Итак, такими были портреты Валерия и Сергея. Ничего подозрительного, в том числе, каких-то выходов на историю с убийством, в рассказах «информаторов» не было — не было мотивов, не было смачных историй о преступной деятельности в прошлой жизни и т. д. Но сами по себе портреты были основательны и давали неплохой материал для дальнейшего расследования.

После обсуждения Тома, довольно потирая руки, поздравила подругу с удачным началом следствия.

— Знаешь, — сказала она, внимательно приглядываясь к своему отражению в зеркальце, словно удачное начало детективной карьеры должно было что-то изменить в ее облике (никаких изменений зеркальце, к сожалению Томы, не отразило: все те же огромные голубые глаза, все тот же аристократически утонченный профиль, все та же дворянская копна волнистых светло-русых волос). — Мне кажется, что, если мы пойдем и дальше так… как бы… бодренько, то вычислим убийцу очень быстро. Вообще, Саш, я очень удовлетворена нашим началом!

— Чего я никак не могу сказать о себе, — пробурчала Александра.

— Потому, что все продвигается слишком просто? И тебе, как философу, это неинтересно?

— Потому, что полученный портрет одного из подозреваемых не сходится с моими впечатлениями от самого подозреваемого. И меня, как следователя, это удручает.

— И чем же подозреваемый не похож на свой портрет? И, кстати, ты о ком говоришь?

— О Тоцком.

— И..?

— Понимаешь, Том, по рассказам студентов Тоцкий получается таким тихим, мирным, робким, безропотным созданием, которое привыкло вести себя примерно и "не высовываться". А мне, когда я его видела, показалось, что Тоцкий — натура не мирная и не тихая. И «высовываться», похоже, он очень даже любит. Более того, проглядывали в нем какие-то ростки циничности, но он как будто все время пытался себя сдержать.

— Как это?

— Ну, он вел себя так, словно ему нужно выдержать маску интеллигентности на своем лице только во время зачета, а потом быстро эту маску снять как чужеродную.

— Мистика какая-то…

— Скорее, не мистика, а несуразица. И, может быть, даже ошибка.

— Что ж, — вздохнула Тома, убирая зеркальце. — Чувствую, следствие, вопреки моим прогнозам, затягивается. Ладно. Давай поступим так. Если уж ты не доверяешь народной молве, то иди тогда сама и еще раз встречайся с этим Тоцким. Пообщайся с ним, поговори о чем-нибудь — вы же оба философы, значит, найдете общие темы для обсуждения. А в ходе разговора поймешь, что это за человек на самом деле, и кто из вас прав в своих оценках — ты или народ.

— Ну, с народом мне тягаться, конечно, будет тяжеловато…

— Ничего, лиха беда начало…

На следующее утро Александра входила в корпус, в котором обучались студенты-философы. За четыре года учебы в университете корпус этот стал для нее привычным и родным. Однако, входя сейчас сюда не как студентка, а как следовательница, которой необходимо пообщаться с другим студентом — вероятным кандидатом в убийцы, — она испытывала ощущения не совсем привычные. И, кажется, даже заметила в облике корпуса какие-то черты, на которые раньше не обращала внимания: потрескавшийся паркет на полу, стены в темных разводах, отваливающаяся штукатурка…

В корпусе, как всегда, было шумно и гамно. Студенты умными голосами громко разговаривали на философские темы и совершенно несерьезно бегали по коридорам, скатывались вниз по лестничным перилам, дергали девчонок за хвостики и пели шальные песни.

На стенах, между портретами знаменитых философов и привычными сообщениями типа "Петя и Коля здесь были", "Катька Сурикова — коза!", "Маша плюс Даша равно — что попало" и т. п., красовались надписи позамысловатей.

Так, одна стена кричала диогеновским отчаянием:

"Ищу человека!"

На другой черными чернилами была выведена совершенная заумь:

"Абстрактное обеспечивает освобождение от природного в его случайности, подчиненности стихии внутреннего состояния".

