Чуть не плача, король обернулся к своим спутникам:

– Тальефер! Неужели вы станете спокойно смотреть, как меня честят? Где Понтё? Где Драго?

Наконец, они напали на врага все разом, целой вереницей, выставив свои щиты. Но эта выдумка неизбежно должна была разрушиться: не могли же они вбивать клин там, где не добраться было до места. У входа их встретили три сомкнутых меча. При первом же нападении пало двое, а грозный топор Ричарда раскроил череп Фульку Персфоре и далеко разметал его мозги. Кровава, быстра была расправа, и немного заняла она времени. Король был смущен смертью Персфоре и не осмеливался больше подвергать человеческую жизнь опасности.

– Подожги вон ту дверь, Драго! – угрюмо приказал он. – Мы добьемся, что на них обрушится вся постройка.

Нормандцы были приставлены отвлекать внимание троих осажденных в то время, как остальные ходили за топливом.

Жанна перевязала руку виконту Безьеру: он теперь тоже мог обороняться. Благодаря исключительно своей хитрости, Ричард спасся, не потеряв никого из своих.

С помощью Жанны Безьер загнал лошадей.

– Вот что, Ричард! – начал он. – Слушай, что я тебе предложу! Я отопру северные ворота и ускачу прежде, чем они успеют их поджечь. Я так смекаю, что добрая половина их бросится за мной в погоню, но я успею значительно их опередить и потому не сомневаюсь, что мне удастся спастись. А вы уж позаботьтесь об остальном.

Ричард одобрил его предложение:

– Хорошо. Поезжай, Раймон! – ответил он. – Мы с тобой соединимся в том конце равнины.

Все так и было сделано. Как только Безьер был готов, Жанна распахнула ворота настежь и захлопнула их за ним. Старик король помчался вслед, как вихрь, вместе с пятерыми или шестерыми из своих спутников, которые случайно оказались уже на конях. Ричард отступил от своих ворот, вывел коня и двинулся вперед. Подъезжая к другим воротам, он нагнулся и подхватил Жанну, которая быстрым движением пробилась к нему под ту руку, которую ограждал щит. Русильон и Гастон таким же образом вывели своих коней. Затем, по данному знаку, все они выехали из ворот башни и врезались в самую кучку нормандцев.

Произошла отчаянная схватка. Ричарду нанесли удар сбоку в колено, но он дал сдачи, подхватив Драго Мерлу за руку, и почти буквально рассек его пополам. Тальефер и Жиль Герден вдвоем напали на него, и один из них ранил его в плечо. Но бедняге Тальеферу досталось больше жару, нежели он задавал своему врагу: почти в тот же миг, когда он наносил удар, ему ответили тем же, он упал мертвый и раскроил себе челюсть об утес. Что же касается Гердена, Ричард бросился к нему с яростью, откинул его назад и повалил, как других. С невредимо сидевшей у него Жанной проскакал он над распростертым соперником.

Но вот, уже после всего, едучи неспеша по болотным кочкам, при слабом освещении серых сумерек, Ричард повстречал своего отца, который стремглав несся прямо на него, чтобы преградить ему дорогу.

– Отец! Лучше не встречайся со мной! – крикнул он ему.

– Богом клянусь, встречусь! – отозвался старик. – Я – вот, перед тобой, предательское животное!

Они сошлись. Ричарду уже было слышно тяжелое дыхание старика, точно сопенье загнанной лошади. Он твердой рукой выставил свой меч, чтобы отклонить удар. Меч короля дрогнул и упал бессильно под ударом Ричарда. Сын поехал дальше, но оглянулся, чтобы убедиться, что не причинил отцу особенного вреда. Он издали различил злое серое лицо старика, который проклинал его на все корки. То в последний раз видел Ричард отца в живых.

Ему и его сподвижникам удалось ускакать, не потеряв ни одного из своих людей, и добраться до пределов владений графа Перша, где они нашли целое общество в шестьдесят человек рыцарей, которые ехали разыскивать Ричарда. С ними он отправился в провинцию Мэн, в город Ле-Манс, который сдался и теперь был занят французским королем. Подъезжая к городским воротам, Ричард сказал:

– Пусть же они теперь увидят, что я, как полагается благочестивому рыцарю, несу свое священное знамя прямо перед собой!

