Тихий голос угас, и на минуту в комнате Наступила тишина. Фрэнсис собралась с силами и задала вопрос, который не давал ей покоя.

— Доротея, — осторожно начала она. — Сегодня ты весь день была рядом с Габриель?

— Да.

Старая женщина выпрямилась в кресле. Ее лицо напряглось, а губы слегка сжались.

— Я ее оставила только на четверть часа, — сказала она. — Она сидела и совершенно засыпала, или мне тогда просто так показалось. Ее в последние дни совершенно невозможно понять — она такая хитрая. Я знала, что ее там никто не побеспокоит, и я пошла убедиться, не забыли ли разжечь огонь в ее комнате. Она была такой расстроенной, и я не могла позволить себе привести ее в холодную комнату. Я вернулась так, как мы и пришли — через дверь мистера Мэйрика и по боковой лестнице. Я вышла через двор, а потом через кухню. Я немного поговорила с Норрисом и женщинами. Он сказал, что только что поднимался в комнату проверить камин, и я подумала, что он вполне мог все подслушать через ту дверь в шкафу.

Я не знаю, многое ли можно там услышать. Но мне показалось, что они просто сгорали от любопытства, потому что все время расспрашивали, о чем мы говорили с Лукаром, но я постаралась ничего не выдать. Я проговорила с ними, наверное, минут десять или пятнадцать, а может, немного больше. Когда я вернулась, они уже нашли мистера Лукара, и все началось.

— Бабушка спала, когда ты пришла?

— Нет, она бродила по комнате. Она была так же бодра и в таком же ясном рассудке, как сегодня. Я заметила в ней перемену. Похоже, все эти проблемы дают ей все новые и новые силы.

Доротея замолчала и задумалась. Через несколько мгновений она улыбнулась.

— Я совсем рехнулась, — сказала Доротея. — Она не могла. Это полная чушь. Даже если бы эту милую старую голову совсем покинул рассудок, и она решилась бы на что-то дурное, то все равно не смогла бы. У нее не хватило бы сил. Это с нами, мисс Фрэнсис, что-то не так. Мы сошли с ума. Мы так испуганы, и все так перемешалось в наших головах, что все мы рехнулись. Она не смогла бы этого сделать. Да и потом, чем?

Фрэнсис ответила не сразу. Цитата из детской книжки с картинками, которую она когда-то читала, запульсировала в ее сознании: «Но если лезвия достаточно остры, ими может использоваться даже ребенок, мой дорогой лорд Берлей».

— Могла ли она это сделать? — рассеянно Переспросила она. — Я хочу сказать, просто Предположим, что у нее хватило бы сил. Могла ли она это сделать? Можешь ли ты допустить, что она это сделала?

Это был риторический вопрос, который требовал резко отрицательного ответа. Но то, что сказала Доротея, ее поразило.

— Нет, если бы только она, конечно, не подумала, что настолько стара, что все это не имеет значения.

— Не имеет значения? — ошеломленно переспросила Фрэнсис.

— Что с ней потом будет. Старики такие смешные, мисс. Они уже так привыкают к мысли о смерти, что они начинают вести себя как-то странно, как люди, собирающиеся в эмиграцию. Она уже так убедила себя, что эта жизнь для нее закончилась, что живет уже вполсилы. Она на редкость небрежно относится к своему телу, как к старому выношенному платью. В сердце она все еще та же нетерпеливая любительница приключений. В сердце она все еще молода, вот она какая. Я не знаю, чего от нее можно ожидать.

— Но все-таки, она не могла это сделать?

— Нет, милая, слава Богу, не могла. — Доротея вытерла глаза одним взмахом широкой ладони. — Мне уже гораздо лучше, — просто сказала она. — Все это дурацкие фантазии. Когда начинаешь об этом говорить, сразу понимаешь, как все это глупо звучит.

— Но все-таки кто-то это сделал, — медленно сказала Фрэнсис.

— А? Да, да, кто-то это сделал, — равнодушно сказала Доротея. — Самое главное, с ней все в порядке, это все, что меня волнует. Она сейчас сидит у камина. Она сегодня вечером опять мило капризничает, и у нее прекрасное настроение. Я пойду посмотрю, как там дела у мисс Филлиды. Если мы приглашаем сегодня сиделок, нужно нам с миссис Сандерсон немного прибрать в комнате. Идите к бабушке, милая. Скажите ей, что я скоро приду.