Неподалеку фиолетовыми чернилами было написано не менее заумное продолжение:

"Зато оно позволяет сохранить неслучайное в меняющихся обстоятельствах, подстраивать происходящее под всеобщее и мешать случайности самого деятельностного бытия".

Были там надписи и попроще — так сказать, ответ Мастерам от тех, кто Не Волшебник, а Пока Еще Учится. Например:

"Главное, что узнаешь, обучаясь на философском факультете — это то, что все относительно".

Или:

"Все может быть и все быть может, и лишь того не может быть, чего и вовсе быть не может, а может вовсе и не быть!"

Была и такая надпись:

"Первый курс — никому-никому!

Второй курс — только ему!

Третий курс — только ему и его другу!

Четвертый курс — только ему, его другу и друзьям его друзей!

Пятый курс — кому???!!!"

Первой, кто встретился Александре на пути, оказалась… Лиза. Та самая Лиза Гурицкая, которая вместе с остальными студентами-должниками присутствовала при «осаде» Фрол Фролыча. Такую удачу не следовало упускать ни в коем случае! Поэтому следовательница решила на время оставить поиски Тоцкого и пообщаться с Лизой.

Лиза была одета в коротенькую зеленую юбочку, синие туфли и ярко красную кофточку. Челка у нее была уже не фиолетового, а скромного каштанового цвета, зато привлекали внимание огромные, явно искусственные ресницы. Когда Лиза призывно ими взмахивала (а делала она это постоянно), то становилась удивительным образом похожа на томную симпатичненькую коровку (правда, немного тощую).

Как ни странно, Лиза первой подошла к Александре.

— Привет. Кажется, мы знакомы? — Лиза смотрела на нее, слегка прищурившись.

— О, да, мы вместе были на зачете по теории вероятности, когда убили Фрол Фролыча.

— Да, да… — Лиза тяжело вздохнула и начала длинную речь о том, сколь скоротечен век человека и как много неприятностей таится на жизненном пути.

Александра слушала внимательно, периодически кивая головой и пытаясь проникнуть в суть Лизиной психологии.

После разговоров о скоротечности немного поговорили о собственных ощущениях во время «осады» профессора и при последующих милицейских процедурах. Лиза в красочных выражениях призналась, что до сих пор с ужасом вспоминает происшедшее, а в те времена и вообще чувствовала себя вменяемой лишь наполовину — настолько напугана и взволнована она была.

Почувствовав некоторую близость после обмена впечатлениями, девушки начали ознакомительную беседу в отношении друг друга. Лиза вежливо повосторгалась тем, что Александра учится на философском факультете (вот и она сама причастилась философии: только что сдала зачет — задолженность с прошлого года по риторике…), Александра, в свою очередь, вознесла хвалу факультету иностранных языков.

— Я просто не представляю, как можно жить, не зная хотя бы одного иностранного языка! — Лиза закатила глаза (ресницы при этом чуть не достигли лба). — Я лично занимаюсь языками каждый день — особенно английским.

— Правда?

— Правда-правда! Вот просто не могу без этого, и все! И ведь я не просто тупо новые слова зубрю, а вникаю в смысл лингвистических конструкций, делаю сравнительный анализ разных переводов одного и того же выражения… Ты знаешь, как это сложно?!

— Должно быть, невероятно сложно! — поддакнула Александра, всегда искренне восхищавшаяся людьми, которые обладают талантами к изучению иностранных языков.

— Далекие ото всего этого люди ничего не понимают…

— Слушай, Лиза, меня давно занимает вопрос, — не удержавшись, спросила Александра, — как правильно перевести название картины Сальвадора Дали: "Аптекарь из Фигераса, ищущий абсолютное ничто", или "Аптекарь из Фигераса, не ищущий абсолютно ничего"? В разных книгах переводят по-разному, а ведь смысл от этого меняется кардинально.

— А разве это — не одно и то же? — Лиза наморщила лоб.

— Хм… — Александра засомневалась, ст?ит ли продолжать разговор на данную тему.

— В общем, верны оба перевода, — вывела Лиза и внезапно сделала приятное лицо, сложив губы кокетливым бантиком.