Дик посмотрел из-за занавесок на соседний дом.

– Я вижу, как дети старательно задраивают окна, будто запирают на ночь банк. Так что тебе не стоит беспокоиться.

В этот момент загрохотало, и в коттедже погас свет.

Долли пошарила в темноте в поисках дверной ручки.

– Милый, мне действительно пора! Спокойной ночи.

– Зачем тебе уходить сейчас?

– Мы уже все обсудили, а об остальном договоримся завтра.

– Ты ошибаешься, Зеленая Веточка, я еще не сказал всего, что хотел.

– Ты мне все скажешь по телефону!

– Подожди, Долли. Ты не должна уходить вот так.

– Почему?!

– Ну, – он запнулся, придумывая что-нибудь неправдоподобней, лишь бы задержать ее у себя, а затем тихо сказал: – я боюсь темноты.

– Перестань, ты же взрослый человек!

– Нет, правда! – в его голосе звучало отчаяние. – У меня что-то произошло с психикой еще в раннем детстве! Может быть, сильный испуг...

Да, подумала Долли, нашел способ заставить меня остаться!

– С удовольствием одолжу тебе фонарик и несколько свечей. Я дойду до дома и пришлю к тебе Клода.

Не сработало! Дик лихорадочно выискивал какой-нибудь приемлемый способ не дать ей уйти.

– Ты вымокнешь до нитки! Я не прощу себе, если выпущу тебя на улицу в такой ливень. Оставайся, Зеленая Веточка!

– Не сахарная, не растаю, – засмеялась Долли.

О Господи, подумал Дик, и это не сработало!

Вдруг его осенила идея, и он заговорил строго, как учитель с нерадивым учеником.

– Сейчас ты подхватишь грипп; нет, хуже – пневмонию! Ты уже и здесь достаточно замерзла, а выйдешь на улицу – и готово. Подожди хотя бы, пока я разожгу камин! Во-первых, станет светло, а во-вторых – исчезнет сырость.

Женщина остановилась в нерешительности. Может, остаться на несколько минут? Вряд ли ливень продлится дольше. Она слышала, как хозяин ходит по комнате, пробираясь к связке поленьев возле камина, и говорит с преувеличенным оживлением:

– Вот видишь, все, что нужно, у меня под рукой: спички, сосновые шишки, хворост и кочерга.

Через несколько минут он сложил шалашиком в камине шишки и хворост, щелкнул зажигалкой, и огонь весело заплясал на дровах, распространяя мягкое золотое сияние. Дик улыбнулся, подумав, что огонь в камине сродни огню, бушующему в его сердце.

А Долли между тем боролась с собой. Соблазн остаться был так велик, но она прекрасно помнила, чем кончилось однажды невинное сидение на качелях...

– Лучше я все-таки пойду: посмотрю, как там дети, и заодно пришлю тебе свечей.

– Не уходи, дорогая! Я вовсе не хочу лишать тебя свечей... – Дик в отчаянии хватался за совсем уж дурацкие предлоги.

– Не волнуйся, у нас их много.

Тогда он просто подошел к стоявшей у окна Долли, обнял ее и опустил голову ей на плечо. И этого оказалось достаточно. Как завороженные стояли они обнявшись, и сквозь струйки дождя, падающие за окном, смотрели на огоньки свечей, горящие в каждом окне ее дома.

Дик потерся щекой о волосы любимой.

– Почему бы тебе не позвонить и не узнать, как у них дела?

Долли послушно подошла к телефону и набрала номер. Трубку подняла Кэрол. Искуситель стоял рядом и бесцеремонно вслушивался в каждое слово.

– Да-да, я понимаю, – отрывисто говорила мать. – Молодцы. Спасибо тебе. Пока.

– Все в порядке?

Долли кивнула.

– Да. Кэрол волнуется, что на улице ужасный ливень. Она, видимо, решила, что мы так заняты, что этого не заметили. Клод и Китти вернулись со дня рождения и сейчас дружно поедают твои ириски. – Глаза ее весело сверкнули. – Так тебе и надо, обманщик, ты заслужил это!

С поддельным негодованием Дик воскликнул:

– И это все, что она сказала?

– Нет. Они все переживают, что я вымокну, если пойду домой сейчас. Они предлагают мне посидеть у тебя – по крайней мере до тех пор, пока не уничтожат все ириски.

– Умницы! – Дик одобрительно кивнул.

