— Все! На сегодня достаточно. Надеюсь, в скором времени мы вновь сможем поговорить друг с другом. Вы военный человек. И вас не нужно предупреждать, что сегодняшний разговор должен остаться между нами.
— Понимаю, товарищ полковник. Всегда рад побеседовать с умным человеком.
Они пожали друг другу руки.
Каиров проводил Роксана уже почти до самых дверей, но внезапно остановился, придержал его за локоть. Сказал:
— Одну минуточку.
Шустро, словно подросток, Каиров вернулся к столу, выдвинул ящик.
— Вы узнаете эту фляжку? — Он держал фляжку за цепочку. Мелкую, соединяющую крышку с корпусом.
— Да, — сказал Роксан. — Это фляжка Сизова.
— Вы уверены?
— Мне часто приходилось наполнять ее.
— Это моя фляжка, — возразил Каиров. — Фляжка Сизова на экспертизе. Дорофеева рассказала о разговоре со мной?
— Рассказала, — смущенно ответил Роксан.
— Не следуйте ее примеру!
Тайна трансформаторной будки
Чирков развернул машину. И дорога опять побежала под колеса. И море заголубело с левой стороны.
— Ну а вдруг вы обознались, старшина? — холодно сказал Чирков. — Тогда мы ведем себя как мальчишки.
— Все сходится, товарищ капитан. И внешностью... И попросилась к шоферу, значит, в рыбоколхозе «Черноморский».
Поворот. По правой стороне дороги забелела полуразрушенная трансформаторная будка. Чирков затормозил.
Они вышли из машины. Прямо за будкой был съезд, кончавшийся тупиком. Дальше начиналась гора. На ней густо зеленел кустарник. Деревьев было мало. Они росли у подножия и на самой вершине.
От обочины, противоположной горе, начинался спуск к морю. Несколько тропок выходили на нижнюю дорогу, вокруг которой ютился пригород, именуемый Рыбачьим поселком. Название это, наверное, сохранилось с очень давних времен, когда здесь действительно жили рыбаки. Однако город разрастался, корабли распугивали рыбу, рыбаки переселялись подальше от города (пример — рыбоколхоз «Черноморский»), а название так и осталось.
Чирков заглянул в будку. Обвалившаяся штукатурка, обломки кирпичей и аппаратуры...
— Скорее всего, она скрылась в Рыбачьем поселке, — предположил капитан.
Туманов ничего не ответил. Он пристально рассматривал мягкую, влажную землю, на которой отпечатались следы женских туфель маленького размера. Туфли были на толстом каблуке. И метки от него остались ясные и сочные.
— Смотрите, — сказал старшина.
Следы вели за трансформаторную будку, к воронке. Бомба здесь разорвалась мощная. Не меньше, чем в полтонны. Яма получилась глубокая. На дне ее мутнело совсем немного воды.
— Дождь лил всю ночь, — сказал Чирков, — а воды в воронке кот наплакал. Странно.
Следы не кончались у края воронки. Наоборот, цепочкой они тянулись к дну ямы и обрывались лишь у большого искореженного листа жести, вероятно сорванного с крыши трансформаторной будки.
Чирков спустился в воронку. Откинул жесть. И, словно подозрительно косясь, черное отверстие, ведущее в глубь земли, предстало перед ним.
— Здесь подземный ход! — крикнул Чирков старшине Туманову.
Старшина поспешно спустился в воронку. Посветили фонариком.
— Каменоломни, — сказал старшина Туманов. — Лет сто назад здесь добывали белый камень. Нас как-то в управлении информировали. И даже показывали несколько входов в районе Нахаловки. Но все они, значит, заканчивались обвалами.
— Надо спуститься, — сказал капитан Чирков и вынул пистолет.
Туманов расстегнул кобуру:
— Разрешите с вами, товарищ капитан?
— Да, нырнем вместе.
При свете фонарика они определили, что глубина не более двух метров. Когда спрыгнули, то оказались в штольне из белого камня. Лишь в месте, где бомба пробила дыру, порода обрушилась и хлюпала под ногами жидкой грязью. Они сразу решили, что идти по штольне в сторону моря не имеет смысла. Резкий спуск за дорогой неизбежно должен был вызвать обвал. Но обвала не случилось, потому что в пяти метрах от воронки штольня заканчивалась тупиком.
