— Троллей? Марк, давай не сейчас, — произнесла Катя, как вдруг на нее будто в очередной раз вылили ведро воды. — Подожди-ка. Сколько дней я проспала?

— Почти неделю, — ответил книгочей.

— Шесть дней, — уточнил Улимор.

Катя плюхнулась на стоявшее рядом с окном кресло.

— Как шесть?

— На борьбу с недугом у тебя ушло много сил, понадобилось несколько дней, что бы их восстановить. — Объяснил господин Харвенкус.

— Если так, то это значит… — тихо произнесла Катя.

— Ты опоздала на похороны своего деда? — Догадавшись, произнес Улимор.

— Причем на неделю, — если бы Катя была одна, то скорее всего она возмущенно вскрикнула, ибо терпеть не могла, когда что-либо выходило из-под ее контроля.

— Как это так? — Удивился Марк и подошел к той, которую уже считал своим другом. — Что же ты раньше не сказала?

— Когда Марк?

Книгочей виновато поджал губы.

— Ну да верно. Сожалею, что так получилось.

Катя вдруг рассердилась. — Конечно, в моем положении только и остается что сожалеть! Причем обо всем. Можно начинать, прямо с моего рождения. Капец какой-то…

Марк и Улимор переглянулись. Было ясно, что девушке тяжело и навряд ли, хоть одно из устных утешений облегчит ее боль. Катя встала и подошла к окну. За мутными стеклами в уютном дворе росло большое дерево. Ветки тихо перешептывались, печально свисая до самой земли.

— "Какое большое" — подумала девушка.

Дерево медленно увядало, и ни один из известных способов не мог его спасти.

В комнату тихо вошли Нэльс и Ольга. Фонарщик хотел что-то произнести, но книгочей кивком остановил его.

Несколько минут в комнате царила скорбная тишина. Никто кроме хозяйки этого безмолвия не решался его нарушить.

Катя еще какое-то время смотрела на большое дерево, но потом повернулась и оглядела всех присутствующих. Девушка ни когда не относилась к числу тех людей, для которых результатом шага вперед являлся, увесистый пинок в зад. Но очень часто именно серьезные промахи, которые она совершала, стремительно продвигали ее жизнь вперед.

— Ладно. Есть вещи, которые невозможно исправить. — Она вздохнула и обратилась к длинноносому лекарю. — Я, пожалуй, должна сказать вам спасибо. Да и тебе Нэльс тоже.

Фонарщик учтиво поклонился.

— Спасибо вам. Если будет что-то, что бы я смогла для вас сделать, то… легко. — Девушка убрала с лица красную прядь и посмотрела на фонарщика. — Не люблю быть кому-то должна.

Марк улыбнулся и почесал подбородок.

— Говоришь так, будто прощаешься. Но не уверен, что мы четверо скоро расстанемся. Давай мы с тобой пойдем.

Девушка посмотрела на книгочея. — Куда?

— Это ничего, что ты опоздала на похороны своего деда. Такие уж были обстоятельства. А мы прямо сейчас, пойдем на его могилу. Главное ведь то, что ты помнишь.

— Я тоже его помню, — вдруг произнесла блондинка. — Твой дед был хорошим человеком, хоть и сумасшедшим немного. Правда я маленькой была, когда его последний раз видела.

Катя усмехнулась.

— Да я и сама была маленькой.

— Есть вещи, которые нельзя изменить, — повторил Улимор. — Если решили идти, скажите куда, а я открою вам дверью.

Катя кивнула. — Хорошо, я буду рада, если вы все со мной пойдете. Так веселее будет. На кладбище все-таки идем, — отшутилась она.

— Договорились, — согласился Нэльс. Хотя его совсем не устраивала перспектива разгуливания по городу, зная, что за ними будит охотиться безжалостный монстр. Но он был солидарен с чувствами первого хранителя и уважал ее права. — Идемте собирать вещи.

Марк и Ольга вылетели из комнаты, громко хлопнув дверью.

— Кать, останься здесь. Я принесу твой рюкзак, — произнес Нэльс и вышел за остальными.

— У тебя хорошие друзья, — заметил лекарь.

— Похоже, что так, — согласилась девушка.

Они оба замолчали.

— Я… — вдруг робко произнес длинноносый смотритель гостиницы, но не договорив смолк.

— Что? — удивилась Катя. — Вы что-то хотели сказать?

