Изи кивнул и покачал головой.

- Они всегда крупные... Говорю тебе, лучше делать немножко тут, немножко там... чем то, о чем ты говоришь. Крупные идеи - большие неприятности.

- Мои друзья такой совет не примут, Изи, - вздохнула она. - Я возможно. Они - нет.

- Очень плохо.

- Я просто спросила, с кем им надо поговорить?

Изи смотрел мимо неё на кушетку в другом углу, где скучающие девушки нервно ощипывали бахрому. Потом нахмурился и покачал головой.

- И что заставляет тебя думать, что Изи знает что-нибудь о чем-нибудь таком?

- Однажды ты сам мне рассказывал... Очень давно.

Он вздохнул.

- Гм-м. Изи слишком много говорит.

- Ты говоришь, я слушаю...

- Ладно, тогда слушай. Не жди, что кто-нибудь станет говорить с тобой о том, о чем ты думаешь. Почему кто-то должен с тобой разговаривать? Что им с того? Знаешь, кто твои друзья? Свора прыщавых подростков, которые сидят на всякой дури. Не знаю, что они задумали, но тебе лучше держаться человека вроде Изи. Делай как я, зарабатывай на хлеб, расслабься, не ищи неприятностей. Никаких неприятностей.

Он щелкнул крышкой "поляроида" и принялся протирать шестеренки. Патрисия поняла намек и замолчала.

- Тебя когда-нибудь заметали? - неожиданно спросил он. Сколько ты сидела за решеткой?

- Пару ночей, - вздохнула она. - Достаточно, чтобы понять, что это такое.

- Черт! Изи там провел пятнадцать лет.

- Все равно я не боюсь! - вспыхнула она.

- Да, ты не боишься. Ты храбрая. Проблема в том, что храбрость твоя в том флакончике, что ты носишь в сумочке. Когда тебе нужно немного храбрости, ты просто глотаешь её из своего флакончика. Вот тебе совет завязывай с этой дрянью и впусти страх обратно. А потом подумай обо всем.

Она пожала плечами.

- Ладно, Изи.

Он печально покачал головой.

- Изи не знает, что у тебя на уме, Патрисия, у тебя и твоих ненормальных друзей. Но Изи хотел бы уметь говорить так, чтобы ты поняла. Ты попадешь в большою беду, если будешь говорить о том, о чем твердишь сегодня. Большую беду, Патрисия. Ты не знаешь, что значит большая беда.

4 июня

В маленьком гараже на Восточной 47-й Фрэнк в белом рабочем комбинезоне проворно выскользнул из черного "кадиллака" и придержал открытую дверцу перед его владельцем. Тот небрежно кивнул в знак благодарности и ни слова не говоря протянул ему доллар.

- Спасибо, мистер Дрискол. Спокойной ночи. Приятных выходных.

Фрэнк вернулся в грязноватую конторку, где резкий свет заливал выкрашенные зеленой краской стены, развалился ободранном на кухонном стуле из гнутых стальных трубок и голубого пластика, скрестил руки на спинке и зевнул. Потом вытащил доллар и протянул его напарнику - рослому негру.

- Бери, Джим. С Рождеством от Дрискола... Вот же дешевый сукин сына! Это его еженедельный доллар.

Джим взял бумажку, медленно развернул её и спрятал в нагрудный карман спецовки.

- Все равно, - сказал он. - Спасибо Господу за эту пятницу.

Фрэнк оглядел улицу сквозь окно, вынул из кармана пачку банкнот и пролистал их большим пальцем, прикидывая сумму.

- Вот что, - сказал он. - Здесь двадцать пять. Годится?

Джим деньги взял, но задумчиво на них посмотрел и нахмурился.

- Я для тебя ничего не сделал, Фрэнк.

- А я считаю иначе.

Джим пристально смотрел на деньги.

- Я очень благодарен, Фрэнк, - сказал он.

Фрэнк кивнул и покосился на часы.

- Осталось четыре машины?

- Да ты иди, иди, - сказал Джим. - Спросят, я скажу, что Дрискол был немного нездоров и попросил тебя отвезти его домой.

Фрэнк хлопнул Джима по плечу.

- Спасибо. Но вот о чем я думаю... ко мне парень должен прийти.

- О-о. Ладно, все в твоем распоряжении.

- Я буду очень рад, если ты побудешь здесь, пока он не уйдет. Мне нужно, чтобы он тебя видел. Договорились?

Джим кивнул.

