Красный аппарат и увеличенное фото смотрят друг на друга. Когда Президент сидит в кресле за письменным столом, то они с его отцом, уже, к сожалению, покойным, тоже, вероятно, встречаются взглядами.
Книги - снизу доверху за стеклянными дверцами шкафов библиотеки и кабинета. Прекрасные фолианты по русской истории: Соловьев, Карамзин, Ключевский...
Окна, занавешенные красиво ниспадающим тюлем. Заметив мой взгляд, хозяйка отодвигает край занавески. В некотором отдалении от окна, уже наполовину размытые сумерками, видны силуэты деревьев. Сад?
- Сад... 10 марта 1985 года... умер Константин Устинович Черненко. В десять часов вечера состоялось экстренное заседание Политбюро. Михаил Сергеевич вернулся домой, а мы тогда были на даче за городом, очень поздно. Вышли в сад. Было что-то давящее в глухой, еще не тронутой весною ночи. За три года - третья смерть. Смерть трех генсеков подряд, трех руководителей страны. Михаил Сергеевич был очень уставшим. Сначала молчал. Потом говорит: "Завтра Пленум. Может стать вопрос о том, чтобы я возглавил партию". Для меня такой разговор был неожиданностью. В какой-то степени - потрясением. Больше того. Я поняла, что это неожиданность и для мужа. Никаких разговоров на эту тему у нас раньше никогда не было.
Мы бродили по саду, еще лежал снег. Муж опять помолчал. Затем как бы исподволь стал размышлять - вслух: "Столько лет работал на Ставрополье. Седьмой год работы здесь, в Москве. А реализовать что-либо крупное, масштабное, назревшее - невозможно. Как будто стена. А жизнь требует - и давно! Нет, - услышала я. - Т а к д а л ь ш е ж и т ь н е л ь з я".
Так я впервые услыхала эти слова...
Мы давно сидим за небольшим полированным журнальным столом. Включен магнитофон... Я вижу, что моя собеседница, несомненно, готовилась к сегодняшней встрече. Но эта подготовка лишена той бюрократической заданности, что присуща нашему брату. У нее даже не блокнот, а листки... Она поднимает перед собой очередной листок, на котором иногда бывает записана всего одна фраза, и то с сокращениями, мгновение вглядывается в него, как вглядываются задумчиво в карту, произносит, восстановив, записанную в нем фразу или, оттолкнувшись от пометок, развивает свою мысль.... Процесс летуч, как и почерк, его фиксирующий... Если верно, что стиль - это человек, то в данном случае листки отражают стиль не только мысли, но и самой, отнюдь не беззаботной жизни.
- Так я впервые услыхала эти слова. Сегодня их повторили миллионы людей, вокруг них возникли целые легенды... В ту ночь, пожалуй, и начался новый этап, круто изменивший и нашу, и мою жизнь.
Годы перестройки... Что они дали? Многое. Демократизация всей нашей жизни. Прорыв нового мышления в международной политике. Сопровождая Президента внутри страны и за рубежом, в море человеческих чувств, признания и доброжелательности я вижу главное: рожденную веру в возможность жить без войны.
Годы перестройки дали много, очень много. И вместе с тем - мало. Стране тяжело. Тяжко. Проблемы, накопившиеся за десятилетия, а может - и за столетия. Трудности становления нового. Дефицит потребительских товаров. И еще, тоже очень важное. Говоря словами Ф.М.Достоевского, в смутное время перехода всегда и везде появляется разного рода "сор" - к сожалению, не обошлась без этого опасного, деструктивного, разъедающего "сора" и перестройка. Да и могло ли быть иначе? В общем, время надежд и тревог. Свершений и ломки. Время раздумий и сомнений.
Трудно говорить о себе. Трудно всегда и, пожалуй, каждому. Но сегодня, может быть, мне - особенно трудно говорить о себе...
Я не кинозвезда, не писательница, не художница, не музыкант, не модельер. И - не политик. Не государственный деятель, принимающий решения и отвечающий за судьбы людей. Я - жена главы Советского государства, по мере сил поддерживающая мужа, помогающая ему - как могу, как делала это всегда, еще с юности, когда мы только связали свои судьбы. В нашей семье всегда было и есть такое понимание: забота каждого члена семьи - общая забота.
