— Вы предлагаете запускать корабли из океана? — спросил Сарапис, выслушав его.

— Профсоюзы — организации национальные, — заметил Джонни. — На полярные моря не распространяется юрисдикция ни одного из государств. А бизнес — интернационален.

— Но мне там понадобятся люди. Столько же, сколько и здесь, если не больше. Где их взять?

— В Бирме, Индии или на Малайском архипелаге. Наберите молодых необученных рабочих, заключите с ними прямые контракты. Поставьте заработок в зависимость от заслуг, — посоветовал Джонни.

Иными словами, Джонни предлагал систему батрачества. Он и сам это понимал. Но Сарапису его предложение пришлось по вкусу, еще бы — маленькая империя за Полярным кругом, подданные совершенно бесправны. Идеал.

Так и поступил Луис Сарапис, а Джонни Бэфут стал шефом отдела общественных связей — лучшая должность для человека с блестящими способностями нетехнического свойства. То есть, для недоучки. Профана. Неудачника. Одиночки без диплома.

— Послушай, Джонни, — спросил его однажды Сарапис, — как это тебя, такого умника, угораздило остаться без высшего образования? Любой дурак знает: в наши дни это смерти подобно. Может, тяга к самоуничтожению? — Он ухмыльнулся, блеснув стальными зубами.

— В самую точку, Луис, — уныло согласился Джонни. — Я действительно хочу умереть. Ненавижу себя. — В ту минуту ему вспомнилась идея насчет батрачества. Впрочем, она родилась уже после того, как Джонни окончил школу, и была тут, видимо, ни при чем. — Надо бы сходить к психоаналитику.

— Чепуха! — фыркнул Луис. — Знаю я этих психоаналитиков, у меня их шестеро было в штате. Ты завистлив, но ленив — вот в чем беда. Где не удается сразу сорвать большой куш, там ты отступаешься. Долгая борьба, упорный труд — не для тебя.

«Но ведь я уже сорвал большой куш, — подумал тогда Джонни. — Ведь работать на Луиса Сараписа мечтает каждый. В его концерне найдется профессия на любой вкус».

У него возникло подозрение, что в очереди к гробу стоят не родные и близкие Сараписа, а его служащие и их родственники. Быть может, среди них есть и те, для кого три года назад, в разгар кризиса, Сарапис добился пособий по безработице, настояв на принятии Конгрессом соответствующего закона. Сарапис — покровитель обездоленных, голодных, нищих. И те, для кого он открыл множество бесплатных столовых, тоже здесь.

Быть может, некоторые из них не в первый раз проходят мимо гроба.

От прикосновения к плечу Джонни вздрогнул.

— Скажите, вы — мистер Бэфут из отдела общественных связей? — спросил дежурный охранник.

— Да. — Бросив в урну окурок, Джонни отвинтил крышку термоса. — Выпейте кофе, — предложил он. — Или вы уже закалились?

— Еще нет. — Охранник взял кофе. — Знаете, мистер Бэфут, я всегда вами восхищался. Ведь вы — недоучка, а сумели подняться на самый верх. У вас огромное жалованье, не говоря уж об известности. Вы — кумир для нас, недоучек.

Джонни что-то буркнул и хлебнул кофе.

— Вообще-то, хвалить нам с вами надо не себя, а Сараписа. Он дал нам работу. Мой шурин тоже у него служил, а устроился, между прочим, пять лет назад, когда нигде в мире не было рабочих мест. Да, кремень был человек — не дает профсоюзам совать нос в его дела, и точка! Зато скольким старикам платил пенсию до самой смерти… Папаше моему, например… А сколько законов протолкнул через Конгресс! Кабы не его напор, не было бы у нуждающихся многих льгот…

Джонни опять что-то пробормотал.

— Неудивительно, что нынче здесь так много народу, — заключил охранник. — Теперь, когда его не стало, кто поможет бедолагам — недоучкам вроде нас с вами?

По всем вопросам, касающимся хранения тела Луиса Сараписа, владельцу «Усыпальницы Возлюбленной Братии» Герберту Шенхайту фон Фогельзангу по закону полагалось обращаться к адвокату покойного. Фон Фогельзангу необходимо было узнать расписание послежизни Сараписа; от него самого зависело лишь техническое обслуживание.

Вопрос выглядел пустяковым, но лишь на первый взгляд. Оказалось, что до мистера Клода Сен-Сира, знаменитого адвоката, невозможно дозвониться.

