пергаментное лицо, непонятно - мужчины или женщины, чем-то

закутанное и обмотанное, в огромной ушанке,напяленной поверх

женского платка.

Ярко светящиеся темно-желтые глаза глянули из-под ушан

ки.

- Доктор, мы вот...

- Не студить комнату! - крикнул отец. - Залезай весь.

В дверь протиснулся человек (это все-таки был мужчина);

он протянул отцу на ладони что-то в бумажке.

Папа раздул ноздри и зашевелил бровями.

- Ну-ну, не валяйте дурака! Опять?...

- Доктор, - протянул дрожащим голосом человек, - не обиж

айте!

Сердито фыркнув, отец взял маленький сверточек.

- Ну ладно, спасибо, но чтоб в последний раз!...Как там у

вас, все в форме?

- Пока все, - прохрипел человек.- Сегодня, слава тебе го

споди, тихо, вчера зажигалками замучил....

- Я к вам через часок загляну, - сказал отец, - Ступай.Да

не рыпайся, иди тихо. Если что, сразу ко мне!

Пятясь задом, человек чуть-чуть приоткрыл дверь и прот

иснулся в эту щель, без улыбки, но приветливо кивая нам.

260

- Пожарная охрана, - сказал папа и, высоко подняв указат

ельный палец, строго взглянул на меня, точно ждал возражения.

- Герои! Львы! Люди! Еле дышат, а большого пожара ни разу не

допустили. Любят наш объект, комбинат имени Тельмана.

- Чего он принес тебе? Съедобное?

- Деликатес! Около завода "Вена" - пивоваренный, помнишь?

- у нас теперь раскопки вовсю идут, барду раскапываем много

летней давности. Раскапывают это все с трудом египетским,ра

зогревают, лепешки пекут. Стоматит чудовищный от этого "дел

икатеса". Столько народу со стоматитом в день на прием прих

одит! Ну, а как уговорить, чтоб не жрали этого? Матреша, ра

зогрей-ка нам лепешечку!...

Лепешка показалась мне очень вкусной.

- А у нас на Кузнечном бадаевскую землю продают,- сказала

я.- Когда бадаевские склады горели, оказывается, масса саха

ра расплавленного в землю ушло. Первый метр- сто рублей ста

кан, второй - пятьдесят. Разводят водой, процеживают и пьют....

Когда мы поели, Александра Ивановна куда-то ушла, а Ма

треша опять предложила мне помыться, и я опять отказалась,

вспомнив Неву и лестницу, а вспомнив ее, не по необходимос

ти, а движимая чем-то умственным и полузабытым, сказала:

- Отец, ты совсем не бережешь себя...

- То есть? - спросил он удивленно.

- Ну вот....ступеньки во льду вырубаешь....

Он взглянул на меня почти с состраданием.

- Дура ты, дочь моя и знаменитая поэтесса города Ленина,

беззлобно сказал он.- Ибо произносишь все это всуе, без веры...

Мы помолчали, и, словно продолжая не обрывавшийся разго

вор, он негромко, задумчиво стал говорить:

- А у нас за Невской, мне рассказывали, на одном заводе,

кажется Александровском, в литейной старик один был - формо

вщик. Ну, из тех старых колдунов, которые грамоты не знали,

а дело свое знали так, что и заграничные инженеры руки разв

одили.На Обуховском, например, был в свое время такой литей

щик...Отольют, скажем, ствол для пушки - ну, надо его дальше

обрабатывать: сверлить там и все такое, - я не понимаю.В об

щем, массу труда человеческого класть. А вдруг отливка-то

бракованная, с этими, как их - ну да - раковинами? Тогда эт

ого деда и зовут: "Дед, послушай, есть в стволе раковины или

нет?" Он молоточком постучит, ухо к металлу приложит и гово

рит: "Раковин нет, можно обрабатывать". Или наоборот. И что

ты думаешь - хоть бы раз ошибся! Пробовали ему не верить,ра

зными тогдашними научными методами проверять,а выходило все,

как дед говорил. Ну, вот и формовщик у нас такой же был.Знал

он особый секрет земли. Особый состав ее, такой, чтобы отли

вка никогда не имела браку, по вине формовщиков, конечно. И

никогда, ни разу у него браку не было. Его спрашивают: "Дед,

почему у тебя браку не бывает?"А он только посмеивается:"Пе

тушиное слово знаю". И молчит. Ну, в ноябре прошлого года

261

завод, разумеется, встал. Народ разбрелся, только охрана

как вот у нас. А старик чувствует, что помирает: эвакуирова

ться в свое время отказался. Он тогда своей старухе и говор

ит: "Сквалыжник я, говорит, и скряга, и грешник великий, го

ворит, хоть в бога и не верю. До сих пор свой секрет земли

никому не передал. А теперь - некому. Кроме тебя. Да ты жен

щина, притом немолодая, к литейному делу никакого отношения

не имеешь. Ну, делать нечего - край. Я не помру, пока ты мой

секрет не усвоишь. Пойдем". Та: "Куда?" - "На завод, в лите

йную". Повела она его под ручку в литейную, довела - и стал

он ее обучать своему секрету земли. Составу, пропорциям.....

Представляешь - двое голодных, полуумирающих стариков одни в

холоднющей литейной...Но ведь каждый божий день, оба истоще

нные, тащились они в литейную - и трудились, копались в хол

одной земле. Да еще старик старуху заставлял съедать полови

ну его вечернего супа, говорил: "Я так и так помру, а ты до

лжна выжить, чтоб потом, когда завод заработает, секрет зем

ли всем формовщикам открыть". И ведь выучил ее! И когда она

при нем несколько раз состав этот, с его секретом, воспроиз

вела, лег старик и говорит: "Слава тебе господи,с чистой со

вестью на тот свет ухожу".И на другой день помер. Вечная ему

память - имя его я обязательно узнаю. А старуха,говорят, жи

ва, даже, говорят, эвакуировали ее, заботятся: ну как же,та

кой секрет - это ж важно...

Он помолчал и сказал еще задумчивей, точно говорил то

лько с самим собою:

- А может, к тому времени, когда завод заработает, и не

нужен будет стариковский секрет. Изобретут нечто более точ

ное, научное. Неважно. Не в этом дело...- Он помолчал, пожал

плечами. - А может и не изобретут. Выше любви человеческой

разной...к родной земле, к человеку, к женщине или женщины к

мужчине,- выше этого ничего, Лялька, изобрести нельзя...Нет,

не изобретут..."Ибо тайна сия велика есть": секрет земли....

И ему, наверное, хотелось поговорить, пофилософствовать

даже, с близким человеком, и он много говорил в тот вечер, а

мы ведь тогда совсем мало говорили- инстинктивно берегли си

лы.

Папа рассказывал, как организует стационар на своей фа

брике.

- Вот хожу по Невской заставе с нашими фабричными властя

ми и привожу в стационар кадровых наших ткачей и ткачих. Я

ведь их всех знаю- слава богу, двадцать лет на фабрике...Эти

у меня не умрут! Ну, черт же побери, ведь когда-нибудь фабр

ика-то заработает! И сукно нужно будет людям, одежонка-то за

войну пообтреплется, а?

- Наверное, - сказала я.

Мне было почему-то противно думать о сукне, даже затош

нило, когда я его себе представила- серое, жесткое, и почему

-то его еще надо разжевать...

262

Я совершенно опьянела от вонючей еды, от кипятка,от те

пла, меня клонило куда-то в сторону, я стала не то засыпать,

не то умирать. Черноглазая Матреша первая заметила мое сост

ояние.

- Доктор, - сказала она, - а дочке-то спать пора.

И уж тоном приказа добавила:

- Снимайте валенки, я вам ноги вымыть помогу. Я все ж та

ки тут снежку натаяла, согрела.

- Мне не снять валенки, Матреша.

- Ну-ка, выпей, - сказал отец и дал чего-то горького.

А Матреша ловко, хотя и с трудом, стянула валенки с

распухших ног моих и погрузила их в ведерко с теплой водой.

О, какое это было блаженство, ясное, младенческое блаженст

во! Теплая вода и чьи-то ласковые, родные и властные руки,

расторопно скользящие по ноющим ступням, - то санитарка Мат

реша, стоя на коленях, мыла и растирала мне ноги, и мне поч