По спине Долли пробежал холодок. Впрочем, это и не удивительно: в коттедже все еще было довольно холодно и сыро. Как не хочется выходить в такую погоду на улицу! Теперь ей стало ясно, что испытывает кошка, когда приходится лезть в воду.

Флеминг прекрасно понимал, что происходит сейчас в душе женщины, и с трудом сдерживал улыбку. Она может обманывать себя сколько хочет, но его-то ей провести не удастся. Ведь Долли буквально умирает от желания остаться! Кажется, настал самый подходящий момент, чтобы отговорить ее от этой дурацкой идеи—прекратить встречи с ним. Но надо действовать осмотрительно. Дик осторожно обнял Долли за плечи и прижал к груди.

– Моя милая маленькая Зеленая Веточка, ты смело можешь оставаться здесь до тех пор, пока не пройдет дождь..

Долли почувствовала, что у нее нет ни желания, ни сил продолжать борьбу.

– Расскажи мне, почему ты боишься темноты, – попросила она, хотя ни на секунду не поверила его выдумке. Ей просто захотелось поговорить с этим непонятным человеком, узнать о нем побольше.

Дик сел перед камином и жестом показал на кресло рядом.

– Давай сядем, и я расскажу тебе историю своей жизни.

Долли удивилась, как грустно и задумчиво звучит его голос.

– Начну я с того, что появился на свет по досадной случайности. Мои родители преподавали в колледже и, кажется, не стремились иметь детей. Я слишком поздно вошел в их жизнь. Да, слишком поздно, – грустно повторил он. – Они всегда обращались со мной как со взрослым. Так что, можно сказать, я родился старичком. Родители погибли в автомобильной катастрофе, когда мне было всего девять лет. После их смерти я переходил от одних родственников к другим. Из рук в руки. У меня никогда не было своего дома, я никогда не задерживался долго на одном месте; меня всегда преследовало чувство, будто я все время в пути...

У Долли сжалось сердце. Как, должно быть, тяжело маленькому мальчику ощущать себя никому не нужным, чувствовать себя обузой для всех! Словно уловив ее мысли, Дик сказал:

– Но, с другой стороны, это оказалось и благом: ведь я ни от кого не зависел, не нес ни перед кем никакой ответственности и привык рассчитывать только на себя. – Он повернул к ней лицо. В уголках его глаз собрались морщинки. – Теперь тебе должно быть понятно, почему мне нравится мотаться по свету с места на место.

Несмотря на его бодрый тон, Долли заметила в глазах Дика боль и одиночество. Да, теперь ей понятно, почему он до сих пор бродит по свету. Кажется, ей понятно и то, чего сам рассказчик, судя по всему, не осознает... Ей вдруг нестерпимо захотелось обнять его, пожалеть и успокоить. Но она все время помнила о том, что необходимо держать себя в руках: ведь такие моменты особенно опасны. Как бы там ни было, пора признать неопровержимый факт, который хотелось не замечать. Она мечтала о легком романтическом приключении, а вместо этого безнадежно влюбилась...

– Ну, довольно болтать об ушедшей юности! – заявил Флеминг и подошел к окну. На его губах заиграла довольная улыбка. – Все еще льет. – Он повернулся к гостье. – Прости, у меня нет записи «Голубого блюза».

Ах, да! Это та самая песня, под которую они танцевали в тот вечер на террасе! Повинуясь внезапному порыву, Дик принялся напевать низким мелодичным голосом, затем протянул руки к Долли, и она, не раздумывая, подошла и положила руки ему на плечи. Они медленно поплыли в танце, озаряемые светом живого огня.

Дик нежно потерся носом о ее ухо; бережно, словно священнодействуя, поцеловал в шею. Долли стало щекотно и весело. Она вдруг почувствовала легкость, которую прежде ощущала при общении с Диком, – тогда, сто лет назад, когда он еще не знал, что у нее трое детей...

Дик остановился возле дивана и посмотрел ей в глаза.

– Долли, милая, это сильнее нас! Неужели ты до сих пор не поняла?

Они сели рядом на мягкое сиденье; Дик осторожно положил ее голову к себе на плечо. Долли вздохнула, и этот звук рассказал о ее чувствах полнее всяких слов. Как хорошо, думала она, сидеть вот так рядом с любимым, чувствовать тепло его руки на своем плече, слушать вой ветра, раскачивающего деревья, шум дождя, который барабанит по крыше и стучит в окно... Она так давно, так часто мечтала об этом!