- Готово! - сказала Аня.

Директор школы оторвал взгляд от бумаг:

- Спасибо! - И к председателю: - Давай, Александр Спиридонович, начинай.

Председатель положил бумаги на стол, придавил их широченной ладонью. Вся школа, выстроенная квадратом, затаила дыхание.

- Я говорить много не буду, ребята, - обводя всех взглядом, сказал председатель.

- Тут и так всё ясно. Вы хорошо поработали. Молодцы, ребята! И от правления колхоза вам большое спасибо!

Дима Огородник, воспользовавшись паузой, резко взмахнул палочкой. Пока оркестр играл туш, председатель разыскал глазами деда Моисеича, прищурился, кивнул головой. Моисеич скрылся за углом и оттуда сразу же выехал быстроходный газик с красным лозунгом на полотняном кузове: "Слава юным утководам!"

Машина подъехала к столу. Дед Моисеич, спрыгнув с подножки, откинул брезентовый полог, и все увидели большую картонную коробку с надписью:

"Телевизор "Кристалл".

Председатель взял со стола листки бумаги, не торопясь надел очки:

- Поскольку, ребята, ваш труд общий, мы и оплачиваем вам натурой общего пользования. Вот вы делали по нашему заказу ящики, кормушки и поилки, стаканчики бумажные для рассады, ну и ещё - вырастили нам утят. За всё это мы купили вам телевизор со всем оборудованием...

Оркестр рявкнул туш.

- И... десять швейных машинок! Девочки радостно захлопали в ладоши:

- Вот теперь мы организуем мастерскую!

Это была их давнишняя мечта - шить что-нибудь настоящее, полезное.

Потом директор школы объявил благодарность отличившимся в выращивании утят. На первом месте была фамилия Овсиенки.

Серёжа стоял, гордо выпятив грудь. Теперь-то уж он наверняка попадёт в бригаду утятников.

КРЯКА ПОЯВЛЯЕТСЯ НА СВЕТ

Весна опушила зелёной пеной деревья, расстелила ковры по полям и на пригорках, возле дорог разбросала щедро золотые цветки одуванчиков. По утрам, тревожа душу заморскими песнями, нежно щебетали ласточки, залихватски пересвистывались скворцы, и где-то высоко-высоко курлыкали журавли.

Но ни весны, ни птичьих трелей не слышал пока наш будущий герой Кряка. Он мирно дремал себе в яичной скорлупе, далёкий от ребячьих волнений и переживаний за его утиную судьбу.

Ящик, в котором лежал Кряка со своими братца-. ми, всё пополнялся и пополнялся.

Шли дни, недели, и всякий раз утром занимали своё место рядом с ним два, а то и три утиных яйца. Они аккуратно укладывались в ряд и сверху присыпались золотистой мякиной.

Когда их стало сорок, Дина сказала:

- Ну ещё немного потерпите, и я вас отнесу в инкубатор. - Пошептала, пошептала, подсчитывая в уме оставшиеся до каникул дни, и добавила: Третьего мая и отнесу. А пока спите! - и ушла в школу.

В тот же день подъехала к воротам машина с гостями. Высокий, широкоплечий мужчина в кожаной фуражке, расправив усы, обнял и расцеловал выбежавшую на улицу Динину бабушку.

- Маманя, мы ненадолго, - сказал он. - Закусить заехали. Проголодались с дороги.

- Сейчас, сейчас, сынок! - захлопотала бабушка. - Яишню на сале поджарю. Ты ведь любишь её. Заходите, гости, в хату.

Трое мужчин и четыре женщины, разминая затёкшие ноги, вылезли из машины и вошли в дом.

Через минуту весело затрещал камыш в печке, и на громадной сковороде, корчась, зашипело свиное сало.

Слазив в подвал, бабушка притащила н поставила на стол запылённую четверть вина.

- Откушайте, гости, нашего вина, - сказала бабушка. - Чистый мускат.

- Ого! - обрадовался дядя Петя, довольно потирая руки. - Спасибо, маманя. Под яичницу в самый раз! - и весело подмигнул гостям.

Сало, растопившись, громко забулькало на сковороде. Бабушка спохватилась, бросилась чистить лук, резать его кругляшками, потом вдруг вспомнила - яйца-то она не приготовила, уже колоть пора. Закрутилась от радости-то совсем.

