Изменить стиль страницы

Чаннис был в силах только слабо мотнуть головой.

— Нет… Нет…

— Да… Да… — передразнил Мул. — А если вы — последний оставшийся в живых, а вы вполне можете им быть, то это тоже ненадолго.

Последовала короткая, тягостная пауза, и Чаннис почти взвыл от внезапной боли раздирающего проникновения в самые сокровенные глубины его сознания.

Мул отступил на шаг и пробормотал:

— Недостаточно. Заключительную проверку вы не прошли. Ваше отчаяние притворно. Ваш страх — это не всеподавляющее безбрежное отчаяние, сопутствующее гибели идеала, а лишь слабенький, въедливый страх собственной смерти.

И слабая ручка Мула схватила Чанниса за горло. Хватка ее была еле ощутима, но Чаннис почему-то был не в силах ее стряхнуть.

— Вы — моя гарантия, Чаннис. Вы — мой указатель и предохранитель от всех недооценок, которые я мог допустить.

Глаза Мула буравили его. Настаивающие… Требовательные…

— Рассчитал ли я правильно, Чаннис? Перехитрил ли я ваших людей из Второго Установления?

Ределл разрушен, Чаннис, страшно разрушен, откуда же ваше притворное отчаяние? Что происходит на самом деле? Я должен знать всю правду, всю истину! Говорите, Чаннис, говорите. Или я проник недостаточно глубоко? Опасность все еще существует? Говорите, Чаннис. Где именно я ошибся?

Чаннис ощутил, как слова буквально выдираются у него изо рта. Они исходили не по доброй воле. Он стиснул зубы. Он кусал язык. Он сдавил мускулы шеи.

Но вытягиваемые силой слова исторгались наружу — заставляя его задыхаться, разрывая по пути горло, язык, зубы…

— Истина, — пискнул он, — истина…

— Да, в чем истина? Что еще остается сделать?

— Селдон основал Второе Установление здесь. Здесь, как я сказал. Я не солгал. Психологи прибыли сюда и захватили контроль над туземным населением.

— На Ределле? — Мул погрузился в глубины колодца, на дне которого таились сокровенные эмоции Чанниса и безжалостно взбаламутил его содержимое. — Ределл я уже уничтожил. Вы знаете, чего я хочу. Дайте мне это.

— Не Ределл. Я же сказал, что Вторые Установители могут и не иметь вида людей, находящихся у власти; Ределл — это фасад… — почти неразличимые на слух слова исходили из недр Чаннисова существа, пренебрегая попытками его жалкой воли остановить этот поток. — Россем…

Россем… Этот мир — Россем…

Мул ослабил свою хватку, и Чаннис рухнул, корчась от невыносимой боли.

— Вы пытаетесь провести меня? — мягко спросил Мул.

— Вас уже провели, — прозвучал последний, умирающий отголосок сопротивления Чанниса.

— В отношении вас и вам подобных — ненадолго. Я на связи с моим флотом. И после Ределла может наступить очередь Россема. Но сперва…

Чаннис ощутил, как на него надвигается неумолимая тьма. Машинально поднеся руку к измученным глазам, он не смог заслониться от нее. Это была тьма, которая удушала, и, чувствуя, как его растерзанное, израненное сознание катится назад, назад, в вечную черноту, он в последний раз успел увидеть облик торжествующего Мула — хохочущую длинную щепку… — трясущийся от смеха мясистый носище…

Голос, удаляясь, затих. Тьма любвеобильно окутала его.

Что-то раскололо мрак, подобно отблеску змеящейся вспышки молнии, тьма исчезла, и Чаннис медленно вернулся на землю. Зрение его восстанавливалось болезненно, в заполненных слезами глазах появлялись и исчезали расплывчатые образы.

Голова ныла невыносимо, и, когда он смог поднести к ней руку, его остро ужалила боль.

Видимо, он был жив. Медленно, подобно затухающему вихрю подброшенных в воздух перьев, его мысли выровнялись и потекли размеренно и спокойно. Он точно впитывал покой извне. С огромным трудом он повернул шею — и наступившее облегчение сменилось новой болью.

Дверь была открыта, и на пороге стоял Первый Спикер. Чаннис попытался заговорить, крикнуть, предостеречь — но язык его застыл, и он понял, что часть могучего сознания Мула по-прежнему удерживает его, лишая дара речи.

