— О нет! Но, ручаюсь вам, если бы ваш виконт встретился с герцогиней сразу после ее возвращения из эмиграции, в начале сороковых, малышка Лавальер была бы для него милой соседкой, подругой детства — и не больше. А раз уж ваш граф пошел на то, что запретил детям встречаться, привычка превратилась в…
— Любовь? Страсть? Манию? — спросил Гримо.
— Теперь это уже не имеет значения, — сказал Дюпон, — Судя по психологическому портрету мадемуазель де Лавальер, данному вами, господин Гримо, не ваш Рауль, а король Людовик должен был полюбить ее всем сердцем.
— Что общего между королевой-матерью Анной Австрийской и мадемуазель де Лавальер? Ваша теория вас подводит, — фыркнул Гримо.
— Нисколько, — заявил Дюпон, — Вспомните юность вашей королевы, вспомните, как ее преследовал кардинал, как несчастная королева подвергалась нападкам короля Людовика Тринадцатого… Справедливого, — иронически добавил врач, — Вспомните полную зависимость от них молодой королевы. Анна Австрийская жила в постоянном страхе. Сопоставьте это с положением при Дворе молоденькой фрейлины Луизы де Лавальер. Ее, насколько я знаю ситуацию, тоже обижают и преследуют все, кому не лень — и та же королева-мать, и принцесса Генриетта, и завистливые подруги… и — список этот можно продолжать до бесконечности. Вот и получается — беззащитная, робкая, пассивная Луиза вызывает у короля желание защитить ее — так же как когда-то господа мушкетеры защищали его мать — беззащитную, и, можно сказать, пассивную королеву Анну Австрийскую. Не сочтите мои слова крамольными, но вам должно быть отлично известно, что в интригах той эпохи Анна Австрийская была марионеткой, за ниточки дергала ее подруга Шевретта.
— Вы назвали королеву пассивной? Да, так оно и было! Действовали герцогиня де Шеврез и Констанция Бонасье, королева только ждала результатов. 'Но, наверно, самой активной была злодейка миледи' , — подумал Гримо, мрачновато этак усмехаясь, а Дюпон понял его усмешку по-своему, проговорив: 'Но кроткой королева не была даже тогда, хотя и прикидывалась сущим ангелом' .
— О да, — кивнул Гримо, — Мы знаем королеву-мать эпохи ее регентства — и эту Анну Австрийскую никак не назовешь кроткой, пассивной и беззащитной!
— Ее характер изменился после рождения Людовика. Власть она получила в зрелые годы, я же говорил о юности королевы. О тех временах, когда Ее Величество была ровесницей вышеупомянутой Луизы или чуть постарше сей девицы… А король расспрашивал придворных о молодости своей матери, и, к чести Его Величества, никогда не сдавал своих… конфидентов. Вы улыбаетесь, господин Гримо? Я неудачно выразился — скажем проще: людей, от которых получал интересующую его информацию. Подсознательно молодой король мечтал о нежной, беззащитной, бескорыстной подруге, каковую нашел в молоденькой Луизе, тем более, как вы говорили, девочка невольно призналась в своей любви первая. Так я успокоил вас, господин Гримо?
— Право, не знаю. Вы вроде толково все объяснили. Я уступаю силе вашей логики. Действительно, у герцогини де Шеврез и дочери Бофора много общего. Наша госпожа смелая, активная, я сказал бы, отчаянная. Подобными качествами, насколько я могу судить, обладает и мадемуазель де Бофор. Но что будет дальше, господин Дюпон? Будущее представляется мне таким пугающим.
— Ни на картах, ни на кофейной гуще гадать я не умею, — развел руками Дюпон, — Что вас пугает, господин Гримо? Война? Но мы все рискуем. Поверьте, здесь, на борту 'Короны' , в Средиземном море, где к нашим услугам и шторм, и весьма опасные приключения, поверьте, там, в Алжире, на войне с мусульманами, вашему господину сейчас все-таки легче, чем у себя дома, в Блуа, где все напоминало бы ему о той девушке. По себе знаю, — и Дюпон, наводивший ужас на весь флагман, меланхолически улыбнулся.
— Вы правы, — согласился Гримо, — Но я так боюсь за него…
— Это вы мне уже десять раз говорили! — вздохнул Дюпон.
— Разве? — удивился Гримо.
— Вчера, во время нашей беседы, я насчитал раз этак пяток, не меньше! Все, что ни делается, все к лучшему, — философски заметил Дюпон, — Война, иоанниты, мусульмане… Не придумывайте себе кошмары, господин Гримо. Вашему мальчику изменила дочь маркиза — он женится на принцессе! Только так и поступают люди с характером, а характер у него есть.
