жевательные косточки, а иногда пищащие игрушки. У меня есть и спутники, и приятели, и товарищи по заговорам и конспирации.

В горах в нашей хижине нам еще лучше. Когда я начинаю грузить вещи в джип, собаки возбужденно носятся вокруг. Девон даже пытался залезть в мой рюкзак: как только я достаю его из шкафа, пес сразу же понимает, что за этим последует.

Место собак — на заднем сиденье, которое я застилаю старым пледом и одеялами. Они забираются туда, а я тем временем настраиваю приемник, чтобы по дороге слушать репортаж с бейсбольного матча нью-йоркских «Янки». Ехать нам часа четыре. В местах с не слишком интенсивным движением я слегка приоткрываю им окно — собаки любят, высунув нос наружу, дышать свежим воздухом.

Как только мы въезжаем на горную дорогу, Девон разражается лаем. У хижины мы останавливаемся, я открываю дверцу, — собаки пулей вылетают из машины, мчатся в лес, обегают луг.

С этими собаками я пристрастился к далеким пешим прогулкам.

Правда, теперь от ходьбы у меня часто начинает болеть лодыжка. Раньше, когда ноги были в порядке, я такие длительные походы не любил. Но хозяин бордер-колли не имеет шансов остаться домоседом.

Итак, первое, что мы делаем, прибыв на место, это отправляемся ненадолго в лес, который начинается позади хижины. Если время рассчитано верно, то мы еще успеваем увидеть, как солнце садится за холмы.

Джулиус и Стэнли любили гулять; я с удовольствием вспоминаю те наши прогулки, но они были короткими. Мухи и комары, жара и холод — все это быстро надоедало моим лабрадорам, и уже через четверть часа они были не прочь вернуться домой.

А в каждого из моих бордер-колли точно встроен вечный двигатель. Насекомые для них не помеха. На погоду они тоже не обращают внимания. На удивление живые и быстрые, собаки вечно прыгают, крутятся, куда-то мчатся, обследуют какие-то бревна, деревья, ручьи. И все живое, встречающееся им на пути — будь то дикая индейка, мышь полёвка или бабочка монарх — чрезвычайно их интересует.

Это их внимание ко всему, что происходит вокруг, подстегивает и мой собственный интерес. Прогулки обрели теперь для меня новый смысл. Эти ребята заставляют меня лучше приглядываться ко всему, что есть в этих лесах. И разделять их энтузиазм по поводу увиденного. Их энергия, их живость заразительны. И, пожалуй, для меня это самое привлекательное в бордер-колли. Им удалось превратить меня — даже меня! — в своего рода бродягу.

Здесь в горах мы встаем в пять или шесть часов утра и отправляемся на нашу первую прогулку. Я беру с собой кофе в термосе, мобильник — на случай, если начну часто падать, — и пакет печенья.

Иногда мы проходим через большой луг за домом (зимой здесь приходится пробираться по глубокому снегу). В другой раз спускаемся по грунтовой дороге, Гомер бегает за мячом, скатывающимся вниз с холма.

Поскольку в здешней местности мало машин, собаки в горах свободны и знают об этом. Кажется, прошла вечность с тех пор, как Девон, попавший в горы первый раз, сбежал в лес. Он больше никогда не убегает так далеко. Здесь мне не нужны поводки и совки, не требуется подавать команды. Собаки просто бегают, стараясь не упускать меня из вида, а я радуюсь, как отец, чьи детки резвятся у него на глазах.

Игривость Гомера сделала здесь в горах более игривым и Девона, хотя проявляется это только тогда, когда поблизости никого нет.

Гомер носится по полю или вокруг дома. Раньше Девону ничего не стоило его догнать, но Гомер вырос и стал хитрее. Когда Девон бежит к нему, он прячется среди деревьев или в высокой траве, время от времени высовываясь оттуда, чтобы насмешливо тявкнуть, и снова исчезает. Это его месть за те долгие месяцы, когда Девон его притеснял. Выглядит все очень забавно.

