Мысленно возвращаясь в те годы, я вновь думаю: каким тогда, в юности, вошел в мою жизнь Михаил Сергеевич? Каким? Умным, надежным другом? Да. Человеком, имеющим собственное мнение и способным мужественно его защищать? Да. В свое время тогда же, в юности, я столкнулась - и это было одним из моих очень болезненных разочарований - с тем, что иные люди не умеют отстаивать собственное мнение, да и не имеют его. А он - человек, имеющий собственное мнение и способный его сохранять, отстаивать с достоинством. Но и это не все.

Сегодня, Георгий Владимирович, думаю вот о чем. В нынешнем яростном борении добра и зла, верности и предательства, надежды и разочарований, бескорыстия и продажности я думаю о его врожденном человеколюбии. Уважении к людям. Именно о врожденном. Это ведь не воспитывается - таково мое убеждение. Не приобретается с дипломом - ни с каким. Уважении к людям, к их человеческому достоинству... Думаю о его неспособности (боже, сколько я над этим думаю!) самоутверждаться, уничтожая других, их достоинство и права. Нет, не способен он утверждать себя уничтожением другого. Того, кто рядом.

Вижу его лицо и глаза. Тридцать семь лет мы вместе. Все в жизни меняется. Но в моем сердце живет постоянная надежда: пусть он, мой муж, останется таким, каким вошел тогда в мою юность. Мужественным и твердым, сильным и добрым. Чтобы мог, наконец, снова петь свои любимые песни, а он, повторяю, любит петь. Чтобы мог читать свои любимые стихи и смеяться - открыто, искренне, как это было всегда...

Беседа закончена. Я потихоньку раскладываю по конвертам магнитофонные кассеты и проставляю на конвертах номера: 1-й, 2-й, 3-й... Моя собеседница еще какое-то время молча сидит, отложив в сторону многочисленные, вкривь и вкось исписанные, испещренные листки и листы. Смотрит задумчиво перед собой, поднимает руку к виску. Лицо заметно побледневшее. Ее последние слова были поразительно похожи на молитву...

"Тайна, неподвластная суду молвы..." Как и у всяких двоих. Просто у этих двоих аудитория - волею судеб - больше. А значит, и молва круче.

Когда американские журналисты однажды спросили у Горбачева, какие серьезные вопросы он обсуждает с женой, тот подумал и ответил:

- Все.

Не каждый бы на его месте позволил себе такую мужскую прямоту, хотя скажите откровенно: а есть ли серьезные вопросы, которые мы не обсуждаем со своими женами? Нет, конечно. Просто одни признаются в этом, другие предпочитают не признаваться, считая, что тем самым прибавляют себе в чужих глазах мужественности и самостоятельности.

Горбачев подчеркнуто рыцарственно относится к жене. Я далек от глупости считать, что это продиктовано идеями перестройки. Я не ищу здесь связи. Я просто вижу здесь символ. Знак. Хотя в России отношение к женщине, особенно к собственной жене, тоже может быть фактом перестройки и даже требовать от человека известной смелости. По крайней мере, в той России, которую сам я лучше знаю, потому что родился и вырос в ней, - нравы Запорожской Сечи в моей России пока ох как живы.

Она позволяет себе индивидуальность, что выражается прежде всего в чувстве собственного достоинства. Он же к этому чувству относится с неизменным, без нажима, уважением. Такое уважение, похоже, входит в некий кодекс чести, которому он следует с завидным самообладанием даже в тех ситуациях, когда другой давно бы сорвался в истерику. Будь я посмелее, я бы сказал, что в отношениях двух этих людей, вышедших, что называется, "из народа", есть некий аристократизм, который мне, впрочем, неоднократно доводилось наблюдать и в хороших, основательных крестьянских семьях. Назовем это интеллигентностью применительно к нашему конституционному строю.

"Спасибо! - прочитал в одном из писем, адресованных Р.М.Горбачевой. Благодаря Вам - и Вам в том числе - меняется образ советской женщины в стране и в мире. К ней возвращается достоинство..."

Горбачев платит своему народу чужие многолетние долги, в чем, возможно, и состоит его главная драма. В том числе платит и по векселю "человеческое достоинство".

