С наступлением апреля по ночам продолжались очень холодные заморозки. Мистер Селби сказал, что не помнит сезона, когда посев так бы затянулся. Казалось, зима никогда не кончится – как и война. Однако в апреле американцы объявили войну Германии, и звездно-полосатый американский флаг взвился на здании парламента рядом с флагом Британии. Леди Бартон, привезя своих внуков поиграть с Флорой, сказала, что некоторое время все будет спокойно, пока из-за Атлантического океана не прибудут войска: «И как только они прибудут, мы разобьем немцев, можно не сомневаться». Однако нашим войскам не сиделось на месте – и на следующей неделе появились репортажи о большом сражении у города под названием Аррас.

Письма Лео вновь были написаны карандашом. В ответе я написала ему новости о детях: «Розе, нравится есть с ложки, хотя ей попадает больше на лицо, чем в рот! Она хорошо выучилась пить из чашки, пытается ходить и начинает разговаривать, ее уже нельзя считать грудным младенцем». Подумав, что Лео скучает по всему этому у себя в грязи, я добавила: «Желала бы я, чтобы у тебя было волшебное зеркало Зверя, и ты мог бы видеть, как она становится девочкой. Смею предположить, что ты все еще представляешь ее такой, какой запомнил перед отъездом. Ты помнишь последнюю ночь, когда мы обе были с тобой, а ты обнимал нас обеих? Она была такой хорошей малышкой и так уютно устроилась с нами».

Мистер Тимс заглянул в дверь:

– Прибыл мистер Селби, моя леди.

Я второпях дописала: «Не забывай менять носки, когда они промокнут. Твоя преданная жена, Эми».

Ответ был написан ручкой – в эти дни я больше обращала внимание на такие детали письма, чем на его слова. По словам Лео, мистер Селби сообщил ему, что не знает, как справился бы с делами имения без моей помощи. Я была переполнена гордостью, когда прочитала это.

Следующие два письма Лео были написаны карандашом, и я снова стала беспокоиться, однако пришедшее вслед за ними было написано чернилами. Я успела заметить их только на конверте, одном из тех, зеленых, потому что мистер Тимс принес письмо в детскую, и когда я вытащила листки из конверта, Флора выхватила их у меня, и они рассыпались по ковру. Флора тут же схватила один из них и с визгом забегала по комнате, Роза попыталась догнать ее, отцепилась от стула и с ревом шлепнулась на пол. К тому времени, когда я подняла и приласкала ее, а Элен подобрала разбросанные листы, мы обе раскраснелись и запыхались.

– Сегодня они расшалились, моя леди, – усмехнулась Элен. – Вам лучше спуститься в свою гостиную, и там спокойно прочитать письмо его светлости.

Внизу я уселась на стуле у окна, где было много света, и разгладила смятые листы. Несмотря на то, что письмо было разбросано, первая страница оказалась сверху. Дата была трехнедельной давности, видимо, письмо задержалось в пути.

Дорогая Эми!

Спасибо тебе за письмо. Да, я помню ночь перед отъездом. Я помню ее и сожалею, что наутро уехал рано – так приятно было обнимать вас обеих. У меня такие счастливые воспоминания об этой ночи, – даже сейчас перед моими глазами стоит золотистая кайма твоих ресниц, опущенных на округлые щеки, пока ты спала. Я не спал ни единой секунды, чтобы не потерять ни мгновения из того драгоценного времени, когда лежал, обнимая тебя. Обнимая твое теплое, душистое тело – пахнущее молоком, пахнущее цветами – запах женщины, которая прелестнее, чем красивейшая из моих роз, и дороже, дороже любой розы, я чувствовал, как бесконечно я люблю тебя, Эми.

Но в ту, последнюю ночь, когда ты так доверчиво угнездилась рядом со мной, мое сердце разрывалось и от радости, и от печали, потому что я понимал, что ты не любишь и никогда не полюбишь меня. Долг, верность, преданность, сострадание – все это ты можешь дать мне, но любви ты дать не можешь, потому что твое сердце принадлежит другому, сыну того, кого любила моя первая жена, – и так колесо завершило полный оборот.

Моя роза, моя возлюбленная, моя дражайшая, дражайшая жена, – но внутри этого скрываются шипы. Моя жена, но не добровольная жена – я схватил тебя и взял в плен точно так же, как Зверь поймал Красавицу и запер узницей в своем зачарованном замке. Ты, как Красавица, каждый вечер ласково разговаривала со Зверем и не осуждала его за свое пленение. Но Зверь, что он должен был испытывать, страдая от шипов вины, проклиная свое уродливое тело и испытывая мучения любви, на которую никогда не будет ответа? Пожалей Зверя, Эми, пожалей Зверя.

Но ты была еще великодушнее Красавицы, пытаясь дать мне любовь, которой не было. Поэтому ты пришла ко мне той ночью, ты обнимала меня, и сделав это, разбила мое сердце.

А на следующее утро ты во второй раз разбила мое сердце, но теперь это никогда не повторится снова. Это случилось, когда ты протянула свою гладкую, юную щеку к моим губам и приказала мне поцеловать тебя. Поцеловать! Ты не понимаешь, Эми, что это значило для меня. Ты не узнаешь этого, так как я никогда не расскажу тебе, как никогда не расскажу о своей любви. Я не позволю тебе даже краешком глаза взглянуть на это. Этого не нужно. Ты считаешь, что мое сердце все еще принадлежит Жанетте, и может, было бы вернее, оставить тебе эти домыслы. Все-таки, Эми, я любил ее, мою белокожую, золотоволосую Жанетту. Я любил ее со всей исступленной, эгоистичной страстью юности, но, тем не менее, это была любовь, а любить и получить в ответ презрение – ужасно. Ты это знаешь, моя сладкая Эми, ты это понимаешь, ты никогда не презирала и не отвергала меня.

Как я люблю тебя, Эми, как я люблю тебя! Да, я любил Жанетту, и когда понял, что она никогда не ответит мне взаимностью, то в отчаянии молил судьбу о смерти. Я любил ее, но моя любовь была похожа на бледную серебряную луну по сравнению с золотым солнцем моей любви к Эми, – к Эми, которая никогда не сможет полюбить меня. Пожалей Зверя, Эми, пожалей Зверя, но еще больше пожалей меня, потому что у него была надежда, а у меня, ее нет.

Я хотел написать тебе сдержанное, расчетливое письмо, но я – человек несдержанный и нерасчетливый. Тем не менее, я буду и далее притворяться таким, как притворялся до сих пор. Когда я снова стану рассудительным, то спокойно сожгу эти листы и разбросаю пепел по грязи, в которой покоится столько мертвых костей. Я сделал глупость, написав адрес на зеленом конверте, – моей руке нужен обуздывающий глаз цензора. Потом я напишу другое послание, более подходящее для письма пожилого мужа своей молодой жене. Но это письмо я не могу послать, потому что знаю, что ты не хочешь получать его – оно расстроит тебя сверх меры. Ты не хочешь моей любви, она не нужна тебе, поэтому я не буду навязывать ее тебе. Но все-таки, пока мной еще владеет эта блажь, я буду писать тебе, пока в силах – потому что я люблю тебя, Эми, я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя...