- В любом случае, - ответил Басалаго, - Сибирь сомкнется с нами... Вы и мы! Идти нам врозь, но бить вместе.

- Даже афористично, - заметила женщина и вдруг улыбнулась лейтенанту чуть-чуть кокетливо; но тут же раскурила еще одну папиросу и поднялась: Посиди. Мы переговорим.

Басалаго долго сидел в одиночестве и гладил кошку.

Не тратя времени даром, он обдумывал, как шахматист, дальнейшие перестановки фигур. Ветлинский не мог сейчас помочь ему: все переговоры прослушивались, и надо было быть крайне осторожным, действуя исключительно на свой страх и риск. Ясно одно: люди есть. Если еще и господа эсеры примкнут к ним, тогда победа на севере обеспечена. К тому времени, когда на Мурмане установится краевая власть, Сибирь тоже отпадет от Петрограда. Важно: сомкнуться гигантской дугой с востока и севера России...

Дверь распахнулась - вошли эсеры. Сели.

- Ты, мальчик, чего домогаешься? Стать министром Северного правительства? Но кабинет в общих чертах нами уже составлен. И лишних, тем более лейтенантов, не требуется. Ты обратись прямо в Совет мелиоративных съездов{17}, именно в его северную секцию...

Басалаго кивнул, и старик сдернул с носа пенсне:

- У тебя, мальчик, хорошее зрение?

- Что мне надо - вижу.

Старик нацепил пенсне на нос начштамура.

- Тогда читай, что тебе надо...

Басалаго приник к лампе. Изнутри к стеклам пенсне были приклеены тончайшие пленки слюды, и на них какие-то знаки..

Через минуту он поднялся, возвращая пенсне старику:

- Благодарю. Я прочел, что мне надо... Относительно же Совета мелиоративных съездов скажу так: вы плохо извещены, господа! Я недавно выступал там с особым докладом. И со мною согласились, что на центральную власть нечего рассчитывать. Если мы желаем сохранить Мурман для лучших времен, то следует создавать полномочное краевое управление...

Басалаго покинул явку эсеров, и промозглая тьма быстро поглотила его. На пустынном Английском проспекте было жутковато.

Где-то вдали мерцал костер. Хрустя валенками по снегу, лейтенант дошел до костра, сунул к огню замерзшие руки. Двое дежуривших были закутаны до глаз.

Басалаго пошагал далее, но... остановился. Что-то знакомое было в глазах одного дежурного.

- Если не ошибаюсь, - сказал Басалаго, вернувшись к костру, - то передо мною... мичман Вальронд?

Мохнатый шарф, закрывавший лицо до самого носа, одним движением руки был опущен и...

- Женька! - сказал Басалаго.

- Что, Мишель?

- Греешься?

- Греюсь.

- Холодно?

- Холодно.

- Ну пойдем, - сказал ему Басалаго.

- Не могу. Дежурство до семи утра. Хоть тресни.

- Надо поговорить... Ты даже не представляешь, Женька, как можешь нам пригодиться. Где ты сейчас?

- Увы, состою при женщине.

- Ты все такой же... треплешься?

- А что делать?

- Сейчас-то как раз и делать... Где ты живешь?

- Вон дом, видишь? - показал Вальронд. - Вход с парадной, второй этаж, квартира мадам Угличаниновой. Зайдешь?

- Завтра. Вечером.

- Жду! - крикнул в ответ Вальронд, и две тени снова застыли возле костра, который быстро таял в глубине улицы.

* * *

Еще в прихожей лейтенанта оглушил разноголосый гам. Куча детей таскала по коридору очумелую кошку. Дрова лежали грудою до потолка, забивая проход. Мокрое белье висело на низко провисших веревках, а из кухни доносился чад: жарили блины из горчицы на пушечном масле. Старинная барская квартира, выражаясь языком революции, была уплотнена...

Басалаго постучал в одну из дверей:

- Мне нужен Николай Иванович Звегинцев... Я не ошибся? Навстречу ему поднялся стареющий красавец с гвардейской выправкой, в узеньких коротких брючках.

- Вы не ошиблись. Но...

- Я тоже так думаю, - сказал Басалаго, затворяя за собой двери. Передо мною генерал-майор и командир тринадцатой кавалерийской дивизии...