В шесть часов, когда Джим сдавал владельцу последнюю машину, а Фрэнк сидел в конторке, читая газету и потягивая кока-колу, вошел Скотт.

- Я не собираюсь с тобой разговаривать, если ты не принес денег, предупредил Фрэнк, не успел Скотт переступить порог. Всем своим видом он выражал явное неодобрение наряда Скотта: широкополая обвисшая шляпа и жилетка поверх футболки. - Я говорю про наличные.

- Да есть у меня деньги, - отмахнулся Скотт, сел на старый кухонный стул и выудил из кармана джинсов пачку купюр. Здесь пять сотен.

Фрэнк принялся пересчитывать.

- Где взял?

- Какая разница?

Взгляд Фрэнка медленно скользнул вверх и застыл на лице Скотта. Он перестал считать деньги, лицо его окаменело, он весь застыл, уставившись вперед и ожидая настоящего ответа. С мгновение Скотт отвечал таким же взглядом. Его задранный подбородок и скривившийся в ухмылке рот выражали сложную смесь вызова и удовольствия; но долго такой схватки он не выдержал и опустил глаза.

- У меня немного оставалось от других сделок, - пояснил он. - А большая часть - месячный перевод из дому, от старой мамочки.

- Твоей старой мамочки? - холодно переспросил Фрэнк.

- Ага. Моей девчонки. Ее мать присылает понемногу каждый месяц.

- Ладно, - буркнул Фрэнк и вернулся к пересчету денег. Потом раскрыл лежавшую на полу черную коробку для бутербродов и достал оттуда пачку рецептурных бланков. Отсчитав десяток, он внимательно просмотрел все подряд, прежде чем протянуть их Скотту.

- Что собираешься с ними делать?

- Часть продам. Часть использую.

Фрэнк снова надолго замер и замолчал, будто решая, не забрать ли рецепты назад и не вернуть ли деньги. Потом громко вздохнул и протянул Скотту лист бумаги.

- Что это?

- Это ксерокс оригинала рецептов, которые выписывает врач. Если хочешь сделать все чтобы комар носу не подточил, постарайся и отработай такой же почерк. И ни единого пустого бланка ты не продашь. Бланки продаю я. Ты продаешь рецепты. Причем будь очень осторожен. Чтобы никто не отнес рецепт в аптеку поблизости от приемной врача. Там его могут знать, знать его почерк, может быть, даже знать, что он в отпуске и не мог выписать рецепт. Но не отоваривайте рецепты и слишком далеко от его приемной. Если зайти в аптеку в Бруклине с рецептом от врача из Бронкса, аптекарь удивится, с чего вдруг ты забрел так далеко.

- Если он сообразителен, - фыркнул Скотт. - И любопытен.

- Лучше считай, что так и есть, - сердито отрезал Фрэнк. - И позволь кое-что тебе сказать, сынок. Играй в эти игрушки осторожно, или закончишь тем, что отправишься в очень неприятное местечко и проведешь там очень много лет.

Скотт кивнул. Давно уже его не запугивали, но Фрэнка он побаивался. Фрэнк был ниже его ростом, и трудно было утверждать, что за тело скрывается под замызганным белым комбинезоном. В плечах он был широк, уж это точно. Черные курчавые волосы уже начали сдавать позиции на висках, так что, вероятно, ему было лет тридцать, может, чуть больше.

Скотт гордился своей англо-саксонской кровью и считал Фрэнка тоже англо-саксом. Лицо у того было приятным, и вообще он был интересным мужчиной. Но что-то в нем - возможно, энергичность, к которой Скотт не привык, а может, что-то в манере держаться - говорило Скотту, что Фрэнк в любой момент способен на агрессию, словесную или даже физическую, и Скотт чувствовал себя не в своей тарелке.

- Вот кое-что еще, - Фрэнк протянул другой листок. - Рецепты пишутся вот так. Большинство лекарств, которые тебе понадобятся, перечислены здесь с правильными названиями и в той дозировке, которая принята. От неё лучше не отклоняться.

- Ты ничего не оставляешь на волю случая? Или что-то все же оставляешь? - спросил Скотт.

- Да, оставляю, - кивнул Фрэнк. - Каждый раз, когда я продаю пачку рецептов очередному типу вроде тебя, я чертовски полагаюсь на случай. Откуда я знаю, что ты не наделаешь глупостей, а потом не выболтаешь копам, где взял рецепты? Откуда я знаю, а? Ответ - не знаю.