В меру высокий, в меру упитанный (можно было бы сказать - лучший в мире, если бы это определение не относилось к другому литературному герою), с хорошей спортивной фигурой и простоватым добродушным лицом, в котором, впрочем, без труда ощущались ум и воля, одетый не шикарно, но добротно, в строгом стиле, мужчина далеко не юных, но и не преклонных лет, с благородной проседью в густых волосах вполне располагал к себе, был способен вызвать симпатию и в старом, и в молодом, и в мужчине, и в женщине, и в интеллектуале, и в работяге. Может быть, даже и в люмпене, но вряд ли, потому что люмпенов он сам терпеть не мог. Возможно, это была его ахиллесова пята, и кто-нибудь из политических соперников подсунет ему отравленную колючку под эту пяту, но без врага в политике нельзя. А враг демократического политика должен быть врагом большинства. Слава Богу, в его благословенном Городе люмпены составляют меньшинство. Но тревожная тенденция люмпенизации горожан, к сожалению, наблюдается. И в этом Мэр винил, прежде всего, себя, ибо власть на то и существует, чтобы сглаживать социальные контрасты, не доводя их до катастрофического антагонизма. Однако власть, которая пытается делать это насильно, занимается самоубийством. Посему надо добиться, чтобы это происходило естественно... Утопия?.. Пожалуй... Добровольно может отдать свое только очень сытый. А таких, к сожалению, много не бывает. И не может быть, потому что ограничены ресурсы экологической ниши... И более сыт тот, у кого сильнее развиты хватательные способности. И когда оные ухватывают столько, что не в силах проглотить, приходит власть и ненавязчиво помогает сделать кус удобоглотаемым - в идеале... Но что делать, когда все голодные или полуголодные?!.. Разумеется, понятие "голод" относится не только к желудочно-кишечному тракту...
"Вот где проблема!" - подвел черту Мэр, все еще разглядывая здание Гостиницы. Это стало почти ритуальным его утренним занятием - смотреть на Гостиницу и предаваться философским размышлениям. Видимо, откровенная устремленность оного архитектурного дива в выси небесные стимулировала полет мысли. Если б она еще подсказала, как примирить сытого и голодного!.. Вдруг, вроде бы ни с того, ни с сего, Мэру вспомнились строки Маяковского, талантливо спертые им у Уолта Уитмена: "Гвоздь у меня в сапоге кошмарнее, чем фантазия у Гете...".
"Точно!.. - озарило Мэра. - Никакой это не сталагмит, а гвоздь под пяткой неба... То-то молнии посверкивают над острием... Не нравится, чать?.. Или, скорее, винт - видно что-то вроде резьбы на боковой поверхности... Террасы или балконы?.. Однако, если гора не идет к Магомету..."
Мэр нажал на кнопку вызова и секретарь-референт - украшение приемной, получившее звание "мисс Города" этого года, - не замедлила явиться пред мудрые очи шефа. Мэр тут же ощутил непреоборимый инстинктивный импульс мысленно раздеть "мисс". Это происходило помимо его воли всякий раз, когда сие творение Божье переступало порог его кабинета. Не помогали никакие зароки, которыми он охлаждал свой пыл.
"Просто, воздух существует, чтобы им дышать, вода - чтобы утолять жажду, Женщина - чтобы возбуждать желание, - философски оправдывал себя Мэр, - ненормально, когда она его не возбуждает... Я же не кидаюсь на нее каждый раз, когда вижу... И, вообще, не кидаюсь. А эмоции на то и существуют, чтобы укреплять волю...".
И с тем он успокоился, продолжая мысленно раздевать ее, в чем, надо сказать, достиг особого искусства и утонченности, но более уж не испытывал угрызений совести. Он чувствовал, что для нее не остались тайной его "занятия", но протеста не ощутил. Даже напротив... Каждый получал доступное удовольствие. Это бодрило.
Мэр был еще не стар... Но власть... Власть - она сама по себе сласть. Негоже ее между ног класть... Даже столь обольстительных...
- Итак, услада очей человеческих, - с легкой, почти отеческой улыбкой начал Мэр ежеутренний ритуал, - что ждет меня в сей благословенный рабочий день? - Он не забыл мысленно расстегнуть верхнюю пуговку на ее белоснежной застегнутой наглухо блузке. И это не ускользнуло от внимания секретаря-референта.