Перемена, произошедшая в ней, удивила Фрэнсис. Признание облегчило не только ее душу, но и тело, потому что она легко и молодо вскочила на ноги.

— Итак, принимаемся за работу, — сказала она. — Лучше разместить сиделок в старой детской. Там очень тепло. Не беспокойтесь, милая, все будет сделано, как надо.

Фрэнсис проводила ее до двери. Они расстались на лестничной площадке, и Фрэнсис медленно и устало повернула в комнату Габриель. Конечно, Доротея могла теперь порхать по дому и перевернуть горы домашних дел. Что же касается Фрэнсис, то для нее открылись новые пугающие подробности. Почему Габриель бродила по дому в ночь, когда убили Роберта? Почему? И, в конце концов, где именно?

Она вошла в темный альков, где располагалась комната Мэйрика, и уже собиралась постучать, как вдруг услышала, что Габриель с кем-то разговаривает. Высокий тонкий голос звучал очень властно, и все было слышно очень отчетливо.

— Всю свою жизнь я поступала так, как считала лучше для семьи. И сейчас я не вижу причин менять свое поведение. Вам не кажется, что вы ведете себя как низложенный принц?

У Фрэнсис по спине пробежали мурашки. Насколько она знала, в комнате никого не должно было быть, кроме Габриель.

Она рывком открыла дверь и прямо перед собой увидела миссис Айвори. Она сидела лицом к двери в высоком черном кресле, накрытом громадной пуховой шалью. В комнате царил полумрак. В ее черных глазах и на кольцах играли отблески огоньков ярко горящего камина. За ее спиной неясные очертания мебели мягко уходили в теплый сумрак.

Сначала Фрэнсис показалось, что Габриель одна в комнате и разговаривает сама с собой. Она совершенно растерялась, не зная, как себя ведут в таких случаях. Как вдруг немного поодаль скрипнул стул, и навстречу ей поднялся мужчина.

— Дэвид!

Его внезапное появление было так неожиданно, что она сразу обо всем забыла и вскрикнула. Они оба резко на нее зашикали.

— Извините, — ответила она с обидой, которую всегда вызывает такое обращение. — Но я думала, что тебя…

— Арестовали, — вставила Габриель недостающее слово. — Но, кажется, его или отпустили, или он сбежал, — она посмотрела на него вопросительно, но он промолчал. Он стоял посреди комнаты, склонив голову и держа руки в карманах. Несмотря на небрежность позы, чувствовалось, что все тело его напряжено. Его лицо было серьезно.

Фрэнсис посмотрела в его сторону и обнаружила, что он задумчиво, без улыбки, рассматривает ее.

— Я как раз просил миссис Айвори закрыть дом, — сказал он. — Запереть. Выпроводить слуг. Если Филлида больна, пусть отправляется в клинику. Ты, Фрэнсис, можешь пожить в отеле. А сама миссис Айвори может вернуться в Хэмпстед. Нужно очистить дом.

— Что? Сегодня вечером?

— О Боже, да, это нужно сделать сегодня вечером.

— Но, Дэвид, мы не можем. — Возмутившись нерациональностью и непрактичностью предложения, Фрэнсис как-то не сразу поняла, Насколько оно странно. — Мы не можем, — Повторила она. — В любом случае, нам никто и не разрешит. Мы все должны оставаться здесь, пока инспектор Бриди не закончит осмотр в Галерее и опять не придет расспрашивать нас. У парадной двери стоит полицейский, и перед задней дверью тоже. Ты их видел, когда пришел?

— Нет… я… попал в дом другим способом.

— Я услышала, как кто-то стучится в дверь в шкафу. Я подумала, что это полиция, и впустила его. Он даже не удосужился объяснить, как оказался в кабинете моего сына. — В ее голосе не слышалось упрека. Замечание было сделано таким тоном, будто речь шла о каком-то мелком неудобстве, о котором воспитанные люди обычно не говорят прямо.

Фрэнсис посмотрела на маленький шкаф рядом с камином. Дверь была опять заперта. Задвижка была четко видна на фоне обивки. Дэвид с усмешкой проследил за ее взглядом, но промолчал. К прерванному разговору всех вернула Габриель.

— Совершенно невозможно, — сказала она, усаживаясь поудобнее. — А если бы и было можно, я бы все равно осталась. Я хочу кое-что узнать. — Ее голос дрогнул, и Дэвид обернулся к ней. На какое-то мгновение он, похоже, испугался, но потом увидел, как она все-таки стара и слаба, и его тревога понемногу улеглась.