Как было сказано, в течениях и направлениях фантастической литературы (и литературы вообще), словно в зеркале, отражаются извечные стремления человека. Стремление раздвинуть границы видимого мира, заглянуть за горизонт и где-нибудь там, в необозримой дали, найти покойный уголок для страждущей души… Истоптана, изъезжена земля, исполосовано выхлопами реактивных самолетов небо, просверлен остриями ракет-носителей межзвездный вакуум — покоя нет как нет. Юность миновала, настает пора зрелости. Поняв ошибочность избранного некогда пути, человек отворачивается от техники. И все больше внимания уделяет себе, своему внутреннему миру. И — странно, загадочно, как-то даже страшновато… — открывает в самом себе бездонные глубины. Подобная альтернатива кажется поначалу абсурдом. Но все чаще и чаще случаи, когда, казалось бы, безнадежные поиски гармонии увенчиваются относительным успехом (или его иллюзией). И — шаг за шагом — человек робко и осторожно начинает путешествие в Себя. Информация о пройденных этапах скудна и по возможности замаскирована. Во-первых, природная застенчивость не позволяет исследователям внутренних миров говорить о подобных вещах в открытую. А во-вторых, чем большее количество шагов отмерено на этом Пути, тем сильнее исследователь осознает бесполезность слов… Тем крепче влюбляется в ее сиятельство Аллегорию и ближе сходится с его высочеством Символом.

Термин «новая волна американской фантастики» услышан нами сравнительно недавно. Сказано, что фантасты, причисляемые к кругу авторов данной «волны», «пытаются соединить в своих произведениях занимательность легкого жанра с психологичностью классических литератур». Сие весьма научное, я бы даже сказал, по-научному мудреное определение по сути своей — заведомо ложно. Потому что ни Дик, ни Желязны, ни какой-нибудь там Брайен Олдис ничего не пытаются (и никогда не пытались) в своем творчестве соединить. Потому что «новая волна» — не гибрид старых волн и течений. «Новая волна», говоря образным языком, минует привычный, до блеска отшлифованный прибоем, местами обомшелый берег и движется дальше, к новым берегам, к острым кромкам неизведанных каменистых утесов. Движется в направлении, в котором доселе рисковали двигаться разве что святые и юродивые. И, быть может, юные поклонники ЛСД. «Новая волна» означает принципиально иной подход рефлексирующего человека к излюбленному объекту наблюдений и исследований — к самому себе. Подход с позиции фантастики. В данном случае фантастика выступает уже не в качестве самоцели, как было ранее, а в качестве некоего хитроумного прибора, посредством которого писатель проводит всевозможные абсурдные эксперименты с человеческим племенем.

Проза Филипа Дика — это крепчайший настой психоделического безумия. В его писания погружаешься, точно в бездонную черную яму. Обыденность, столь презираемая неугомонными искателями истины, обыденность, которую Дик с размаху швыряет в лицо читателю, эта самая обыденность, а потом и весь окружающий мир, несмотря на всякие там модуляторы настроения, электронных психиатров и прочие штучки-дрючки, насквозь пропитанный той же тоскливой обыденностью, рушатся как карточные домики. Рассыпаются в прах. И странице эдак на пятидесятой читателя начинают одолевать серьезные сомнения: а действительна ли та, казалось бы, самая реальная действительность, в которой ты, читатель, трясясь в трамвае по дороге с работы, листаешь книгу Дика? Может быть, все это — галлюцинация? может быть, реальны лишь плоды твоего воображения, а сам ты и все, тебя окружающее, включая трамвай — нонсенс, которого не существует в природе? Или где-то рядом (не исключено даже, что внутри тебя) находится некий параллельный, столь же правдоподобный мир, где существуешь ты и не существует книги Дика. Или наоборот. Или такой вариант: из всей кажущейся реальности реальна лишь одна книга, все остальное — вторично… И постепенно приходишь к мысли: а почему бы и нет? Во всяком случае, в данный момент ты — всего лишь игрушка, марионетка на ниточках, которой словно бы нехотя забавляется этот мрачный бородатый тип… Этот падший гений, ненавидевший действительность (которая принесла ему отнюдь не обыденную скорбь многих утрат и разочарований) больше самого себя и разрушавший ее подобно Шиве множество раз, раз от раза смелее и изощреннее, роман от романа… Бунтарь, в «Вере наших отцов» скатившийся до ереси… «Ты БОГ!» — заявляет молодой и перспективный партийный деятель товариц Чьень своему Абсолютному Благодетелю, кровожадному чудищу, основываясь лишь на убеждении в безнаказанности злобного монстра. Верит ли в безнаказанность зла сам Дик — непонятно. Хотя… Не зря же персонаж, представший нашим очам в образе Вождя, слишком уж явно кое-кого напоминает… «Как только вы его встретите, вы узнаете по его лицу, что он кавказец». Гамарджюба, Иосиф Виссарионыч! Давненько, геноцвале, не виделись! Кстати, подобные (по существу ни о чем не говорящие) аналогии и ассоциации толкают наших сегодняшних литературоведов к странным, мягко говоря, заключениям. «Через творчество Филипа Дика красной нитью проходит протест против тоталитарной системы…» Старый и накатанный путь — как рельсы для трамвая. Нынче модно навешивать на всякую оригинально мыслящую личность бирочку пламенного борца с тоталитаризмом. Однако в случае с Диком подобный диагноз (опять же мягко говоря) не слишком уместен. Дик — прежде всего борец с самим собой, со своим вторым и третьим и четвертым «я», раздиравшими (и разодравшими-таки) этого могучего и в то же время слабого, этого парадоксального человека. Тоталитаризм у Дика — такая же фикция, как все остальное, как весь мир, как наше проклятое бытие…