- В ближайший час, - начала она, чуть зардевшись, что однако ничуть не повлияло на деловой тон, - документы на подпись и запись ваших распоряжений.
- Та-а-к, - кивнул Мэр, ловко расстегивая вторую пуговицу. В глубине декольте показались пышные упругие округлости. Это вдохновляло. - Так!.. еще раз повторил Мэр. Второе "так" заставило опытного секретаря сделать глубокий вдох, в результате чего и без того высокая грудь взлетела еще выше.
- Затем, - продолжала она, - подготовка к заседанию муниципалитета.
- Да, - кивнул Мэр, не забыв о третьей пуговке, - это дело серьезное. Надеюсь, все материалы готовы?
- Как всегда, - удивленно взметнула прекрасные брови не менее прекрасная их обладательница, подчеркивая некорректность подобного вопроса и одновременно - резвость его пальцев, уже полностью распахнувших блузку. Мысленно, разумеется, исключительно - мысленно... Нельзя сказать, чтобы это чрезмерно ее взволновало, но и равнодушной не оставило. Кровь прилила к поверхности кожи и заставила ее словно бы светиться изнутри.
"Старый извращенец," - подумала красавица почти ласково, почувствовав, как блузка соскальзывает с ее плеч.
- Затем - работа с референтами, - продолжала она ровным тоном, что свидетельствовало о высоком ее профессионализме.
- О-ох, - вздохнул Мэр, увидев, как юбка соскользнула на пол, обнажив божественные конечности в тончайших колготках, снятие которых требовало особого, можно сказать, ювелирного искусства. - Ох уж, эти рысачки, закончил он фразу, имея в виду референтов. - Но без них - никуда... Ладно... Надеюсь, затем - обед? - улыбнулся он. - Спасибо, можно не продолжать, потому что после оного - заседание Муниципального Совета... Не так ли?..
Секретарь удивленно распахнула прекрасные очи. Обычно ее патрону (или партнеру?) была несвойственна подобная поспешность. Ведь он еще далеко не закончил ежеутреннюю ритуальную мысленную секс-разминку.
- Подойдите-ка сюда, - позвал Мэр.
"Ах, вот оно что!.. Неужели идеи становятся материальной силой?.." дисциплинированно откликнулась она на зов. Мэр стоял у окна и, когда секретарь-референт приблизилась, отступил в сторону, пропуская ее вперед. Она оказалась лицом к громадному окну.
- Скажите, какое чувство вызывает у вас этот архитектурный Левиафан? спросил Мэр, указывая на сверкающее здание Гостиницы, вознесшееся над Городом довольно далеко от мэрии, но будто бы совсем рядом.
- Страх, - ответила она, вздрогнув от ощущения не мысленной его близости за спиной.
- Страх? - удивился Мэр, не предпринимая никаких мысленных действий, к которым она внутренне уже была готова и от которых ее обдавало волнами жара...
" Садист", - мысленно простонала юная леди.
- Страх? - повторил Мэр, удивленно хмыкнув. - Такая красота - и страх?
- Это - красота не от мира сего, - объяснила секретарь.
- А ведь действительно, - согласился Мэр, присмотревшись к Гостинице, в то же время мысленно оглаживая ладонями обольстительные изгибы обнаженного женского тела. - Но есть ли что более не от мира сего, чем Бог? А Бог - есть любовь, согласно определению апостола Павла... Вы боитесь любви?..
- Мне всегда казалось, что Бог весьма негативно относится к любви. Или мы с ним по разному ее понимаем, - пожала якобы обнаженными плечами прекрасная собеседница. - И, по-моему, Бог - есть страх... Все религии основаны на страхе... Или перед гневом Божьим, или перед невозможностью спасения... Спасения от жизни... А я не хочу от нее спасаться! - Подняла она на Мэра свои ошеломительные очи, и он чуть было не канул в них. Спасла профессиональная натренированность противостоять посторонним воздействиям повело-повело и... отпустило.
- Любовь и страх - две вещи несовместные, - добавила она, не отводя глаз, и Мэр, все еще пребывая под их очарованием, не смог сообразить, кого она имеет в виду: Бога и его рабов или ... их двоих... Он тоже не отводил глаз. Никудышным бы он был политиком, если бы отводил глаза. Нет, взор его был чист и мудр.