- Чего это вы... в валенках? - спросила недовольно. - Приперло вас ни свет ни заря. Могли бы по телефону позвонить, как положено среди приличных людей... И сразу - к нам?
- А куда же еще податься? - понуро ответил Безменов. - Ладно уж, что было, то было... Опять же время давнее: быльем поросло. А вашего супруга все-таки издавна знаю...
- Молодец! - похвалил его Каратыгин. - Молодец, что прямо ко мне. У меня с работягами знаешь какие братские отношения? Когда я им устрою что-либо, когда они мне подкинут. Ну, а ты, Павлуха, скажи - опять на дорогу?
- Да ну ее к бесу! Надоело. Сейчас все устраиваются. А я что - рыжий? Полегче бы что-нибудь, чтоб не били лежачего...
За столом они все ж выпили, и Каратыгин расчувствовался.
- Зиночка, - сказал, - ты не слушай... Дело мужское. - И прильнул к Безменову ближе. - Мне, - намекнул шепотком. - нужен свой человек на складе Красного Креста. Американцы понавезли туда всякого. Рубахи-нансеновки, сапоги и аспирин даром раздают. Вот ежели ты проскочишь на склад, так мы, брат, такие дела завернем... Ого! На всю жизнь себя обеспечим... во как! И провел рукой по белому гладкому горлу. - На всю жизнь, - повторил убежденно.
- Ну что ж! Можно и к американцам, - скромно согласился Безменов. Только, скажите честно, господин Каратыгин: вы меня случаем под статью не подведете? Или... под расстрел?
- Шалишь! - захохотал Каратыгин, разливая душистый "арманьяк". - Да ты пойми, дурья башка, что в компании с нами сам старый Брамсон будет состоять... Негласно, но - так!
- Ну-у? - поразился Безменов.
- А ты думал, что один я смогу тебя устроить на склад? Нет, брат. Туда попасть трудно. Только через Брамсона и можно... По рукам?
И ударили по рукам. Зиночка эти руки развела.
- Чур, - заявила, - меня не забывайте. Мне нужна норковая шубка. Как у этой Брамсихи, что живет с негодяем Ванькой Кладовым, и об этом все знают... А я? - строго вопросила она мужа. - Неужели не заслужила? Разве обо мне ты слово худое когда слышал? Попробуй найди еще на Мурмане такую, какая я тебе, дураку, досталась... Да ты не стоишь меня!
* * *
Рейсовый катерок в поддень обходил причалы, шныряя между кораблями, подбирал гуляющих матросов, рабочих и торговок. Безменов отплыл на нем в сторону плавмастерской "Ксения"; ржавый борт корабля, пришедшего когда-то с Тихого океана, медленно наплывал на катер. Жиденький трап свисал со спардека, и Безменов долго лез на палубу.
В слесарном отсеке открыты иллюминаторы; станки задернуты промасленными чехлами. Только возле одного качается обод абажура над лысой головой пожилого матроса. По виду матрос - работяга, старый заводской пролетарий, каких немало на Руси; и даже очки в жестяной оправе, как у старого мастерового. Совсем не вяжутся с передником и станком матросская роба и бескозырка на голове, облысевшей на флотской службе.
Безменов подошел со спины, сказал тихонько:
- Привет от Спиридонова...
Заглох станок, смиряя вращение вала, и на этом вале вдруг проступил артиллерийский стакан, из которого вырезалась мастером кокетливая винная рюмочка. Матрос-рабочий повернулся.
- Спасибо, - ответил, поднимая очки на лоб. - А ты часом ли, не ошибся, раздавая чужие приветы?
- Вряд ли ошибся. Тебя ведь зовут Цукановым - так?
- Ну, что с того, что я Цуканов?
- Говорят, большевик ты, - прямо ответил Безменов.
- Это где же такие болтуны нашлись?
- Так тебя все считают... в Петрозаводске.
Мастер задвинул в тумбочку бутылку с маслом и улыбнулся, уже отходчивый.
- Есть немножечко, - сказал приветливо. - Да один в поле не воин... И в одиночку я помалкивал...
Они стали разговаривать, с опаской посматривая на входной трап в палубу. Но в цехе было пусто, как в гробовине. Свежий ветерок носился над станками корабельного цеха, качал обода жестяных абажуров. Цуканов снова полез в свою тумбочку, достал оттуда целый ворох английских газет.
- Какие языки знаешь? - спросил придирчиво.
- Все, кроме русского, - засмеялся Безменов.
- Ну и дурак... Хвалиться тут нечем! - Цуканов развернул перед собой широкие листы. - А я вот, - сказал, - недаром времечко провел в интервенции. Изучил ихний... И балакаю, и читаю по малости. Это мне политически помогает. Вы в Петрозаводске когда еще узнаете, что в парламенте говорят... А я прямо с языка лордов все новости схватываю...
- А что пишут? - поинтересовался Безменов.
- Они хорошо здесь пишут... Видишь? - потряс Цуканов газетами. - Здесь тебе не кузькина мать на патоке! Ллойд Джордж прямо заявил в парламенте, что немедленно выведет войска... Чуешь? А они - народ такой, эти англичане. Я к ним присмотрелся: мух ноздрями зря ловить не будут... Крепко пришли крепко уйдут!
Когда Безменов очередным катером вернулся на берег, к нему подошел человек (по виду портовый докер), тронул за руку:
- Контрразведка... Спокойно... Оружие есть?
Его провели в предбанник лютой "тридцатки", велели сидеть. И руки держать на коленях. Напротив, перед букетом увядающей полярной черемухи, расположилась секретарша Эллена - поджарая, словно кобылица. Смотрела на Безменова она равнодушно. Только один раз спросила - с презрением:
- Чего это вы в валенках?
- Обносился, - ответил Безменов. - Ничего больше нету...
Эллен просмотрел его документы. Велел вызвать весь наряд дежурных по городу филеров. Явились.
- Вот что, господа хорошие, - сказал им Эллен, - этот ренегат прибыл поездом в восемь сорок. А сейчас на моих уже половина третьего. Можете вы мне точно сказать, что делал все эти шесть часов Безменов и с кем встречался?
- Можем, - ответили филеры. - Первым делом он зашел к Каратыгину, потом они долго трепались у Брамсона, после чего задержанный отправился на "Ксению"...
- На "Ксению"? - удивился Эллен. - Вот тут-то он и попался. Ну-ка спросите, что ему было нужно на плавмастерской?
Филер принес от Безменова из "бокса" набор миниатюрных рюмочек, выточенных с большим вкусом из латуни снарядных стаканов.
- Задержанный утверждает, что... вот! За этим, мол, и ездил.
- Врет! - сказал Эллен. - Сам без порток явился, еще не успел отожраться, а сразу рюмочки понадобились... Врет!
- Не совсем так, господин поручик. Тип этот теперь на складе Красного Креста будет работать. Оно же и понятно: воровать и пьянствовать будут...
Эллен долго думал, стуча линейкой по голенищу сапога.
- Установить наблюдение, - приказал. - Можете идти. Рюмки оставьте. Да пусть он войдет ко мне, этот Безменов...
Поручик вернул Безменову документы и сказал:
- Сейчас вам выпишут новые. Только у меня порядок такой - железный: что без меня сделано, то облагается налогом... Мне нужны два ящика американского шоколаду и хотя бы ящик "вирджинии"... Договорились?
- Господин поручик, - испугался Безменов, - да человек-то я здесь новый. Первый день всего. Что обо мне подумают?
- Важно, что я о тебе подумаю, - ответил Эллен без тени улыбки, глядя пронзительно. - И не сегодня я от тебя требую. Освоишься и - плати! А если что, - пригрозил на прощание, - так я тебе Красный Крест на деревянный переделаю... Осознал?
Безменов очень скоро "освоился" и припер в контрразведку все, что просили. Воровать не жалко: не свое, чай. Щелкнув себя по шее, Павлуха вытянул из-под полы бутылку.
- Давай, поручик, - захихикал Безменов, - дернем, и я тебе такое о большевиках расскажу, что ты свалишься.
- Не надо, - строго ответил Эллен. - Я об этой сволочи больше твоего, милейший, знаю. Поставь на стол и иди!..
Нет. На панибратство он не шел. Наблюдение было установлено. Безменов ощущал его всей шкурой своей. А как он думал? Конечно, наблюдение будет, и об этом в Петрозаводске они тогда тоже говорили со Спиридоновым... Будет наблюдение!
* * *
Большая вошь, а над нею занесен окованный железом добротный сапог красноармейца; ниже начертано: "Дави ее". Спиридонов долго и задумчиво смотрел на агитплакат... Там, где бушует смерть, там ползает вошь. Это почти закон войны, и сейчас Иван Дмитриевич размышлял, почему так получилось: по всей стране тиф, а на Мурманском и Архангельском фронтах тифа нет.