Подхватила фартук, наклонилась, полезла под стол рукой. Подумала: компания большая - десятка три надо. Раздвинула мякину в ящике, быстро набрала яиц, переложила их в миску и уже пошла было к печке, как сзади громкий, испуганный внучкин крик:

- Бабушка, что ты делаешь?! Бабушка, вздрогнув от неожиданности, едва не выронила миску.

Дина подлетела, схватила:

- Зачем утиные яйца жаришь? Я копила, копила, а она!.. - и заплакала навзрыд.

В дверь, пригибаясь, шагнул дядя Петя:

- Что за слезы, отчего рыдает моя племянница?

- Да-а! Бабушка Кряку хотела зажа-арить! Дядя Петя взял миску из Дининых рук, поставил на стол, потрогал пальцем лежавшее сверху утиное яйцо с надписью "Кряка".

- Ого! - удивлённо сказал он. - Действительно, Кряка. Это от тех, от наших?

Хорошие утки. Мы за них первую премию получили. - И к матери: - Зачем же ты, маманя, племя изводишь?

Бабушка растерянно теребила передник:

- Да бес, видно, попутал, сынок. Со слепу-то залезла не в тот ящик.

Так избежал Кряка ужасной участи - быть заживо зажаренным на сковороде.

К тому времени, когда пришёл срок, у Кряки стало пятьдесят девять братиков.

Собрала их всех Дина в корзинку и отнесла в инкубатор. Там их, по её просьбе, чтобы не спутать с другими, отметили красным карандашом и положили в длинный металлический лоток с отверстиями.

Лежат в лотке сто двадцать шесть яиц, и те, что принесла Дина, крупнее всех, а Кряка - словно богатырь.

- Хорошие выйдут утята, - сказала работница, устанавливая лоток на верхний ярус.

А Дина взяла и незаметно написала на лотке карандашом: "Кряка".

Когда уложили целиком весь ярус - шесть с половиной тысяч яиц, включили электрическую печь, вентиляторы, и пошёл гулять вокруг тёплый воздух - тридцать семь с половиной градусов. Хорошо, тепло!

Кряке это пришлось по вкусу, и он принялся расти. На двадцать седьмой день стало ему тесно. Повертелся он, повертелся в своём помещении и пробил клювиком первую дырочку. Пробил, вдохнул свежего воздуха - понравилось. Хорошо! И принялся за работу. Стукнет, стукнет в одном месте, повернётся чуть-чуть, стукнет ещё раз - рядом. Опять пробьёт, опять повернётся. И так надкалывает по кругу. Надколол, опустил голову, сгорбил шею, поднатужился и шеей - рраз! - снял "шапку". Только скорлупка отлетела.

Вытянул шею, сидит. Смешной, жалкий, голова качается. Посидел немного, обсох, давай выбираться из скорлупы. Выбрался и... сразу же отправился путешествовать.

Сквозь мягкий гул вентилятора слышен шорох, возня, постукивание. Это работали клювиками Крякины братишки. Но Кряка не обращал на них никакого внимания. Он по их головам пробирался к свету.

Щель, сквозь которую проникал в лоток электрический луч, загорожена специальным щитком, чтобы утята не выпрыгивали. Потолкался, потолкался Кряка - никак! Нет такой дырки, чтобы пролезть. А пролезть хочется. Уж очень там внизу интересно было.

Стал Кряка кругом по лотку ходить. Ходит и в каждую маломальскую щель клюв засовывает, потом, голову, потом плечо. Мала - не пролезть!

И вот в самой задней части лотка, в кромешной темноте, нашёл Кряка место, где пролезть можно. Стал протискиваться. Еле-еле пролез, едва не застрял. Но всё же пробрался и... упал. Провалился, полетел, шлёпнулся на пол. Вскочил, осмотрелся:

"Ага, вон где свет!" - и побежал.

В это время открылась дверь. Работница в белом халате вошла в инкубатор. Кряка подумал, что это мама, бросился под ноги. Работница увидела, засмеялась:

- Ишь прыткий какой!

Кряка испугался, затормозил, проехался на лапках по скользкому полу. Но было уже поздно. Работница поймала его, выдвинула лоток и водворила Кряку на место: "Сиди тут, нечего бегать!"

Но Кряка был не из таких, чтобы сидеть. Он снова протиснулся в щель, снова упал...

В тот же день прибежала Дина с подружками: с Лидой, Женей и Любой Карнаух - они вместе попали в одно звено.

- Ну как, выводятся? - спросила Дина.

- Выводятся, - сказала работница.

- Можно посмотреть?

Посторонние в инкубатор не допускались, но заведующая разрешила.