– Привет, дедуля.

– Принцесса!

Она опустилась на колени рядом с ним, взяла его за руки.

– Как ты себя чувствуешь?

– Так, как будто мне семьдесят пять лет, – ответил он и криво улыбнулся. – Вопрос в другом, как ты?

– Отлично.

Дед внимательно всмотрелся в ее лицо и потом сказал:

– Да, думаю, так оно и есть. – Он глянул поверх ее головы. – Привет, Джереми.

– Шериф Мак-Лиод...

– Ты решил, как тебе поступить?

Не понимая, что имеет в виду дедушка, Сара обернулась к Джереми.

– Да, сэр. Мне нужна работа, по крайней мере до первого урожая, но не совсем уверен, смогу ли я быть хорошим помощником шерифа, потому что живу в долине. Если бы я работал на лесопилке, как отец, это не имело бы значения. Никто не заявляется ночью за досками, чего не скажешь о помощнике шерифа...

– Да, не скажешь.

– Я готов приезжать в город на дневные часы, если это устроит вас и город, – Джереми посмотрел на Сару, – но ночью буду оставаться на ферме.

Саре стало необыкновенно тепло на душе. И не просто потому, что она вспомнила, что такое ночи с Джереми – поцелуи, ласки, упоительные моменты страсти. Ей стало тепло на душе от услышанного в его голосе чего-то такого, что сказало ей о желании быть с ней, заботиться о ней, лелеять ее.

«Я люблю тебя, Джереми».

Хэнк прочистил горло и наклонился вперед, что снова заставило Сару посмотреть на него.

– Думаю, это будет принято, Джереми. Дай мне переговорить с мэром. Думаю, мы сможем найти решение, которое удовлетворит всех.

Джереми кивнул Хэнку Мак-Лиоду и сказал Саре, что пошел на конюшню и чуть позже зайдет за ней.

Когда он ушел, дедушка взял ее за плечи и притянул к себе, чтобы поцеловать в щеку.

– Скажи-ка еще раз, как ты.

– Я счастлива, – проговорила она, и в сердце у нее возник образ Джереми, – я люблю его.

Этих трех слов ей казалось мало, чтобы выразить свои чувства, но она не знала, как еще передать дедушке, что было у нее внутри. Как могут слова выразить ее чувства, и, если есть такие слова, как сможет он их понять? Все было таким новым, таким невероятным. Наверное, никто никогда не чувствовал этого раньше.

Когда я с ним, хотелось ей сказать, я полна сил, я все могу. Когда я с ним, солнце светит ярче и воздух свежей. Когда он дотрагивается до меня, во мне все оживает. Все пробуждается во мне. Все мои мечты... Они исполнились, как только я встретила Джереми. Если бы я умерла завтра, я бы умерла, благодаря ему, счастливой.

– Понимаю, принцесса, – прошептал дедушка. Заглянув в его серые глаза, она подумала, что, возможно, он и понял.

Из конюшни Джереми поехал в контору шерифа. Привязав коня у коновязи, он взбежал по ступенькам в кладовку над тюрьмой. Войдя в нее, осмотрелся. Странно, комнатка показалась ему меньше и унылей, чем он думал раньше. Интересно, будет ли здесь когда-нибудь жить другой помощник шерифа?

Что касается его, он был уверен, что не вернется сюда. Он будет жить на ферме – с Сарой.

С Сарой, которая заставила его начать верить.

С Сарой... женщиной, которую он любит.

Он сел на койку и тяжело вздохнул.

Какой смысл дальше отрицать это. Он любит Сару Она ворвалась в его сердце, и у него не было сил остановить ее.

Да, он любит ее, но от этого ничего не меняется. Он остался таким же, каким и был. По-прежнему он мало что может дать. И нет никакой надежды, что сможет дать больше того, что есть у него сейчас, никакой уверенности в том, что он сумеет позаботиться о ней лучше, чем о Милли. Это по его вине умерла его первая жена. Если бы он не женился на Милли, если бы не увез ее из Хоумстеда, если бы она не была беременна его ребенком...

Попробуй, Джереми.

Если он потеряет Сару...

Попробуй, Джереми.

Если бы все получилось с первым урожаем, если бы благополучно прошли роды...

Попробуй...

