Река, на которой стоял поселок Ольхон, была главной водной артерией всего региона и наиболее посещаемая туристами-водниками из далеких Москвы, Питера, Урала, Украины и т.д. Суровая природа севера наделила ее всеми комплексами естественных препятствий, которые так любят преодолевать эти немного полоумные рыцари байдарок и катамаранов. На ней в изобилии имелись перекаты и шиверы, прижимы и "расчески", а несколько десятков порогов вообще относились к элементам повышенной категории сложности. В короткое лето по реке мимо поселка почти каждую неделю проплывали флотилии разнообразных туристских судов.

Поселок располагался примерно на середине сплавной части этого популярного туристского маршрута. Практически все группы туристов останавливались в нем. Пополняли запасы продуктов, ремонтировались, просто отдыхали. Пробыв день-другой, туристские команды продолжали путешествие, но были и такие, которые в Ольхоне заканчивали свои маршруты. Сошедшие с дистанции, различными оказиями добирались до Среднеканска. Туда можно добраться на попутных грузовиках, но а если повезет то на вертолете или на АН-2 изредка залетающих в Ольхон по спецзаданиям. Но большая часть туристов продолжала маршрут и приплывала в тот же Среднеканск по реке затратив на это еще около десяти дней. Все технические препятствия, из-за которых собственно и стремились на эту далекую от всей цивилизации реку туристы со всего бывшего союза были расположены как в верхней части реки так и ниже поселка. Коренное население Ольхона уже давно не удивлялось при виде внезапно появляющихся на пыльных улицах небритых мужиков в разноцветных комбинезонах и ветровках. Туристы - водники разбивали свои бивуаки на окраине поселка, там где река упиралась в правый берег и круто поворачивала к востоку. Это стоянка в народе имела даже собственное имя - "чифирная".

Широкая в этих местах долина реки повлияла и на архитектуру этого населенного пункта. Он состоял из двух улиц. Первая из них была заложена еще в период зарождения поселка. В центральной части этой улицы располагались конторы и госучреждения. Главным архитектурным сооружением, конечно же, было здание шахтоуправления. Когда-то это здание можно было назвать красивым. Необходимо сразу же отметить, что все возведенное в поселке в период от его зарождения до примерно середины пятидесятых годов являлось творением обитателей одного из сталинских лагерей, коих в ту пору в долине было целых три.

Построенное из лиственничного бруса, оно в центральной своей части по прихоти начальства имело массивный козырек который укрывал широкие ступени ведущие к главному входу Козырек поддерживался двумя квадратными колоннами. По всему фасаду на уровне второго этажа тянулся балкон огражденный метровым деревянным парапетом. Резные фигурные балясины по углам балкона и красиво-вычурная обрешетка придавали всему дому вид старинной дворянской усадьбы. Когда-то напротив конторы был разбит небольшой скверик, на котором сохранился только пулуразрушенный постамент. Памятник вождю мирового пролетариата исчез еще в начале девяностых годов, как раз в те времена когда горбачевская перестройка окончательно перешла в период наступления начала эпохи абсурдного капитализма. В Ольхоне не наблюдалось истинных большевиков и поэтому некому было устраивать демонстраций протеста по поводу пропажи гипсового Ильича, о коем напоминал полуразрушенный постамент.

По правую сторону от конторы шахты находилось здание узла связи, а также продснабовский магазин, сейчас закрытый ввиду закрытия самого продснаба и здание одноэтажной столовой, закрытой по той же причине. Слева напротив бывшего магазина располагалось двухэтажное здание администрации поселка, за ним в ряд стояли типовые двухквартирные дома, в которых проживала элитная прослойка населения поселка Ольхон. Эти дома имели обширные подворья с сараями, банями и обязательными теплицами. Работящий народ поселка всегда имел в своих личных хозяйствах свиней, кур. А уже местные растениеводы за короткое лето успевали вырастить в своих теплицах отменные урожаи помидор, огурцов, зелени. Некоторые умудрялись полакомиться и арбузами, уделив бахчевым несколько квадратных метров пленочного пространства.

Вторая улица была застроена стандартными двухэтажками на восемь квартир каждая. В середине восьмидесятых их воздвигли сразу четырнадцать штук. По окраинам поселка теснился так называемый самострой, в простонародье называемый "шанхай" Эти дома, слепленные из чего попало, мало походили на цивилизованные жилища. Приземистые, покосившиеся от времени, они служили пристанищем для так называемых временщиков. Состоял такой дом из одной комнаты, в ней, как правило, находились железная печка, стол и кровать. К дому пристраивался дощатый тамбур. Все удобства на улице. Таких развалюх в поселке насчитывалось несколько десятков. И хотя в настоящее время в двухэтажках пустовали десятки квартир, из самостроя никто не хотел перебраться в, казалось бы, благоустроенное жилье. Во-первых за квартиры нужно платить деньги, во-вторых в них изначально было холодно. Котельная построенная лет тридцать назад давно дышала на ладан. Теплотрассы проложенные прямо на поверхности, давно прохудились и зимой в местах протечек воды в холодное время года вырастали гигантские наледи-айсберги.

Семьи, которые выезжали на материк просто бросали свои квартиры. Только четыре дома оставались жилыми, остальные постепенно разбирались. Растаскивались рамы и двери, они шли на постройку теплиц, разбирались полы, снимались радиаторы отопления. Никто в поселке не следил за сохранностью этого никому не нужного жилья. Тем не менее, поселок пока жил. Золото добывалось, худо-бедно работала школа, даже была собственная пекарня Коммерсанты из местных жителей открыли в заброшенных домах несколько магазинчиков. Действовал медпункт, в котором работали один врач и две медсестры, хотя сам комплекс участковой больницы был построен относительно недавно.

С одной стороны естественной границей поселка была река, с другой стороны он ограничивался взлетно-посадочной полосой, с небольшим домиком, служившим в более лучшие времена и залом ожидания, и метеостанцией, и диспетчерским пунктом. Вдоль реки вниз по долине уходила хорошая насыпная дорога на Среднеканск с ответвлениями на прииски Саманта и Дражный. За шесть - десять часов на хорошей машине и в хорошую погоду можно было добраться до Среднеканска, до цивилизации.

Эта дорога только километров двадцать пять проходила по долине Ольхон. Потом она крутыми серпантинами взбиралась на перевал, срезая таким образом огромную дугу реки. Ольхон в том месте поворачивал резко на восток и тек, зажатый с двух сторон двухкилометровыми хребтами добрых полсотни километров. Затем, как бы набравшись сил, он прорезал правобережный мощный хребет и устремлялась по тридцатикилометровому каньону строго на юг. Здесь в каньоне находилось несколько суровых порогов, почти на всем протяжении пути в русле были разбросаны огромные валуны. Скорость течения резко возрастала. Прижимы, представлявшие собой вертикальные черно-бурые по цвету каменные стенки, достигавшие двухсотметровой высоты, чередовались по обоим берегам могучего водяного потока. Вся мощная струя воды обрушивалась прямо в центр этой каменной твердыни, уходил под камень, и трудно было выгрести из-под скалы. Вода вскипала, образовывая фантастические по красоте водовороты, омуты. За прижимом следовал небольшой плес, затем наклон русла увеличивался, и поток с все возрастающей скоростью вновь врезался в очередную каменную стену. Порой туристам на несколько километров пути не находилось места, чтобы причалить, осмотреться, отдохнуть. Всюду камни, вода, обрывистые склоны террас.

Пропилив горный хребет, Ольхон плавно поворачивала к югу и, попетляв по широкой болотистой равнине, впадала в могучий Алдан в нескольких километрах выше Среднеканска. ПЕРВАЯ ВСТРЕЧА С ПРОТИВНИКОМ

Для начала Соболь решил вернуться к своему наблюдательному пункту на устье ручья Скалистого, но предварительно обследовав место, где он обнаружил мертвое тело. Через несколько минут он без труда обнаружил в нескольких метрах от трупа следы недавней стоянки людей. На террасе виднелись остатки костра, валялись несколько пустых банок от тушенки, пустые бутылки, другой мусор. Изучив место от бивака, Соболь решил расширить круг поисков. Он отходил от кострища сначала на двадцать метров, потом еще на десяток. Буквально на коленях он ползал по ернику и кустам, в изобилии росшей здесь северной ягоды голубики. Он не знал, что ищет, да и не думал об этом. Он просто профессионально делал свою работу. Через полчаса лазанья по кустам Соболь почувствовал какой-то дискомфорт. По-прежнему синело небо, солнце уже готовилось спрятаться за остроконечные Казаринские Гольцы, также шумела на близких порогах река. Выпрямившись в полный рост, Соболь разочарованно махнул рукой и прямо через кусты направился к оставленному на поляне рюкзаку. Через несколько минут он уже устанавливал небольшую брезентовую палатку. Делал все это не таясь. Палатку он поставил входом к реке на самом краю полянки. По его воле полукруглый тамбур оказался чуть ли не в кустах, буквально в одном метре от небольшой канавы. Быстро насобирав сухого валежника, Соболь умело развел костер и пристроил на рогатину небольшой котелок. Все это он делал шумно, демонстрирую спокойствие и невозмутимость. Солнце зашло за Казаринские Гольцы, и в обширной долине Ольхона начало незаметно темнеть.