Господин Харвенкус оглядел милую ему девушку. Он хотел кое-что предложить ей, но, ни как не решался на это.

Катя подняла брови и широко улыбнулась.

— Ладно вам, если хотите что-то спросить, спрашиваете.

— Нет ни в этом дело.

— А что тогда?

— Я, пожалуй, кое, что тебе должен… — Улимор запустил руку в карман пиджака и вытащил оттуда баночку сушеной приправы.

— Укроп? — Удивилась Катя.

— Опаньки, прости не то. Все забываю его выложить, — банка с зеленью отправилась обратно, а смотритель взволнованно похлопал по всем карманам. — А вот он, — найдя нужное обрадовался он.

В руках господина Харвенкуса засверкал золотой медальон. Тот самый, что излечил девушку.

— Это ценная вещь. Ни золотом исчисляемая, а спасенной жизнью. Носи его всегда, — произнес он и протянул волшебный кулон Кате.

— В смысле всегда? — в очередной раз удивилась девушка. — Вы что, мне его дарите?

— Совершенно верно.

— Спасибо конечно, но…

— Лучше на твоем месте, согласиться и взять его. Вещь не спорю, мне очень дорогая, но я хоть как-то должен искупить то, что натворил.

Катя взяла медальон. — А что вы натворили?

— Скажем так, поставил не точный диагноз.

— Надеюсь не мне?

— Нет, нет. Ни в этот раз. — Улимор Харвенкус не хотел об этом говорить, поэтому быстро сменил тему. — Тот, кто напал на тебя, может сделать это вновь. Но если ты будишь носить этот амулет. В лучшем случае, он тебя не заметит, ну а в худшем, не сможет тебя снова отравить. Вещь сильная, надень и не снимай.

— Спасибо, — это единственно, что могла сказать Катя. Она приняла подарок, быстренько надела его на шею, и скрыла под майкой.

— Не благодари, — облегченно вздохнув, произнес длинноносый смотритель гостиницы. — Рад помочь.

Через несколько минут в комнату вошли Нэльс, Марк и Ольга.

— Ну, все мы готовы, — радостно произнес книгочей. — Можем идти.

— Твоя сумка, — фонарщик протянул Катерине рюкзак, и она тут же накинула его на плечи.

— Только знаете что, — остановила Катя. — Давайте кое-куда в начале сходим. Точнее к кое-кому.

— Это к кому ещё? — подозрительно переспросил Нэльс.

— К Ивану Ивановичу.

— К кому?

— Иван Иванович, почтальон, он мне письма от деда передавал. Тетка Лиза запрещала же нам общаться. Его наверняка не было на похоронах. Там быть может вообще никого не было…

Марк и Нэльс переглянулись.

— Ну, если ты хочешь и считаешь нужным, — пробубнил книгочей.

— Считаю, — твердо заявила Катя и обратилась к смотрителю гостиницы. — Если я скажу адрес, покажите дверь.

— Конечно, — согласился Улимор и протянул девушке листок бумаги и карандаш. — Пиши адрес.

Катя быстро вывела на бумаге местонахождение почтового отделения номер тринадцать.

Смотритель достал из дубового стола толстенную книгу, пролистнув несколько страниц и что-то подсчитав, он указал на дверь, находящуюся наверху. — Вот та, ваша.

— Ничего себе! — воскликнула Ольга. — А как туда залезть?

Господин Харвенкус улыбнулся и вытащил из-за тяжелой портьеры стремянку. — У меня вот что есть, на такие случаи.

Марк почему-то радостно захлопал в ладоши. Веселье исчезло, как только книгочей поймал на себе суровый взгляд фонарщика.

— Ну а что? — удивился Марк. — Я и не знал, что мир настолько интересен. Меня это просто забавляет.

— А тебя не забавляет, что он к тому же и опасен?

— Это ни делает его менее интересным, — проворчал тот и первым полез на стремянку.

За ним последовали и Катя и Оля.

Фонарщик медлил. На протяжении последней недели сомнения освещали его дорогу, поэтому юноши приходилось продвигаться на ощупь.

— Почему вы нам помогаете? — подозрительно покосившись на длинноносого лекаря, спросил Нэльс. — Почему допустили нас до этой комнаты? Не каждый, кто снимает у вас номер, появляется здесь, верно?

Лукаво сверкнули голубые глаза Улимора Харвенкуса.

— Не каждый, — прошептал он. — Но вы особенные.