В ответ Папа помахал перед ней билетом.

— Погляди, — сказал он, — она отправляется на Трантор.

Лицо Мамы внезапно озарилось.

— Ты с Трантора? Отпусти ее руку, говорю тебе!

Она опустила на пол битком набитый чемоданчик, который держала в руке, и мягким, но беспрекословным жестом усадила на него Аркадию.

— Сядь, — сказала она, — дай отдохнуть ножкам. Корабль будет только через час, а все скамьи заняты сонными бездельниками. Так ты с Трантора?

Аркадия глубоко вздохнула и сдалась.

— Я там родилась, — произнесла она хрипло.

Мама радостно всплеснула руками.

— Мы здесь уже месяц, и до сих пор не встретили никого из соотечественников. Это замечательно. А твои родители… — она оглянулась.

— Я без родителей, — осторожно сказала Аркадия.

— Совсем одна? Такая маленькая девочка? — Мама являла собой смесь негодования и сочувствия. — Как такое могло произойти?

— Мама, — потянул ее за рукав Папа, — дай мне сказать. Тут что-то не так. Я думаю, бедняжку напугали.

Его голос, хотя и пониженный до подобия шепота, вполне ясно долетал до ушей Аркадии.

— Она бежала сломя голову, — я сам видел. Она налетела на меня прежде, чем я успел отойти. И знаешь еще что? Я думаю, она в беде.

— Ты лучше замолчи, Папа. На тебя невозможно не налететь.

Она присела рядом с Аркадией, отчего чемодан устало скрипнул, и положила руку на дрожащее плечо девочки.

— Ты от кого-то убегаешь, доченька? Не бойся, скажи мне. Я тебе помогу.

Аркадия глянула в добрые серые глаза женщины и почувствовала, как затрепетали ее губы.

Часть сознания Аркадии твердила ей, что это люди с Трантора, что она может пойти с ними, что они помогут ей остаться на своей планете, пока она решит, как поступить дальше и куда отправиться. А другая часть сознания, и куда громче, скороговоркой, напоминала, что она не помнит своей матери, что она смертельно устала от борьбы со всей Вселенной, что она мечтает только свернуться калачиком, чтобы ее обняли сильные, нежные руки, что если бы ее мать была жива, она могла бы… могла бы…

И впервые за всю эту ночь она расплакалась, зарыдала как маленький ребенок, и была рада этому — тесно прижавшись к старомодному платью и усердно увлажняя его край, пока мягкие руки обнимали ее и ласковая ладонь поглаживала кудри.

Папа беспомощно взирал на эту группу и тщетно разыскивал платок, который, будучи наконец обнаружен, тут же оказался выхваченным из его рук. Мама глянула на него предостерегающе. Толпа с безразличием, свойственным всем толпам разобщенных людей, обтекала маленькую группу. Они почти не ощущали присутствия посторонних.

Наконец хныканье утихло, и Аркадия слабо улыбнулась, приложив одолженный платок к покрасневшим глазам.

— Ой мамочки, — прошептала она, — я…

— Шш… Молчи, — обеспокоенно сказала Мама, — посиди и отдохни. Соберись с духом. А потом расскажи нам, что тебя беспокоит, и ты увидишь, мы это все исправим, и все будет в порядке.

Аркадия собрала вместе жалкие остатки своей воли. Она не могла рассказать им правды. Она никому не могла рассказать правды… Но она была слишком измучена, чтобы изобрести подходящую ложь. Она шепотом произнесла:

— Мне уже лучше…

— Хорошо, — сказала Мама. — А теперь скажи мне, что с тобой стряслось? Ты не сделала ничего плохого? Конечно, что бы ты ни сделала, мы тебе поможем; но скажи нам правду.

— Для друга с Трантора мы сделаем все, — экспансивно добавил Папа, — ведь так, Мамаша?

— Заткнись, Папа, — последовал беззлобный ответ.

Аркадия полезла в свой кошелек. Он, по крайней мере, действительно принадлежал ей, несмотря на насильственное переодевание в апартаментах госпожи Каллии. Она нашла то, что искала, и протянула Маме.

— Вот мой документ, — сказала она робко.

То был блестящий синтетический пергамент, выданный ей послом Установления в день прибытия и подписанный соответствующим калганским чиновником. Габариты и оформление документа могли произвести впечатление на кого угодно. Мама беспомощно поглядела на пергамент и передала его Папе, который поглотил его содержание, многозначительно поджав губы, и потом спросил:

— Ты с Установления?