После уплотнения комната генерала напоминала мебельный магазин, и старинные шифоньеры стояли один на другом - лишь бы побольше вместить, от остатков былой роскоши. Звегинцев вдруг разволновался:

- Все так ужасно, лейтенант. Места себе не нахожу...

Генерал вынул откуда-то большую бутыль с мутной жидкостью, весьма подозрительной. Широким жестом выставил ее на стол.

- Благодарю, - заговорил Басалаго опасливо, - но я не пью. Извините. У меня еще дела.

- Что вы, лейтенант! Я вовсе не предлагаю вам выпить. Это же карболка! Специально показываю вам: каждый раз, идя в уборную, я должен тащить туда и карболку, чтобы все вымыть перед употреблением. А когда я наконец выхожу из уборной, мне говорят: "Барин!" Ну скажите, лейтенант, вы человек благородный, где же предел издевательства над человеком?

- Николай Иванович, - заговорил лейтенант напористо, - я прибыл с Мурмана... Главнамур предлагает вам занять место технического инструктора при вооруженных силах.

- Мне? Лейб-гусару? И... техника?

- Ах, ваше превосходительство, - сказал Басалаго, - не все ли вам равно, как вас будут называть! У вас не будет ни техники, ни кавалерии. Вам предоставляется возможность снова обрести положение. Мундир. Чинопочитание. Даже погоны!

- Голубчик! - удивился Звегинцев. - Да уж не с луны ли вы свалились? Откуда все это теперь в России?

- Все это скоро будет на Мурмане.

Звегинцев с тоской осмотрел свои шифоньеры.

- Вагон дадите? - осведомился деловито.

- Никаких вагонов. Добирайтесь до нас сами. Не афишируя. Приедете на место - все будет.

Звегинцев неожиданно рассмеялся.

- А вот, кстати, новенький анекдот о Троцком.

- Извините, - заявил Басалаго, - но я антисоветских анекдотов не слушаю. И вам не советую рассказывать.

- Но почему же? Такой остроумный...

- Вот именно. Ибо существует ВЧК, и нам совсем невыгодно, чтобы вас посадили до того, как вы переберетесь к нам. Приезжайте на Мурман и все анекдоты привезите с собой.

Звегинцев долго молчал.

- А как с восстановлением монархии? Что-нибудь слышно?

- Нет. На Мурмане мы вам царя не обещаем.

- А что же будет?

- Крепкая власть. Наша. И - союзники. Мы лишь звено в длинной цепочке взрывов, которые потрясут и угробят большевистскую власть. Но это звено очень сильное. Оно сомкнет единый фронт с Сибирью...

Звегинцев выпрямился и вдруг засмущался:

- Один вопрос... нескромный... о командировочных. Мне, поверьте, даже не на что купить билет до Мурманска.

- Деньги? Но сейчас уже не покупают билетов.

- Не ехать же мне... генералу... зайцем!

- Ваше превосходительство, только зайцем и можно сейчас доехать. Бумаги для печатания билетов давно нет. Да и появись эти билеты в кассе их никто уже не станет покупать.

- Значит, зайцем? - задумался Звегинцев.

- Да. Сядьте в вагон и не выходите, иначе ваше место займут другие. Терпеливо ждите, когда вагон тронется. Будьте осторожны до Званки, в Петрозаводске вас уже будет ждать начальник вокзала Буланов, в Кеми британский консул Тикстон встретит как друга и снабдит всем необходимым. В Мурманске же вас ждет жизнь, отличная от этой. Мы вас не уплотним, а даже расширим...

- И все это оставить? - Звегинцев развел руками.

- Так и оставьте.

- Но... пропадет. Растащат! А на этом вот стульчике, на котором сейчас сидите вы, сиживала когда-то сама княгиня Чарторыжская, урожденная фон Флемминг, мать знаменитого князя Адама Чарторыжского, сподвижника молодых лет Александра Первого.

Басалаго это надоело, и он встал:

- Ах, ваше превосходительство, все в истории относительно. Пройдет еще сотня лет, и люди будут говорить так: осторожнее, вот на этом стульчике сиживал когда-то лейтенант Басалаго...

Звегинцев отвесил изящный поклон:

- Прошу прощения, но я так и не удосужился спросить вас о том, что стоит за вами...

- Управляющий делами Мурманского Совета депутатов рабочих, солдат и матросов! - представился Басалаго.