– Она просто пытается прикрыть таким образом свое низкое происхождение, – упрямо ответила Элеонора, но её внимание уже переключилось на другое. – Значит, Генри бывает при дворе?
– И довольно часто, – с гордостью проговорил Дженкин. – Он поставляет ткани многим видным придворным и самой королеве. Она закупает материи в таких количествах, что дружить с ней – весьма прибыльное дело, а Генри как мой агент...
– Дела у него идут хорошо? – спросила Элеонора. Больше она ничего не хотела слышать о Елизавете Вудвилл. – Вы довольны, что послали его в Лондон?
– И даже очень! Под его началом работают еще пять агентов. Он ведет дела с крупнейшими из наших постоянных покупателей, и везде его принимают более чем любезно. Большую часть недели он обедает, насколько я понимаю, вне дома и постоянно получает подарки от самых знатных людей Лондона.
– Ну что же, это должно вас радовать, – сказала Элеонора, и в этот момент, как по заказу, в комнату вошла Маргарет за сладостями для себя и Сесили.
– Какой красавицей стала эта девочка, – заметил Дженкин.
– Да, мы очень гордимся ею, – ответила Элеонора. – Она так же хороша, как была в этом возрасте её мать.
– В этом возрасте?.. А, ну да, конечно, – сейчас вы, наверное, подыскиваете Маргарет достойную партию, – с невинным видом сказал Дженкин. Элеонора ничего не ответила, прекрасно понимая, какие мысли портятся у него в голове – Насколько я помню, мы когда-то обсуждали возможность брака между нею и моим Генри.
– Разве? – притворно удивилась Элеонора. – Наверное, это было очень давно. Девочка тогда была еще совсем маленькой.
– Но зато сейчас она уже совсем не маленькая.
– Но мне так не хочется расставаться с ней. Пока что спешить некуда. У неё не будет недостатка в женихах, даже если она еще немного побудет дома.
На самом деле у Элеоноры уже был на примете жених для Маргарет – один из Миддлхэмских джентльменов, но она не хотела сообщать об этом Дженкину, чтобы не обижать его, так как союз между двумя семьями оказался просто прекрасным, а кроме того, Элеонора любила Дженкина и хорошо с ним ладила. Так что она поспешила перевести разговор на другую тему, еще будет время рассказать ему об этой помолвке, когда она и впрямь станет помолвкой. Генри был завидным женихом, но не таким завидным, как джентльмен из свиты самого герцога Глостерского.
– Связи между нашими семьями оказались такими удачными, – попробовал Дженкин зайти с другой стороны, повторяя вслух невысказанные мысли Элеоноры, что я не имел бы ничего против того, чтобы сделать их еще более тесными. – Он позволил себе намек на раненые чувства, чтобы придать своему голосу большую проникновенность.
Элеонора одарила Дженкина ослепительной улыбкой, улыбкой, которая все еще заставляла мужнин робеть и напоминала о былой красоте этой женщины.
– И я тоже, Дженкин, – шутливо ответила она. Конечно же, и я тоже. Ах, посмотрите, подъехала следующая повозка – пойдемте взглянем. А ну-ка, дети, освободите нам местечко у окна.
Все прильнули к окнам, у которых, по счастью, было достаточно места для всех – и каждый мог все хорошо видеть. Томас Баттс поднял свою маленькую дочку Анну и посадил себе на плечо, а потом, заметив, что Пол, даже встав на цыпочки, все равно едва дотягивается до подоконника, подхватил и его и посадил на другое плечо. Двое ребятишек посмотрели друг на друга поверх головы Томаса, обменялись робкими улыбками, и это навело Элеонору на новую мысль.
Когда фургон двинулся дальше, Элеонора и Дженкин вернулись на свои более удобные места. Пол и Анна, соскользнув с плеч Томаса на пол, отошли в уголок, где у Анны стояла игрушечная лошадка, и начали тихонько играть вдвоем, сначала смущаясь, но скоро уже оживленно болтая друг с другом. Двухлетняя Анна была очень развитой для своего возраста, и четырехлетний Пол совсем не считал ниже своего достоинства играть с нею.
– Я тут обдумала, – сказала Элеонора, – то, что вы говорили насчет более тесных связей между нашими семьями.