Он поставил Жанну стоять на ногах, в седле перед собой и твердо придерживал ее, обвив своей длинной рукой. В таком виде он проехал, окруженный своими рыцарями, по улицам, запруженным толпами народа, прямо к церкви Святого Юлиана. Все время, как святая статуя, Жанна Сен-Поль стояла неподвижно перед ним.

Французский король обращался с ним, как с важной особой, а к Жанне относился с уважением. Там же были принц Джон, герцог Бургундский, дофин Овернский и все вельможи. Ричарду отвели дом епископа. Жанна остановилась у премонстрантских канонисс, но он виделся с ней ежедневно.

Глава XI

ПРОРИЦАНИЕ. ЖАННА НА РОКОВОМ ЛОЖЕ

Почтенный аббат Мило мог, конечно, прийти в отчаяние от таких дел. Послушайте, что он говорит, и представьте себе, как он качал головой при этих словах:

«О, ты, слишком великое могущество царей, обитающее в слишком хрупком здании! О, ты, колеблющийся мыльный пузырь, на котором, как на подушке, покоится королевский венец! О, ты, гонимый праздным дуновеньем человек, который имеет вид Бога, а в сущности – просто человек и, вдобавок, человек, в котором бушует страсть, что пытается, как обезъяна, подражать Богу! Ричарду непременно захотелось обладать этой француженкой-девушкой – и он должен был принять ее прямо из недр ее матери. Он научил ее своему благородству, которое вообще для принца все равно, что ветер мимолетный, а она, в свою очередь, научила его своему благородству. Затем, принц должен быть не менее благороден, чем его дворяне, должен быть всегда „primus inter pares“, – и вот он, видя ее благородство, отдал ее тому, кого она сама избрала. Но вслед за тем, не вынося мысли, чтобы простой смертный владел тем, к чему он прикасался, он отнял ее опять, убивая людей для этого, не говоря уж об оскорблении святыни храма. Наконец, как вы сейчас услышите, считая, что слишком бесцеремонное обращение было бесчестьем для нежной оболочки ее тела, он, поддавшись великодушию, сделал еще хуже: к безумию своему он прибавил насилие, заключив брак, которого не должно было быть. Он нажил себе смертельных врагов, он преградил установленные пути и пошел себе шагать по новым, но с путами на ногах. Гораздо лучше было бы для Жанны, если бы она была простой игрушкой, забавой, предметом развлечения и простых наслаждений! Но она была совсем не то. Жанна была добрая девушка, благородная девушка, статная красавица белой кости. Но, клянусь Господом, Цезарем Израиля (который умер на дереве), дорого достались ей все эти добродетели!»

Мы можем положиться на правдивость этих слов. И какая жалость! Все обещало так хорошо сложиться. Кто не знал перед тем Жанны, тот был удивлен ее способностями, ее скромностью, достоинством, с которым она себя держала.

В Ле-Мансе, где Ричард провел Пасху, ей приходилось играть роль, которая разломила бы голову и мудреца. Она, это воздушное созданье, ловко вращалась среди этих великих светил мира.

И каких! У короля Филиппа нос был очень чувствительный: чуть повеет в воздухе оскорблением, у него сейчас хлынет кровь. У принца Джона взгляд был очень острый, и он пользовался им нехорошо. Он гладил женщин по шерстке, но редко когда это бывало им приятно, и никогда из этого добра не выходило. Герцог Бургундский ел и пил слишком много. Он был похож на губку, которая в сухом виде чересчур груба, чтоб привлекать к себе, а напитанная – чересчур мокра. В один из тех дней, когда герцог был слишком переполнен, он выиграл в состязании с кольцами – или сказал, что выиграл – у графа Ричарда сорок фунтов. Осушившись, он потребовал их с него, но тот усмотрел в его словах подвох и поднял его на смех. Герцог обиделся, он никак не мог простить ему уязвления и сделался большим другом принца Джона.

С ними со всеми, а также с их придворными, которые подражали своим господам, Жанне приходилось ладить. Плохо скрываемая бесцеремонность обращения окружающих постоянно давала ей чувствовать, что она – лишь наложница, собравшаяся стать супругой. Как могла осмелиться принять графское достоинство та, которая уже теперь имела так мало веса? Бедная девушка считала себя заранее приговоренной. Статочное ли дело, чтобы наложница короля стала его женой? И могла ли Жанна, обрученная с Жилем Герденом, быть женой Ричарда?