Я действовал так, как не раз уже тренировался. И даже не спрашивайте меня, где и как я достал препараты, которые, кстати, стоят очень дорого! Сумку я перебросил через плечо, закатал рукав и быстро вколол себе анабиотик.

Отсчитав три секунды, я почувствовал, как начала кружиться голова, и потому немедленно вколол себе стэндапер, вошел в приемную камеру и тут же упал, обессиленный, погружаясь в глубокий, как сама смерть, сон. Сначала я впаду в состояние анабиоза, которое продлится те самые необходимые для считывания информационного образа секунды, потом начнет действовать стэндапер. По моим расчетам, я должен буду прийти в себя в пункте назначения уже через пять секунд после материализации.

Проваливаясь в небытие, я услышал, как автомат любезно сообщил:

— С вашего счета снята необходимая сумма, заберите карту и чек. Передача началась, спасибо за пользование телепортерами фирмы «Inmomento».

Меня разбудил звон.

Колокольный.

Переливистый и плавный, но слишком близкий и оттого неумолимо громкий. Наверное, я поморщился.

— Вы тоже его слышите, да? — сочувственно спросил меня кто-то. Я испуганно открыл глаза, собрав за полсекунды все события, которые только что произошли. Этого голоса быть тут не могло! Не должно было быть!

Надо мной, нос к носу, висело бледное круглое лицо с печально опущенными уголками рта. Просто лицо, и ничего больше. Словно Чеширский кот. Я моргнул, наваждение не исчезло. Зато прекратился колокольный звон.

— Ну, слава Господу, прекратилось… Надоело уже.

— Кто вы? — спросил я.

— Федор Андреевич Крылатов, преподаватель физики, — четко, по-военному, представилось лицо.

— Где я? Умер? Я…

— В раю? — поинтересовался Федор Андреевич, — Не думаю. На ад тоже не похоже, вот если бы еще не некоторые звуки, которые тут иногда раздаются… А так ничего. Скорее похоже на отстойник перед чистилищем. Но это так, просто мои домыслы. У нас тут множество мнений по поводу этого места. Тут, знаете ли, больше нечем заняться, кроме как обсуждать, мечтать или фантазировать.

Федор Андреевич был явно человеком того сорта, которые любили поболтать на кухне о вечном, бахнув полбанки и закусив огурчиком. Только вот некоторая деталь его, хм, внешнего вида смущала.

— Простите, но почему вы так странно выглядите? Вы голограмма? Реклама? Или у меня начались галлюцинации?

— Ха, уважаемый вы мой новичок! Думаете, вы выглядите лучше? Осмотритесь-ка внимательнее! — оскорблено фыркнул Федор Андреевич, и его лицо отплыло подальше.

Я осмотрелся, вокруг меня была чернильная пустота, иногда вспыхивающая цветными пятнами, как бывает, если сильно и надолго зажмурить глаза. Своих рук я не увидел, впрочем, как и ног тоже. Я даже немного растерялся. А потом перепугался, когда осознал, что я не только не вижу своего тела, но еще и не ощущаю его! Не могу дотронуться рукой, скажем до бедра, или просто попробовать ущипнуть себя, чтобы убедиться — происходящее не сон.

— Ага! — несколько злорадно сказало лицо Федора Андреевича, — То-то же! Ладно, не пугайтесь и не делайте такие круглые глаза. Давайте так — вы мне представитесь, а я вам по порядку расскажу, что происходит, и потом познакомлю вас с остальными, идет?

— Идет, — почти прошептал я и сухо сглотнул. Когда вдруг раздался барабанный бой, мы вздрогнули оба.

— Никак не могу привыкнуть, — пробормотал Федор Андреевич, — Итак?

— Меня зовут Сергей. Сергей Николаевич Тарасов, — решительно представился я.

— Будем знакомы. Не скажу, что это так уж приятно, знакомиться при подобных обстоятельствах, но мы все же рады новым, э-э-э, лицам в нашем кругу.

— В вашем?

— Точно. Нас тут немало. Должен объяснить вам некоторую деталь — то, что вы видите и ощущаете, даже самого себя, зависит только от вас, от силы вашего разума.

— Не понял, — признался я.

— Ну, скажем так, у нас есть одна теория, по которой «Inmomento» не допускает перевозку живых грузов… О! Я вижу, как вы удивляетесь, неужели вы думали, что только вы воспользовались услугами этой замечательной транспортной компании, понадеявшись на чудо? Не-е-ет, друг мой. Все мы тут такие… которые не поверили предупреждению, написанному большими красными буквами «Не влезай! Убьет!».

Так вот, один древний философ очень сомневался в реальности мира вокруг себя. Довольно обоснованно он утверждал, что мир это только то, что он может себе представить, и, следовательно, Вселенная и есть он сам. Очевидно, что доля истины в его высказывании все-таки была, потому что никто до сих пор не может понять, что же такое разум, каким образом он зарождается, и никто до сих пор не смог повторить разум искусственно. Псевдоинтеллект домашних роботов не считается. Так вот, у нас есть теория, что разум как таковой, чем-то мешает считывающей аппаратуре «Inmomento», и в результате нас выбрасывает сюда.

— Погодите-ка, я и так уже догадался, что передача не удалась. Вы мне лучше скажите, как я могу увидеть остальных, и что, черт возьми, значат ваши высказывания про разум.

— Да все очень просто, уважаемый Сергей Николаевич, вы просто возьмите и представьте себе себя! И меня! Вообще, напрягите воображение и представьте себе окружающую обстановку. А то, знаете ли, мне довольно трудно работать на двоих с вами, поддерживать свой образ, пусть такой куцый, да и вас тоже.

Я, откровенно говоря, даже не понял поначалу, чего ему от меня надо. Попахивало настоящим бредом, но, поскольку я совсем не ощущал, что сплю, я решил заняться предложенным мне упражнением для воображения. Фантазия у меня всегда была хорошая.

Первым делом я закрыл глаза и представил себе пляж. Золотой песок, пальмы с зелеными макушками, шум прибоя, голубое-голубое море и светлое, почти белое небо… Знаете, я даже немного перепугался, когда вдруг почувствовал, что моих щек коснулся легкий, соленый ветерок.

Я открыл глаза, ожидая увидеть нафантазированный рай, но вместо него мне открылась чудовищная по своей аляповатой несуразности картина: кусочек моего пляжа, с чудным желтым песочком, оканчивался прямо у моих ног, будто его обрезали огромным острым ножом. Следом, будто приклеенная декорация из фильма ужасов начиналась черная бесплодная пустыня, явно только после пожара, но и ее хватало только на полоску метров пяти шириной.

Дальше, после нее, мозаичным панно тянулась самая разная местность. Небольшие рощицы перемежались диковинными скалами, а те в свою очередь, резко становились морем, которое, почему-то, стояло вертикально, будто стена.

Меня окружала невообразимая смесь различных эпох, пейзажей и откровенно страшных или бредовых ситуаций. Я даже увидел, если мне не показалось, где-то вдалеке (хотя тут и было очень трудно правильно оценивать расстояния) огромный кроваво-красный трон с восседающим на нем живым, рогатым кошмаром. Очевидно, это был сам Сатана.

Ошарашено я оглядывался вокруг себя, пока не посмотрел направо и не обнаружил там Федора Андреевича, преспокойно сидящего в глубоком кресле, посреди обрезка потертого ковра. Справа кусочек его ковра обрывала скалистая стена, позади плескалась вода. Над Федором Андреевичем, на невероятной высоте виднелось пятнышко серого, давно небеленого потолка. Сам же Федор Андреевич оказался невысоким, плотным человечком лет пятидесяти от роду, и относился он к окружающему хаосу совершенно равнодушно.

— Ну, ну, — пробурчал он мне, — Не стоит так пугаться. То, что вы видите сейчас, не более чем личные фантазии каждого из тех, кто в данный момент находится в этом месте. Простите, но мы так и не решили, как его назвать. Ваши, да и мои фантазии перемешиваются с чужими, и влияют друг на друга, таким образом и создается та реальность, которую вы видите. И пусть вас не обманывают расстояния — их тут нет, так же как и времени.

Я почти не слушал своего собеседника, потому что только сейчас заметил, как окружающая меня действительность меняется и движется, будто живая. Федор Андреевич правильно понял мое выражение лица: