- Нет, только не война! - и она вздохнула: ох уж эти мужчины! - Неужели нам мало тех войн, которые были?
- Разумеется,- пробормотал он немного растерянно.- Но ведь... любое достижение науки можно использовать как для блага человека, так и во зло ему. Все зависит от того, в чьи руки оно попадет. Но все равно нужно изучать, пробовать...
- Нужно ли? - Она опять услышала детский смех, но теперь не улыбнулась.- Ведь у нас есть все - достаток, досуг. Зачем тебе этим заниматься, Малькольм? Чего еще может желать человек?
- Многого - например, удовлетворения своей любознательности,- и он пожал плечами,- К тому же мои "Муравьи" принесут людям пользу. Благодаря им человек сможет менять облик других планет, превратить их в цветущий сад!
- Или в пустыню!-Она уже закончила сборы и была готова лететь в город.Ты меня отпускаешь, Малькольм?
Конечно, он ее отпустил. Но в городке, делая покупки, она все время думала о том, что мужчины, даже гениальные,- это всего лишь восторженные, любопытные, неосмотрительные дети...
Когда вечером из-за тяжелых вершин Бен-Аттоу выскользнула луна, в ее неярком свете, упавшем на вересковые пустоши, сверкнула полусфера из светлого металла, легко и быстро находившая себе дорогу между скал и небольших озерец. Следом за ней, стараясь не отставать и тяжело дыша, бежал вприпрыжку немного грузный человек, явно чем-то взволнованный.
"Муравей" был запущен. На полусфере, в восьми футах над землей, вращались антенны локаторов и мигающий зеленый индикатор. Малькольм поздравил себя с тем, какие у его машины ловкие, удивительно точные движения. Ничто не может остановить ее ни темнота, ни туман, ни холод, ни неровности рельефа. Ничего более совершенного кибернетика не создавала еще никогда.
Однако реле, управляющие теплоуловителями, он предусмотрительно заблокировал. Ему не нужно, чтобы этот робот воевал, - его "Муравей" должен стать родоначальником миллиардов себе подобных, которые рассеются по земле, чтобы служить человечеству.
Сердце профессора переполняла радость.
Между тем полусфера, словно живая, ползла вперед. Ее черная тень плясала на поросших вереском пригорках и на гранитных валунах. Ее органы чувств нюхали, слушали и смотрели... Она тихо гудела и мигала зеленым глазом. Вдалеке, где-то под серебристосерым силуэтом Бен-Аттоу, безнадежно и насмешливо залаяла лиса, и эхо ее голоса долго умирало в ущельях. Шотландское плоскогорье тянулось вдаль и исчезало, бесконечное и темное, в прохладной ночи.
Но Малькольм не слышал охотничьего клича лисы, не видел пустынного плато. Он смотрел только на свое создание, смотрел, будто на собственное дитя.
Наконец, пробродив с добрую милю, полусфера остановилась у осыпи гравия, протянувшейся между топями от ближайшего горного отрога. Гравий лежал здесь со времен последнего оледенения, когда могучие естественные силы дробили острые вершины гор и сбрасывали обломки вниз.
Довольный, он улыбался в темноте. Да, эта штуковина знает, что ей нужно, и без колебаний и сомнений идет к цели.
Тихое гудение "Муравья" превратилось в многоголосый вой. Вращающиеся с немыслимой скоростью лопасти вошли в грунт и выбрасывали в воздух измельченную породу. За несколько минут "Муравей" выкопал яму в половину своей высоты, опустился туда и начал заглатывать гравий. Над полусферой поднялись маленькие облачка пара. Потом клешни на концах многосуставчатых металлических конечностей стали складывать штабелями серебристо-серые болванки алюминия.
По существу, "Муравей" выполнял работу большого завода-автомата, только намного быстрей. Один производственный процесс сменял другой. Вот уже готов полусферический верхний щит. В фотоэлементах, служивших "Муравью" глазами, мерцал бледный свет.
Чувствительные антенны дрожали и вытягивались, как хоботки мух.
Профессор сидел на камне. Ему бьио холодно, к тому же в погоне за "Муравьем" он натер правую ноту. Но что значат эти мелкие неприятности, когда он видит перед собой свою претворенную в жизнь мечту?