«Ах ты, черт! — мысленно выругался фон Фогельзанг. — Видать, что-то случилось. Чтобы с такой важной шишкой нельзя было связаться — немыслимо!»

Он звонил из «склепа», подвала, куда помещали на длительное хранение послеживущих. Возле его стола переминался с ноги на ногу человек с квитанцией в руке — видимо, пришел за родственником. Близилось Воскресение — день, когда публично чествуются послеживущие; начинался наплыв родных и близких.

— Да, сэр, — с любезной улыбкой отозвался Герб. — Я лично выполню вашу просьбу.

— Моей бабушке уже под восемьдесят, — сказал посетитель, — совсем маленькая и сухонькая. Я пришел не проведать ее, а забрать насовсем.

— Пожалуйста, обождите минутку. — Герб встал и отправился на поиски ящика номер 3054039-Б.

Отыскав нужный гроб, он прочитал сопроводительную табличку. Старушке оставалось меньше пятнадцати суток послежизни. Он машинально включил миниатюрный усилитель, прикрепленный к стеклянной стенке гроба, настроил на частоту головного мозга. Послышался слабый голос: «…а потом Тили подвернула ножку и растянула сухожилие на лодыжке, и мы уж думали, это навсегда, а она, глупышка, не хотела лежать в постели…»

Удовлетворенный, Герб выключил усилитель и, подозвав техника, велел доставить ящик 3054039-Б на платформу, где посетитель мог погрузить его в машину или вертолет.

— Вы ее выписали? — спросил посетитель, доставая чековую книжку, когда Герберт вернулся в «склеп».

— Собственноручно, — ответил владелец усыпальницы. — Состояние — идеальное. Счастливого Воскресения, мистер Форд.

— Благодарю, — Посетитель направился к погрузочно-разгрузочной платформе.

«Когда придет мое время, — сказал себе Герб, — я завещаю наследникам оживлять меня раз в сто лет на один день. И узнаю, какая судьба ждет человечество».

Впрочем, твердо рассчитывать на это не приходилось. Содержание послеживущего стоит огромных денег, а значит, рано или поздно наследники заберут Герба из усыпальницы, вытащат из гроба и — прости их, Господи! — похоронят.

— Похороны — варварство, — вслух пробормотал Герб. — Пережиток первобытной стадии нашей культуры.

— Да, сэр, — подтвердила из-за пишущей машинки мисс Бесмэн, секретарша

Герб окинул взглядом «склеп» — в проходах между гробами несколько посетителей тихо беседовали с послеживущими. Эти люди, регулярно приходящие сюда, чтобы выразить любовь и уважение своим близким, действовали на него умиротворяюще. Они делились с родственниками новостями, старались приободрить, если те впадали в тоску. А главное — они платили Гербу Шенхайту фон Фогельзангу. Бизнес у него, что ни говори, был прибыльным.

— У моего отца что-то с голосом, — сказал молодой человек, когда Герб встретился с ним взглядом. — Не могли бы вы подойти на минутку?

— Ну, конечно. — Герб встал и направился по проходу к молодому человеку. Его отцу, судя по сопроводительной табличке, оставалось несколько суток послежизни, что объясняло затухание электрических колебаний в клетках мозга. Но мозг еще действовал — голос старика зазвучал громче, когда Герб покрутил ручку настройки. «Кончается», — подумал Герб. Ему было ясно, что сын не читал сопроводительную табличку и не знает, что пора прощаться с отцом. Поэтому Герб отошел, оставив их наедине. Какой смысл огорчать молодого человека? Из кузова грузовика, подъехавшего к платформе, вылезли двое в одинаковой голубой униформе. «Компания Атлас Интерплан, — догадался Герб. — Перевозки и хранение. Доставили новенького или кого-нибудь увезут». — Он направился к грузовику.

— Чем могу служить?

— Привезли мистера Сараписа. Все готово?

— Абсолютно, — поспешил заверить Герб. — Но без распоряжения мистера Сен-Сира я не вправе что-либо предпринимать. Когда он вернется?

Вслед за грузчиками на платформу сошел жгучий брюнет с глазами, словно черные блестящие пуговицы.

— Я — Джон Бэфут. Согласно завещанию Луиса Сараписа отвечаю за его тело. Надо его немедленно оживить, таково указание покойного.