Он еще раз повернул голову. Мул все еще находился в помещении. Он был рассержен, глаза его метали молнии. Он уже не смеялся, но зубы его оскалились в лютой улыбке.

Чаннис почувствовал, как ментальное воздействие Первого Спикера целительными касаниями осторожно движется вдоль его сознания. Натолкнувшись на противостояние Мула, оно на миг вступило с ним в борьбу, вызвав чувство онемения, — и отпрянуло.

Мул сказал скрипуче, с яростью, которая до смешного не вязалась с его хлипким телом:

— Так. Еще один явился поприветствовать меня.

Его проворное сознание простерло свои волокна за пределы комнаты, наружу… наружу…

— Вы один, — произнес он.

Первый Спикер, соглашаясь, вступил в разговор.

— Я абсолютно один. Необходимо, чтобы я был один, поскольку именно я пять лет назад неправильно рассчитал ваше будущее. Я хочу без чьей-либо помощи исправить создавшееся положение. К несчастью, я не учел силы вашего Поля Эмоционального Отталкивания.

Проникновение в него отняло у меня много времени. Я поздравляю вас: вам мастерски удалось его выстроить.

— Мне вас незачем благодарить, — последовал агрессивный ответ. — Нечего обмениваться со мною комплиментами. Или вы явились, чтобы добавить к уже валяющемуся здесь треснувшему столпу вашей державы осколки собственного мозга?

Первый Спикер улыбнулся:

— Что ж, человек, которого вы именуете Беилем Чаннисом, хорошо выполнил свою миссию.

Тем более, что он ментально не был равен вам. О да, я вижу, что вы с ним плохо обошлись, но мы, надеюсь, сможем восстановить его в полной мере. Он — храбрый человек, сударь. Он добровольно взялся за эту миссию, хотя мы и были в состоянии математически предсказать огромную вероятность повреждения его рассудка — а ведь это куда хуже простой физической немощи.

Разум Чанниса тщетно пытался найти выход в виде предупреждающего возгласа, но слова застревали в его устах. Он мог только излучать постоянный поток страха… страха…

Мул был безмятежен.

— Вы, конечно, знаете о разрушении Ределла?

— Знаю. Нападение вашего флота было нами предугадано.

— Я тоже так полагал. Но не предотвращено, не так ли? — добавил Мул злорадно.

— Действительно, предотвратить его нам не удалось.

Эмоциональная символика Первого Спикера в этот момент была ясна. Она выражала бесконечное негодование и отвращение к самому себе.

— И вина здесь в основном лежит на мне, а не на вас. Кто мог пять лет назад представить вашу мощь? С самого начала — со времени захвата вами Калгана, — у нас появилось подозрение, что вы обладаете силой эмоционального контроля. Это нас не слишком удивило, Первый Гражданин, и я объясню вам, почему именно.

Способ эмоционального контакта, тот, которым обладаем мы с вами, не есть нечто совершенно новое. По сути, он неявно присутствует в человеческом мозгу. Большинство людей может читать в поверхностном слое эмоций, прагматически связывая их с выражением лица, тоном голоса и тому подобным. Немалое число животных обладает этим умением в еще большей степени: они эффективнее используют обоняние, а эмоции их, конечно, менее сложны.

Люди в действительности способны на бесконечно большее, но с развитием речи миллион лет назад дар прямого эмоционального контакта начал атрофироваться. Восстановление этого забытого чувства, хотя бы частично, явилось огромным достижением нашего Второго Установления.

Но мы не рождаемся с этим. Миллион лет угасания — солидное препятствие. Мы вынуждены развивать это чувство, упражнять его, подобно тому, как упражняем наши мышцы. И тут-то и выявляется различие между вами и мной. Вы-то с ним родились.

Рассчитать этот факт мы смогли. Мы смогли рассчитать также воздействие подобного дара на личность, погруженную в мир людей, им не обладающих. Зрячий в королевстве слепых… Мы подсчитали пределы, до которых могла бы дойти ваша мания величия, и думали, что ко всему подготовились. Но мы оказались не готовы к двум факторам.

Первым оказался исключительный диапазон действия вашего чувства. Мы в состоянии вступать в эмоциональный контакт только в зоне прямой видимости — вследствие чего мы более беззащитны против физического оружия, чем вы думаете. Ведь зрение играет такую огромную роль.