- Так, так, превосходно! - восклицал он, не отрывая взгляда от "Муравья". - Еще, дружище, еще!
Робот не отвечал. Он действовал с фанатичной сосредоточенностью, все его движения были невероятно быстрыми и точными. Вот он уже монтирует в своем будущем отпрыске основную электронную систему.
А вот уже чуть заметным и, до смешного осторожными движениями впаивает ячейки памяти, которые все вместе станут электронным мозгом "новорожденного".
Робот помнил все операции, он даже обладал способностью совершенствовать заданную программу. Еще час с небольшим и два совершенно одинаковых "Муравья" начнут изготовлять еще двух точно таких же. И к утру в горе будет уже огромная пещера, а в нем - больше сотни "Муравьев". Вскоре их станет двести, потом четыреста....
"А что если завтра сюда забредет какой-нибудь пастух? - подумал профессор и улыбнулся.- Глазам своим не поверит! Но, вероятнее всего, здесь никто не появится. В этом главное преимущество здешних мест.
Через несколько дней он вылетит в Лондон и пригласит сюда правительственных экспертов. И конечно, лучше всего ошарашить их, показав им целый муравейник этих трудолюбивых созданий, которые удваивают свое число без малейших денежных затрат с вашей стороны. Все промышленные проблемы решаются раз и навсегда: создай прототип машины, и больше тебе не нужно думать ни о чем. Уже к завтрашнему вечеру по общей производительности "Муравьи" превзойдут промышленный центр средней величины...
Никогда еще не испытывал он такого удовлетворения - даже когда изобрел автомобиль без двигателя или когда создал электронные глаза для слепых.
Но в какое-то мгновение - он не мог бы точно сказать, когда именно,что-то нарушило спокойное течение его мыслей. Какое-от смутное беспокойство... а-а, вот оно что! Занятый работой, "Муравей" вдруг повернул к нему бледные диски своих глаз. Многосуставчатое щупальце, монтировавшее гусеницы нового "Муравья", замерло в воздухе. Это длилось всего несколько секунд. Потом действующая программа вернула поведение робота в нужную колею.
Профессор неплотнее запахнул пальто. Ага, вот в чем дело: очевидно, слаба электронная блокировка между рабочей и боевой программами. Обнаружилось это только теперь, когда электронные схемы перегрелись. Но это только предположение. Уж он-то знает, как чувствителен сложный электронный мозг. Почти как нервная система человека. Этот мозг долго "просыпается", и у него могут быть "нервные срывы".
К тому же "Муравей" - первый экспериментальный образец. Он бы много дал за то, чтобы точно знать, что происходит сейчас под этой сверкающей скорлупой...
Профессор сидел в нерешительности, раздираемый сомнениями. С одноа стороны, ему хотелось увидеть первое дитя "Муравья" законченным, но, с другой - смутная тревога подталкивала его остановить это чудовище. Чудовище? Что за ерунда! Ведь это всегонавсего машина, робот, лишенный собственной воли!
Между тем "Муравей" с бешеной скоростью завершал своего первенца. Несколько минут он безукоризненно следовал программе, но вот бледные, похожие на две луны глаза снова обратили взгляд на своего создателя. Многосуставчатые металлические руки оставили работу, и машина передвинулась метра на два к нему.
Испуганный, он вскочил на ноги. Разумеется, программа и на этот раз вернула машину к исполнению ее обязанностей, и опять все как будто было в порядке.
Но если "боевой инстинкт" проявится в третий раз, блокировка может не выдержать, и тогда...
Его прошиб пот. Могучие щупальца с клешнями, воющий туман лопастей... Если теплоуловители его почувствуют, если машина двинется за ним и схватит его, он будет как мышь в когтях у кошки!
Выключить ее? Но для этого к ней надо подойти вплотную. Он стер с лица пот. Запах пота, который сейчас исходит от него, как и чувство страха, ее электронные чувствилища наверняка уловят и усилят, а потом...
Луна висела высоко над серебристо-серыми вершинами. Вересковые пустоши были залиты ее неярким перламутровым светом. Растерянный, он глядел в безмолвную ночь, впервые осознав, как он сейчас беспомощен. Да и кто мог бы оказать ему помощь?