А что станет с человеком, если его внезапно превратить в бога? Или, к примеру, в одного из богов? Слушайте, слушайте! Может быть, вы считаете, что он предпочтет случайно обретенному превосходству ответственность за тех, кто остался у подножия Олимпа? Употребит полученную власть во благо меньшим? будет милостив к падшим, ко блуждающим во тьме и беспощаден к себе и всем сидящим рядом с ним на озаренной солнечным светом вершине?

Ничего подобного.

В худшем случае он превратится в сатану.

В наиболее благоприятном — сбежит с небес обратно на грешную Землю, придя к выводу, что богом становиться пока рановато.

Третий и самый распространенный вариант — сравнительно быстрая деградация, превращение в жалкую пародию на небожителя, праздное сидение дни напролет в бассейнах с шампанским, замыкание в своем убогом заоблачном мирке, нравственная гибель среди роскоши… «Ну что ж… Возможно, мы даже разок—другой сорвем аплодисменты, прежде чем потухнем…» («Кладбище слонов»).

Если Филипа Дика можно без натяжки окрестить великим Разрушителем, то Желязны, безусловно, не менее великий Ниспровергатель. Шива и Будда. Если Дик выставляет напоказ беспомощность любого маленького человека под гнетом — системы ли, общественного ли эго, то наиболее яркой отличительной особенностью человека толпы у Желязны является ничтожество. По убеждению основоположника «новой волны», личность заслуживает именоваться личностью только в том случае, если обладает способностью к жертве, под которой может подразумеваться что угодно — собственное благополучие и долголетие, любимый человек, жизнь. Предав во власть очищающего огня то или другое, либо все вместе, в зависимости от ситуации и решимости упомянутой личности, предав во имя некоей смутной и на первый взгляд сомнительной идеи, личность совершенно случайно обнаруживает если не саму гармонию, то по крайней мере ясно видимый путь к ней… Пожертвовать личным бессмертием ради смертных — ради тех, кого великосветское сборище избранных давно величает скотами… Послать к дьяволу все «холодные сны» на свете. «Пока мы спим, мир идет своей дорогой». Уничтожить свое превосходство, дабы остаток жизни играть на равных со всеми… Путь бодхисаттвы.

Это не случайно. И Дик, и Желязны творили, подвергаясь мощным дуновениям восточных ветров. И буддизм, и учение дао… Ныне «разорвалась завеса храма», и в наши города и веси также несется поток, подобный урагану, хотя для многих он до сих пор — только лишь красивая экзотика. В противоположность нам, на Востоке давным-давно догадались, в какой стороне искать целебные травы для душевной лихорадки. И «новая волна» явилась на свет во многом благодаря нашествию на Запад философов-миссионеров Китая и Японии. В причудливом смешении культур родилось необычное, кого-то пугающее, кое-кого возмущающее (ну да без этого не обойтись!), однако, несомненно, подающее большие надежды дитя. Желязны и Дик лишь проторили начальные метры (или ярды) нового, вероятно, бесконечно долгого пути. Куда ведет он? К сожалению, этот вопрос — особая тема для беседы.