Он закрыл глаза и мысленно представил ее себе. Сидит на скамье в церкви, на голове шляпка с перьями и цветами. Идет по Главной улице в серебристо-сером плаще, ее личико обрамляет белый мех. На кухне, одетая в желтое ситцевое платье с оборками и пышными рукавами, а на личико падают белокурые кудряшки. Лежит на его постели... Ее кожа рядом с ним кажется такой белой, тело нежное, зовущее, полное страсти.

– Я люблю тебя, Сара, – прошептал он, обращаясь в пустоту и зная, что дороги назад нет.

Посредине спальной на полу стоял большой сундук, битком набитый одеждой, предметами туалета, куклами и книгами. Заполненный всем тем, что делало эту комнату Сариной многие годы. В углах комнаты, как тени, затаились воспоминания, говорившие ей, какой она была девочкой, каких людей любила.

Сара присела у окна и посмотрела на Поуни-Крик с лесопилкой и заснеженными горами на горизонте. Такая знакомая картина, часть ее самой. Она видела эту картину весной, летом и осенью... Она видела себя маленькой девочкой, юной девушкой, молодой женщиной.

– Я тоже помню, – сказал ей стоявший в дверях дедушка.

Сара обернулась и увидела, как он внимательно смотрит на нее.

Он вошел в комнату и медленно подошел к креслу у окна.

– В комнате стало теперь очень грустно.

– Да, очень странное чувство.

– Я надеюсь, придет день, и здесь будет жить другая маленькая девочка, она будет сидеть на том же месте, где ты сидишь у окна, и мечтать о далеких народах и странах.

Она улыбнулась и подумала о маленькой розовощекой девочке с черными косичками и глазами, как у Джереми.

– Я тоже надеюсь.

Но тут же осознала, что жить здесь будет не ее дочка.

Последние несколько дней ее мысли были заняты только ею самой, и никем другим. До этого момента ей не приходило в голову, что может значить для других ее отъезд на ферму.

– Дедуля, что же ты будешь делать, когда Том уедет? У нас на ферме нет еще комнаты. В доме только одна спальня, а Джереми не хочет жить в...

– Том уже подумал об этом, Сара. – Хэнк, не дав ей договорить, протянул руку и похлопал ее по коленке. – Его юная леди, Фанни, переедет ко мне и будет жить со мной, пока Том не вернется сюда доктором и они не поженятся. Я буду в хороших руках. Не тревожься. Теперь у тебя своя жизнь. Тебе не следует тревожиться об обременительном старике.

Слова дедушки настолько потрясли ее, что она даже и не стала возражать, что ее любимый дедушка никакой не обременительный. Она сидела и молчала, пытаясь переварить услышанное. Фанни, Фанни из салуна, будет жить здесь? Жить с ее дедушкой? Может быть, даже в Сариной комнате?

– Но, дедуля...

– Сара, она мне нравится. И, что еще более важно, ее любит Том. Когда ты познакомишься с ней, ты поймешь.

Вспомнив данное Тому обещание не судить о девушке слишком поспешно, Сара кивнула, дивясь тому, с какими превратностями судьбы приходилось им сталкиваться последнее время.

Вечером, помыв и вытерев посуду после ужина, она вошла в гостиную, где сидел Джереми. Она опустилась в кресло рядом с печкой и поставила корзинку для рукоделья у ног. Штопая дырку на одной из рубашек Джереми, она думала о Томе, дедушке и о девушке по имени Фанни. Она думала о том, как сильно ей хочется быть здесь с Джереми и как трудно расстаться со своей комнатой в доме на Северной улице. Она думала о том, как все перепуталось у нее в голове.

– Что-нибудь случилось, Сара?

Она подняла глаза. Каталог, который он читал, лежал перед ним закрытый. Джереми так обеспокоенно смотрел на нее, что у Сары потеплело на душе.

– Ты ни слова не произнесла после того, как мы уехали от дедушки. Это на тебя не похоже.

Она невольно улыбнулась.

– Неужели я так много говорю?

Он тоже улыбнулся, хотя и пожал плечами. Она снова принялась за рубашку, но, сделав несколько стежков, проговорила:

– Я думала о дедушке, Томе и... и о годах, когда я была девочкой. – Иголка в ее руке замерла, и она снова посмотрела на него. – Расскажи мне, каким ты был в детстве. Какая у вас была семья?