Экзамен жизнью

- Ставрополь... Сюда... после окончания университета молодыми специалистами, полными планов и надежд, и приехали Михаил Сергеевич и я. Здесь - начало нашего трудового пути, вхождения, если хотите, в новые слои жизненной атмосферы. ...>

- Вы приехали в Ставрополь со столичным университетским образованием. По тем временам это была редкость. Как смотрели на Вас товарищи по работе? Как складывались отношения на службе?

- А никак.

- Не понял, Раиса Максимовна.

- А что понимать: устройство на работу оказалось для меня проблематичным... В первые месяцы в Ставрополе я просто не могла найти работу! Потом полтора года работала не по специальности. И два года по специальности, но - на птичьих правах. С почасовой оплатой или на полставки, с периодическим увольнением по сокращению штата. Вот так. "Человек со столичным университетским образованием". "Нетипичное по тем временам для Ставрополья явление..." Да. В сущности, четыре года не имела постоянной работы.

- Почему?

- Думаю, по двум причинам. Насколько мне известно, в те годы в стране вообще сложно было с трудоустройством специалистов с высшим гуманитарным образованием. Я знала, например, что в том же Ставрополе тогда приблизительно 70 процентов учителей работали на неполной ставке. Но не менее важна, на мой взгляд, и вторая причина.

Да, специалистов с университетским образованием, тем более окончивших МГУ, в городе в то время практически не было... Ну, может быть, 2-3 человека. На кафедрах вузов, где могла быть использована моя профессиональная подготовка, соответствующие дисциплины преподавались людьми, имеющими педагогическое очное или зачастую заочное - образование. Как правило, это были выпускники своего же, Ставропольского пединститута. Я не ставлю под сомнение профессионализм всех их. Работая позднее в этой среде, я встречала людей, кто вел большие научные исследования, был способен к ним, читал прекрасные лекции, пользовался заслуженной любовью студентов, отдавал педагогике всего себя. Но как много было и тех, кто просто не мог, да и не хотел заниматься ни научно-исследовательской, ни педагогической, ни методической работой!.. Но для института это были "свои" люди: знакомые, прижившиеся, удобные. Даже выгодные. А оплата труда у нас ведь стабильная - за должность, за звание, но не за количество и тем более качество выполняемой работы. ...>

Вообще я рада, что мы сегодня серьезно задумались над бедами, накопившимися у нас в сфере образования, во всей системе обучения общеобразовательной, профессионально-технической, среднеспециальной, высшей. Ищем пути к ее демократизации, к совершенствованию всех ее звеньев, улучшению качества обучения и подъему престижа высшего образования в стране. В самом деле - столько формализма! Готовили специалистов неизвестно для чего. Сколько дипломов наплодили! Много раз я сама говорила в институте: зачем мы даем диплом человеку, не подготовленному ни профессионально, ни в общекультурном плане? Приходя на работу с дипломом, он требует тех же прав, что и человек, действительно образованный, действительно специалист, позарез нужный делу. Ведь получается порочный круг - воспроизводство ненужности.

В этой сфере необходимы крупные изменения. Хорошо, что они уже начались. Возьмите последние решения Президента о предоставлении автономии высшим учебным заведениям. Все это - шаги поиска, совершенствования доселе косной системы. Был, конечно, и опыт, традиции, завоевания, но и косности порядком поднакопилось.

- Раиса Максимовна, вернемся все-таки к Ставрополю.

- Извините, не удержалась, увлеклась. Тема высшего образования профессиональная боль... Ставрополь... Михаил Сергеевич приехал сюда из Москвы в год окончания университета, несколько раньше меня. Приехал с дипломом юриста в распоряжение краевой прокуратуры. Однако проработал там всего десять дней. Писал мне: "Нет, все-таки не по мне служба в прокуратуре... Встретил товарищей по прежней работе в комсомоле". В другом письме: "...с учетом моего комсомольского опыта работы в школе и в университете меня приглашают на работу в крайкомол. Ты знаешь мое отношение к комсомольской работе". И дальше: "Был длинный, неприятный разговор с прокурором края". В новом письме: "Со мной еще раз побеседовали и, обругав кто как хотел, согласились на мой уход в крайком комсомола". Следующая фраза: "Меня утвердили в должности заместителя заведующего отделом агитации и пропаганды".