— Короче, — сказал жесткий — женский голос, — Бери все деньги, я еще раз повторяю: деньги все, и через десять минут в кафиюшку «Блюменталь». Если притащишь с на хвосте еще кое-кого, деньги и еще кое-кого можешь засунуть себе в задницу прямо на месте.
— Шофера, — простонал Леваневский, — Я вашину модить не уме…
— Придется научиться время есть, — сказала дама и бросила трубку.
Шофера Леваневский бросил метров в трехстах от кафе, и эти триста метров бежал бегом. Разбежавшись, он по инерции сделал несколько кругов вокруг столика, за которым сидела дама и следила за ним ледяным взглядом.
— Деньги, — сказала дама, — Когда он наконец отдышался и уселся против нее.
— С собой, — ответил Леваневский.
— Сколько? — спросила дама.
— Триста, — ответил Леваневский, — Но тут…
— В жопу, — сказала дама,
— Нет! Да! Нет, но! — закричал Леваневский, Увидев что связь уходит- Нет но да нет! Но! Сколько?
— Пять, — ответила дама.
— Но это не может столько стоить, — ответил Леваневский, наконец очухавшись.
— Слушай ты, старая жирная пропидорасеная канарейка, — сказала дама, — Я отлично знаю, что это за человек, и прекрасно догадываюсь, зачем вы его ищете. И даже если бы я была такой же дурой, как и ты, я бы и то догадалась, что со мной будет, если он узнает, о чем я здесь с тобой торгуюсь.
— Давайте поговорим как интеллигентные люди, — предложил Леваневский, — тилегентность которого подтверждалась дипломом с настоящими печатями. Тут в чем дело, Вы же понимаете, — Солидная фирма. Нужны гарантии. Давайте до конторы, там договор. обязательства сторон Оформить как страховку, можно — пари. Наши юристы…
— Шесть, — сказала дама.
— шесть это что? — не понял Леваневский.
— Дикриментирую Тысячу за то, что ты решил самовольно изменить условия заключения контракта.
— Но нам же наисовершенейшим образом необходимы гарантии. Это же структурное подразделение и производственный технологический процесс… юридическая консультирование…
— Мне они как-то нужнее, — возразила дама, я не фирма а одинокая сирота Семь тысяч, причем, три даешь сразу сейчас и здесь. Остальные — после того, как вы его найдете там, где я вам скажу.
— Много, — проскулил Леваневский.
— Если вы ничего с ним не сможете сделать, мне придется сматываться, а это удовольствие дорогостоящее. Потому как сматываться я привыкла качественно и быстро. Кстати, почему три? По-моему, четыре.
— Так нельзя разговаривать. — сказал Леваневский.
— Нельзя так нельзя мне не очень положим и хотелось, — ответила дама, — Кстати, если передумаешь, имей ввиду, что речь уже идет о девяти.
— Значит, так, — сказал Леваневский, — Место это просматривается и простреливается. И ты, дорогуша…
— Идиот, — сказала дама, — Это ты трясешься за свою житуху — вонючку, и думаешь, что все так. Ну давай, простреливай. Вот смотри, — она достала сотку, — Запись разговора ведется. А уж кому она достанется, Лександру или твоему коту…
— Пардон, — перестроился Леваневский, — Пошутил. Признаю, понимаю, прошу прощения. Но деньги действительно очень большие, у меня и нет таких и никогда не было и не будет.
— Но есть, — ответила дама, — К тому же за то, что ты попросил прощения, две тысячи я скину, итого будет десять.
Леваневский произвел несложные арифметические вычисления и пришел к выводу, что ответ не сходится. Но дама объяснила, нетрадиционную арифмематику…
— Вот фотографии, — сказала дама, получив и пересчитав и провжикав деньги какой-то китайской фигонющкой. Вот пленка. Вот это вот на фотографии — число и время снимка. На пленке есть еще номера кадров. Вот квитанция за проявку вот за печать кассовый чек время проставленно. А это чек на покупку пленки. Все в одном месте проверить не трудно.
— А что за место? — спросил Леваневский. Я о том где снято а не где чек…
— Фазенда, — ответила дама, — Моя фазенда, — Но не думай, что я туда поеду.
— Так он там? — догадался Леваневский.
— Можешь посмотреть видишь ораньжевывае цифрки объясняю последний раз это время съемки, — ответила дама, — Был там три часа назад, во всяком случае. Но если там его и нет, то обязательно будет, если пойдет дождь. А дождь, вроде как, завтра обещают.
Потом она рассказала историю. В общем-то совершенно обычную историю, и объяснила, как найти фазенду, и как к ней подойти, чтобы с поселка не было заметно.
— В поселке собаки, — объяснила она, — А живет человек десять от силы. и все ветераны а собак на каждого по три Гавкают на любого леваневского. Лучше подняться на гору и спуститься.
Она нарисовала чертеж и заставила Леваневского перерисовать его. Потом объяснила, что на фазенде нет ни света, ни телефона. От поселка она была метрах в четырехстах на другой стороне ущелья. Но как она с поселка, так и поселок с нее прекрасно просматривались. Кроме того, с фазенды был виден большой кусок дороги.