– Обдумали? – радостно вскинулся Дженкин – Вы имеете в виду, что... госпожа Маргарет...
– Нет, не это. Я тут углядела связь, которая, похоже, завязывается сама собой – И она многозначительно посмотрела на двух малышей, игравших в углу.
Дженкин проследил за её взглядом, и лицо его осветилось пониманием, а потом порозовело от радости, ибо такая партия была бы гораздо выгоднее, чем брак между Генри и Маргарет, двумя младшими детьми, не наследовавшими семейных состояний. Если у Сесили и Томаса не будет сыновей, – а их, скорее всего, не будет, поскольку за четыре года замужества Сесили произвела на свет лишь двоих живых детей, и обе были девочками (девочки вообще выживали гораздо чаще, чем мальчики), – малышка Анна унаследует все владения Дженкина. Пол Морлэнд, внук старшего сына Элеоноры, тоже был бесспорным наследником состояния Морлэндов. Если эти двое детей поженятся, богатства двух семей будут неразрывно слиты воедино.
Более того, такое предложение было большой честью для Дженкина. Семья Морлэндов занимала куда более высокое положение в обществе, чем семья Баттсов, и женитьба Пола Морлэнда была, естественно, делом гораздо более важным, чем замужество Анны Баттс, даже если та и станет наследницей Дженкина. Пол Морлэнд в один прекрасный день окажется очень важной персоной, и то, что Элеонора хочет, чтобы он пришел к этому положению, уже будучи обрученным с Анной Баттс, было для Дженкина величайшей честью, о которой он и мечтать не смел. К тому же его вполне удовлетворили слова Элеоноры, объяснившей, что она не хочет пока выдавать Маргарет замуж, желая еще годик подержать девочку дома.
Конечно, он не мог знать, что перспективы отдаленного бракосочетания двух сегодняшних детей кажутся Элеоноре гораздо менее пугающими, чем перспективы немедленной свадьбы Маргарет и Генри. Кроме того, если Элеонора посчитает нужным, она в любой момент сможет разорвать помолвку между Полом и Анной. Обручение в глазах церкви считалось таким же обязывающим актом, как и сам брак, и не могло расторгаться; но если вы были достаточно богаты или достаточно влиятельны, вы могли просто сделать вид, что никакой помолвки никогда и не было, успокоив чью-нибудь проснувшуюся совесть с помощью золота, или купить папское разрешение на любой другой брак. Короли постоянно разрывали контракты между своими обрученными детьми; чем хуже была Элеонора?
Счастливые дети продолжали играть вдвоем, даже не подозревая о тех интригах, которые начинали закручиваться вокруг них. Элеонора и Дженкин еще долго и серьезно разговаривали и к концу дня пришли к соглашению о помолвке, которая должна была состояться сразу же по окончании праздника Тела Христова.
– А свадьба – сразу же, как Анна достигнет возраста женщины? – с надеждой спросил Дженкин. Это значило – когда ей исполнится двенадцать лет.
– Не раньше четырнадцати, – твердо ответила Элеонора. – Я никогда не соглашалась с тем, чтобы девушек выдавали замуж до тех пор, пока им не исполнится четырнадцати лет.
Дженкин согласился и с этим, и Элеонора довольно улыбнулась. Свадьбу предстояло играть аж через двенадцать лет, а за двенадцать лет чего только не случится...
Следующий день был самой главной частью праздника. В этот день по традиции процессию устраивала гильдия Тела Христова. Процессия начиналась у храма Святой Троицы – того храма рядом с воротами Микл Лит, в котором все Морлэнды венчались и возле которого упокаивались с тех пор, как Элеонора впервые приехала в Йорк, – и направлялась оттуда через весь город к кафедральному собору. Это было торжественное, красочное и величественное шествие. Впереди несли распятие, за ним шел хор, распевавший гимн процессии, а следом – группы представителей от всех торговых и ремесленных гильдий, каждая – со своими знаменами и гербами, замыкали эту колонну – опять же по традиции – представители гильдии мануфактурщиков. Здесь у Эдуарда было свое место, и выглядел он весьма импозантно: прекрасный, высокий мужчина в подбитой и отороченной мехом длинной мантии, огромной шляпе с украшенной драгоценными камнями пряжкой и лежащей на груди золотой цепью шириной в два дюйма.