Они шли в полный рост. Рядом. Ширина штольни позволяла идти свободно. Она достигала четырех-пяти метров. Пользовались одним фонариком. Чиркова. Фонарик старшины берегли. Вначале силились разобрать следы. Но убедились, что занятие это бесполезное. Ракушечник на дне штольни был сухой и твердый.
— Вот, значит, бомбоубежище. Можно сказать, природное... Докладную записку товарищу Золотухину составлю непременно, — сказал старшина Туманов.
— Неужели не сохранился план этих заброшенных штолен? — спросил Чирков.
— Точно, не сохранился. Уж нам бы показали.
Метров через пятнадцать штольня стала сужаться. Забирать вверх. Но вскоре опять выровнялась, и они оказались в зале, достаточно широком и высоком, чтобы в нем могли поместиться три железнодорожных вагона.
Нужно было ускорить осмотр зала. Решили пользоваться и вторым фонариком. Несмотря на то что стены выглядели сухими и чистыми, воздух в зале отдавал сыростью, затхлостью. Никаких следов пребывания человека обнаружить не удалось. Дальше из зала выходили шесть узких и низких туннелей.
Чирков сказал:
— Шесть туннелей — это много. Нужно возвратиться. Прислать сюда взвод солдат. Прочесать этот лабиринт тщательно и старательно.
Они повернули назад к штольне, которая привела их сюда. Но в это время в зале послышался подозрительный шум и кто-то громко чихнул...
Эксперт подтверждает убийство
В штаб гарнизона пришел милиционер. Часовой остановил его. Сапоги милиционера были в желтой глине, потому что утро было мокрое. И ветер гнал тучи, и солнце появлялось на какие-то минуты, робкое, далекое.
— Куда? — спросил часовой. Спросил недружелюбно, свысока.
— В особый отдел.
— К кому?
— К полковнику Каирову.
— Обожди. Вызову дежурного.
Часовой нажал кнопку. Она была вделана в стену, только гораздо ниже, чем кнопка дверного звонка.
Появился подполковник с красной повязкой на рукаве...
— У меня пакет в особый отдел к полковнику Каирову, — сказал милиционер.
— Пройдемте, — предложил дежурный.
Коридор был плохо освещен и выглядел мрачным. Двери из кабинетов — справа и слева. Лишь далеко впереди, самом конце, узкое окно, заклеенное крест-накрест бумагой.
Возле одной из дверей дежурный останавливается. Стучит.
За дверью — глухо:
— Да-да... Войдите.
— Товарищ полковник, — докладывает дежурный, — к вам из милиции.
Кабинет совсем маленький. Но окно большое. Поэтому света здесь с избытком. И кажется, с секунды на секунду он начнет вытекать, как вода из переполненной бочки.
— Спасибо, что проводили, — говорит Каиров.
— Разрешите идти? — спрашивает дежурный.
— Да, пожалуйста.
— Товарищ полковник, вам пакет от майора Золотухина. — Милиционер кладет на стол конверт, большой, но тощий. Достает из сумки потертую общую тетрадь. Говорит: — Здесь нужно расписаться.
Каиров расписывается.
— Я пойду, товарищ полковник.
— Да. Спасибо вам.
Милиционер уходит. Каиров вскрывает конверт. Вынимает из него сложенный пополам листок бумаги.
Вскрытие трупа, проведенное 19 апреля 1944 года, дает основание предполагать, что смерть наступила мгновенно в результате сильного удара в область затылка большим, тяжелым предметом с мягкой поверхностью (возможно, гаечным ключом, камнем, завернутым в тряпку). Последовавшая затем травма грудной клетки и нарушение функции важнейших органов: сердца, легких — могли тоже привести к смерти в том маловероятном случае, если удар в затылок вызвал лишь потерю сознания.
Установить более точную картину смерти почти месяц спустя не представляется возможным.
Наличие снотворных, а также отравляющих веществ в организме не обнаружено.