— В это время машины там не ездят, — говорила дама, — Поэтому ищите какой-нибудь другой болие банальный способ передвижения. А если подъедете с другой стороны, вам придется чапать по грязи километра два, не меньше.
Улица жироедов располагалась в центре города, но ни на центр, ни на город не походила совершенно. Эдакий хороший дачный поселок с высокими заборами, за которыми жили те, кто не особо сильно пострадал от перестройки. Можно даже сказать, что они несколько выиграли, и более того, выиграли за счет тех, кто особо пострадал. Пострадавшие же пострадавшими себя не считали, а считали себя виноватыми, потому что те, кто не пострадал, убедили их, что не пострадали они в силу своих способностей к новому более совершенному образу жизни и способностей к предпринимательству деловой хватке и торгово-посредническому инстинкту. Что же касается жироедов, то эта способности у них сохранилась и приумножилась. И все чаще и чаще они предпринимали такие вещи, от которых люди, утерявшие эти предпринимательские способности в перид коммунистической окупации, впадали в состояние между комой и идиотизмом. Один из таких, впавших в подобное состояние, аккурат стоял на этой самой улице, держал в руках канистру со смесью, состоявшей на три четверти из бензина и на одну четверть из машинного масла. Смесь эта, надо сказать, обладает исключительными горючими и проникающими способностями. Мысли, надо сказать, у него были не менее горючие и не менее проникающие. Но он еще не решил, что стоит поджечь — дом кандидата-делегата-депутата, который перед ним или себя самого. В конце концов он решил, что поджечь лучше себя. В этом варианте дадут только год, а если повезет и сгоришь полностью, давать его будет некому. В кандидатско-депутатском реализации были проблемы с охраной, собаками и проволокой на заборе, и кроме того он стеснялся объяснений с дежурными рожами. Александру не надо было объяснять, что происходит. Он как-то сразу узнавал таких людей. Вероятно, потому, что сам нет да нет находился в подобном состоянии. Незадачливого самоубийцу просто насильно затащили в машину, где объяснили християнскую недопустимость подобного плана и ознакомили с замечательными свойствами перекисей ацетона и марганца, которые не обнаруживается никакими детекторными собаками и собачьими детекторами. Не учли только то, что у него ее еще чуть-чуть останется.
Эти два километра больше смахивали на все пять. Кроме того, их пришлось делать по горам. А еще малый, которого они взяли с собой, постоянно падал на четыре масла, тыкая пальцем в тропу, и вещал: "Затирка. Хитрый, гад, обходить надо". У самой фазенды обезвредили несколько натянутых ниточек, потом наблюдали за ней часа три. Малый за это время обползал на пузе все окрестности, и сообщил, что если кто-то там с сорок четвертым размером красовок и был, то ушел совсем недавно одев при этом эти самые красовки. Запланированный дождик уже начинался, поэтому решили подождать в домике. Впрочем, это относилось только к Маслу и Стеганному. Батона оставили снаружи, а малого решили отпустить, чтобы не впутывать в свои темные и некрасивые дела Дождик быстро разошелся не на шутку, и Леваневский, догадавшись, что следов так и так не останется, решил пройти до поселка и понаблюдать оттуда. Кроме того, были подозрения, что объект там. Подозрения не оправдались. Объекта в поселке не было. Леваневский что-то там насвистел про поломанную машину и снял комнату. Устроился возле окна и стал наблюдать за фазендой. Хозяином дома был какой-то тупой старикан, от которого удалось отделаться, только дав ему денег на водку. Вероятно, за водкой в этом поселке не надо было далеко ходить. Потому что старикан вернулся пьяный в дупелину буквально через полторы минуты. Он сидел напротив Леваневского и что-то образно и с впечатляющими жестами рассказывал ему. Что он там говорил, понять было совершенно невозможно. Даже если-бы его кто ни будь и слушал Дождь шел и шел, а Леваневский смотрел и смотрел. Но совершенно ничего не происходило, и кроме того, из домика раздавалось невнятное радиосопение. Когда это произошло, Леваневский даже не понял, что это такое и как. Домик как-то тихо мирно и совершенно бесшумно сложился и поехал вниз вместе со склоном, на котором стоял. Через каких-то тридцать секунд на месте игрушечного домика и большей части горы осталась только куча грязи. Из маленькой речушки внизу эта грязь стала с потрясающей скоростью делать озеро. Собственно, это была уже не маленькая речушка, которую Леваневский перепрыгнул, не заметив даже, когда шел в поселок. А мутный и быстрый поток полный обломочного материала. На хозяина все происшедшее никакого впечатления не произвело. Но соседняя тетка вопила просто ужас как. У нее то Леваневский и выяснил, что трещина там была давно, и оползня ждали с минуты на минуту, что никаких дам в поселке не появлялось, но большую черную машину тут вчера видели. Леваневский все-таки сделал вид, что произвел осмотр того, что осталось. После чего вернул хозяину резиновые сапоги и пошел по дороге. Когда сзади остановилась машина, Леваневский понял, что будут стрелять в голову. Но в голову стрелять почему-то никто не стал.