— Да. Но я родилась на Транторе. Вот, там написано…

— Ага. Так, все в порядке. Тебя, значит, зовут Аркадия? Хорошее транторианское имя. Но где твой дядя? Здесь сказано, что ты прибыла со своим дядей, Хомиром Мунном.

— Он арестован, — угрюмо сказала Аркадия.

— Арестован! — воскликнули оба одновременно.

— За что? — спросила Мама. — Он что-то сделал?

Аркадия покачала головой.

— Я не знаю. Мы просто прилетели с визитом. У дяди Хомира было дело с Лордом Стеттином, но… — ей не было нужды имитировать дрожь.

На Папу это произвело впечатление.

— С Лордом Стеттином? М-м, твой дядя, видно, большой человек.

— Я не знаю, ради чего все это затевалось, но Лорд Стеттин захотел, чтобы я осталась…

Она припоминала последние слова госпожи Каллии, теперь игравшие ей на руку. Раз Каллия, как теперь знала Аркадия, была специалистом, история могла бы сойти еще раз. Она помедлила, и Мама заинтересованно спросила:

— А причем тут ты?

— Точно не представляю. Он… он желал обедать со мной наедине, но я сказала: нет, потому что хотела, чтобы дядя Хомир был с нами. Тогда он странно на меня посмотрел, держа меня за плечо…

Рот Папы чуть приоткрылся, а Мама внезапно покраснела и нахмурилась.

— Сколько тебе лет, Аркадия?

— Почти четырнадцать с половиной.

Мама глубоко вздохнула и сказала:

— Таких людей нельзя оставлять в живых. Уличные собаки и то лучше. Так ты убегаешь от него, детка?

Аркадия кивнула.

Мама промолвила:

— Папа, иди прямо в справочную и узнай точно, когда корабль на Трантор подадут на стоянку.

Живо!

Но Папа успел сделать только шаг. Сверху с металлическим отзвуком грянули грозные слова, и пять тысяч пар глаз, вытаращенных от изумления, обратились к потолку.

— Мужчины и женщины, — сказал голос с нажимом. — Космопорт обыскивается в поисках опасного беглеца и в настоящее время окружен. Никому не разрешено ни входить, ни выходить.

Поиск будет, однако, проведен очень быстро, и за это время ни один корабль не взлетит, и не сядет, так что никто не пропустит свой рейс. Я повторяю, на свой корабль никто не опоздает. Будет опущена решетка. Никто из вас не должен покидать своего квадрата, пока решетка не будет убрана, иначе мы вынуждены будем применить наши нейрохлысты.

Голос заполнял обширный купол зала ожидания космопорта не дольше минуты, и все это время Аркадия была не в состоянии пошевелиться, даже если бы все зло Галактики свернулось в шар и покатилось на нее.

Речь могла идти только о ней. Эта мысль даже не нуждалась в разъяснении. Но почему?

Ее бегство устроила Каллия. И Каллия принадлежала ко Второму Установлению. К чему же тогда розыски? Неужели Каллия потерпела провал? Могла ли Каллия вообще потерпеть провал? Или это было частью плана, все хитросплетения которого ускользали от нее?

На мгновение у Аркадии закружилась голова, и ей захотелось вскочить и крикнуть, что она сдается, что она пойдет с ними, что… что…

Но рука Мамы взяла ее за запястье.

— Быстрее! Быстрее! Пока они не начали, пойдем в дамскую комнату.

Аркадия автоматически, почти вслепую, последовала за ней. Пока голос все еще рявкал что-то напоследок, они просочились сквозь застывшие кучки остолбеневшей толпы.

Решетка уже опускалась, и Папа, приоткрыв рот, наблюдал за ее движением. Ему доводилось слышать и читать о ней, но сам он никогда в нее не попадал. Решетка засияла над головой. Она представляла собой ряды скрещивающихся пучков излучения, заставлявшего воздух светиться безвредным сплетением мерцающих огней.

Решетка, как правило, медленно опускалась сверху, как бы являя собой падающую сеть и создавая пугающий психологический эффект захвата и окружения.

Теперь она была уже на уровне пояса; между светящимися линиями в каждом направлении было футов десять. Папа оказался один в своем квадрате, хотя соседние ячейки были забиты. Он чувствовал себя выделенным и бросающимся в глаза, но знал: попытка смешаться с какой-либо группой означает пересечение одной из этих сияющих линий, что вызовет тревогу и привлечет к нему охранников с нейрохлыстами.