Девон с увлечением его преследует. Гомер появляется то там, то тут, как фигурка в компьютерной игре. В какой-то момент Девон настигает его, хватает за ошейник и валит на землю. Гомер лежит неподвижно, выжидает, пока Девон ослабит хватку, а потом вскакивает и удирает. Возиться так они могут часами. А мне доставляет огромное удовольствие наблюдать за их игрой, иногда я ловлю себя на том, что громко смеюсь.

Мы возвращаемся в хижину, там я некоторое время провожу за работой. К вечеру наша тройка порядком измотана. Наступает время отдыха. Час, а то и два Гомер и Девон жуют «косточки» из воловьих жил, я развожу огонь в камине и устраиваюсь около него почитать. Вечера проходят мирно: в камине горит огонь, в руках у меня хорошая книга, на столе бутылка шотландского виски, рядом со мной собаки. Часам к десяти они совершенно успокаиваются и начинают подремывать; вскоре и я ложусь в постель и выключаю свет в спальне.

Но уже через несколько минут чувствую легкое как пух касание — это слева от моей головы проворный Девон ложится на соседнюю подушку. Чуть позже на кровать вспрыгивает и устраивается у меня в ногах Гомер. Мы все добросовестно притворяемся, будто соблюдаем правило, которое не разрешает собакам спать вместе с хозяином в его постели.

Однако в холодные зимние ночи, когда за стенами хижины завывает ветер, наше трио оставляет всякое притворство; мы превращаемся в стаю и здесь, на вершине мира, свернувшись в клубок, противостоим стихиям.

Теперь между нами царит согласие, хотя и иного рода. Жизнь с двумя бордер-колли никогда не бывает простой и редко дает мне возможность расслабиться так, как во времена Джулиуса и Стэнли. Но все же нас опять трое и нам легко и спокойно вместе, а бывает так весело, что я уже с трудом вспоминаю те первые недели и месяцы.

Когда в Нью-Джерси мы почти каждое утро проходим по перекрестку, где столь яростно сражались с Девоном, мне кажется, будто все это было в другой жизни. Неужели моя спокойная, гордая, красивая собака — та самая, которая кидалась здесь на автобусы и даже запрыгнула на крышу минивэна? Меня до сих пор удивляет, когда люди хвалят именно спокойное достоинство Девона. Хотя сейчас, и вправду, я кричу на него редко: в этом просто нет необходимости.

Однако я продолжаю учиться. Добродушные, хорошо выдрессированные лабрадоры демонстрировали мне свою преданность всегда, без всяких условий. Верность бордер-колли нуждается в подкреплении. Джулиус делал то, чего я от него ждал, он всегда стремился соответствовать моим ожиданиям. Никаких объяснений или уточнений ему не требовалось.

Девон другой: он хочет знать, почему, собственно, он должен кого-то слушаться. Ему нельзя просто дать команду и ожидать слепого повиновения. Нужно убедить эту от природы очень независимую собаку, что ваше требование разумно и выполнить его необходимо. Иначе он почувствует себя кем-то вроде дрессированной цирковой собачки. А это унизительно и неизбежно породит проблемы.

Эта собака — гремучая смесь противоречий и интеллекта; вызов, который она бросает миру, — своего рода подъемный мост к ее сердцу. Он или опускается или не опускается. Вопреки распространенному мифу, отношения с бордер-колли не формируются автоматически. Подобных собак заводить рискованно. От них часто отказываются. С бордер-колли неизвестно, как дело повернется. Отношения могут не сложиться, стать напряженными и обременительными.

Но у меня снова есть две чудесные собаки, которых я люблю и которые любят меня. И это хорошо. Не могу отделаться от чувства, что стал свидетелем явлений простых и важных, что мои приобретения и утраты, и есть, в конечном счете, не что иное, как сама жизнь.