В 1985 году в связи с поездками Михаила Сергеевича и визитами к нам глав других государств возник вопрос. По традиции в других странах супруги руководителей участвуют в различных общественных, а также протокольных мероприятиях. В опыте же наших предшественников этого не было. Как быть? Михаил Сергеевич сказал: "Пусть все идет естественно". Так сама собой и у нас начала приживаться практика, принятая во всем цивилизованном мире: у супруги руководителя государства стало появляться и свое общественное лицо. Еще одна, далеко, разумеется, не главная, "либерализация", принесенная перестройкой.
То, что я делаю сегодня, то, как мы с мужем ведем себя сегодня, - это естественное продолжение наших отношений, нашей судьбы и нашей жизни. Мы вовсе не выдумывали чего-нибудь "этакого" для его новой должности. Так надо ли, вновь спрашиваю сама себя, говорить, писать обо мне или мне самой рассказывать о себе? Главное ведь - дело Михаила Сергеевича, его соратников и сторонников. Оно, его дело, определяет, в сущности, и мою сегодняшнюю жизнь.
Да опять же и не принято было у нас, чтобы жены высших руководителей давали интервью, выступали с книгами - к тому же еще о себе...
И все же в данном случае я нарушаю своеобразный "обет молчания", что хранила с 1985 года. Меня подвела к этому сама логика жизни, подтолкнули встречи, контакты с людьми. Живой, неподдельный, я бы сказала, благодарный человеческий интерес к нашему делу сегодня, который так явственно наблюдается во всем мире. Наконец, сама коллизия "советская женщина и перестройка", вопросы ко мне, в том числе и во множестве писем...
К тому же за эти годы появилось немало материалов, статей обо мне, где доброжелательность далеко не всегда соседствует с компетентностью, а порой последняя вообще отсутствует, и тогда - домыслы, мифы и даже сплетни становятся "основой" повествования. Да простят меня некоторые авторы, но, если бы не мое имя и не моя фамилия в тексте, я бы никогда и не поверила, не поняла бы, что их "труд" - обо мне.
И тогда я решилась сама рассказать о себе. О своем понимании жизненных явлений, о пережитом, о том, что близко и дорого...
Все мы родом из детства
- Раиса Максимовна, о том, что Вы любите Антуана де Сент-Экзюпери, я уже догадался - несколько раз слышал, как Вы упоминали те или иные фрагменты из "Маленького принца". Нашу сегодняшнюю беседу я тоже начну с известной цитаты Экзюпери: "Все мы родом из детства..."
- Да, я люблю этого писателя и его маленького человечка, делающего большие, добрые дела. Детство - мир фантазии, мечты. Время тысяч вопросов. И первых поисков ответов на них. Оно было у каждого из нас. И тогда, в детстве, казалось, что другого детства и быть не может. Такое, какое было, оно и дорого...
Ходили в школу, на пионерские сборы, потом на комсомольские собрания. Гордились Магниткой, Днепрогэсом, Комсомольском-на-Амуре, челюскинцами, Валерием Чкаловым, Валентиной Гризодубовой. Восхищались подвигом Александра Матросова, Зоей Космодемьянской, молодогвардейцами. Зачитывались книгами. Мечтали о далеких путешествиях, дальних странах, городах. Я лично мечтала быть капитаном дальнего плавания... Мечтали найти клад... И еще, знаете, играли в войну... Конечно, играли и в школу, и в кукол, но вот у меня в памяти осталось: в войну...
Да, если сейчас, с высоты пройденных лет, задуматься над детством моим, моего поколения... то главное, что вспоминается, - все-таки война. Шла за нами по пятам. Война в Испании. Добровольческие отряды. Война финская. Халхин-Гол. А внутри страны? Тридцатые годы - "враги народа". Помню, как в первом-втором классах в школе вымарывали в учебниках портреты Егорова, Блюхера, Тухачевского. Грустно. Горько...
И наконец, Отечественная. Сорок первый - сорок пятый. Миллионы потерянных жизней, миллионы жизней покалеченных. Опустошенные дома, осиротевшие семьи, разрушенные города, села, сожженная земля... Переполненные вокзалы. Страна вокзал. Лишь два чувства, казалось, реют над нею: прощания и ожидания. Опухшие от голода лица. И чувство страха - потерять продуктовую карточку, хлебную карточку! - я помню его до сих пор. И сбор колосков, мерзлой картошки в поле. Все это было. Было для меня, как и для всех моих сверстников.