Гримо почесал лысину.
— Я хирург, и терпевт, и психолог, — продолжал Дюпон, — Но если отношения виконта и дочери герцога будут развиваться так, как и должны, мне, скорее всего когда-нибудь придется выполнять и обязанности акушера. Но я справлюсь и с этой задачей — мне не впервой.
— Дай Бог! — воскликнул Гримо, — Но почему мой господин все еще не заметил то, что вам и мне сразу бросилось в глаза? Может, мне сказать все как есть?
— Оставьте их в покое, — сказал Дюпон, — Если что-то и вызывает подозрения в повадках Анри де Вандома, сама идея Бофора настолько невероятна, абсурдна, фантастична, что вашему Наследнику Мушкетеров, которого все эти годы они все-таки подстраховывали и не втягивали в свои рискованные предприятия, трудно поверить в такую немыслимую авантюру. А сейчас, — добродушно сказал врач, — Настоятельно советую вам пойти к себе, прилечь и успокоиться. Вот вам-то как раз и нужен покой. Смена впечатлений, приключения, опасности, новые знакомства, перегрузки — все это целительно для такого юнца, как ваш ненаглядный Бражелон, но для вас такие путешествия могут быть губительны. Вы должны беречь себя, господин Гримо. Вот вам-то как раз и не следовало ехать в такой… круиз…
— Я захотел, — твердо сказал старик, — Именно я! Вот мне-то как раз и следовало! Есть кому передать мой богатый опыт!
— Вольному воля, — сказал Дюпон уважительно, — Вас этот молодняк чуть ли не за оракула почитает. А сейчас я проведаю молодого барона де Невиля. Вот кому понадобилась срочная медицинская помощь.
— Что с ним? — спросил старик, — Не дуэль, надеюсь?
— О нет! — ухмыльнулся Дюпон, — Острое алкагольное отравление.
Гримо недоверчиво взглянул на доктора и покачал головой. Дюпон, усмехаясь, развел руками. Эти жесты корабельного доктора и старика сразу понял вернувшийся помощник Дюпона и энергично закивал головой, подтвержая последние слова своего начальника.
ЭПИЗОД 30. МНИМЫЙ БОЛЬНОЙ
17. КОРАБЛЬ, ПЛЫВУЩИЙ ПОД ФРАНЦУЗСКИМ ФЛАГОМ
/ Некоторые сведения о корабле 'Корона' . Мемуары Ролана/.
''Корона' , флагманский корабль Бофоровой флотилии, один из лучших кораблей нашего королевства — и как военный корабль, и в художественном отношении — произведение искусства!
Деревья, необходимые для строительства мачт флагмана, предоставил французскому флоту господин барон дю Валлон де Брасье де Пьерфон, известный также под именем Портоса. Он был владельцем одного из лучших мачтовых лесов Франции. Наибольшая длина корабля — 70 метров, длина по ватерлинии — 50,7метров, максимальная ширина — 9,3 метра, высота бортов до верхней палубы — 10,5 метров, водоизмещение — 2100 тонн.
На трех палубах 'Короны' установлено 72 пушки различного калибра. Высота грот-мачты от киля до клотика — 57,6 метров. Общая площадь парусов — 1000 квадратных метров. Экипаж составляет…
…И тут я прерываю свои мемуары, потому что все эти данные я записывал где придется и когда придется, со слов капитана де Вентадорна и адъютанта его светлости. И только сейчас собрался записать все по порядку. Но сейчас адъютант его светлости, проще говоря, наш Пиратский Вожак, вместе во своими товарищами занялся чтением и переводом документов, переданных монахами марсельского Ордена Святой Троицы. Святые отцы выполняют благородную миссию, выкупая христианских пленников у пиратов Алжира, Туниса, Марокко. В руках герцога де Бофора оказались важные документы о наших соотечественниках в Алжирском Регентстве. Вот они и читают все эти бумаги, передают их из рук в руки и ужасно ругаются. Мне страшно любопытно, что там, в этих документах такое понаписано, если вызвало такую ярость у монсеньора герцога и его Штаба, но капитан отослал меня, и волей-неволей мне пришлось удалиться. Правда, я не теряю времени, и, завершив описание 'Короны' , еще раз хорошенько осмотрю весь наш парусник — не забыть бы чего! А тем временем и их совещание подойдет к концу. А все-таки мне обидно — пажу Анри де Вандома, такому же мальчишке как я, сам герцог милостливо разрешил остаться. Экая несправедливость! Господин де Бофор, капитан и наш Вожак все-таки не желают понять, каким важным делом я занят! Ведь все, что я сейчас пишу, принадлежит истории! Нет, с заглавной буквы — Истории. Так торжественнее.