Всем известно, что почти все люди недовольны своей профессией. Фермер предпочел бы стать императором, а император мечтает о том, чтобы сажать капусту. Поджарый капитан торгового судна завидует толстяку, владельцу таверны, а тот, в свою очередь, завидует ему, потому что ему надоела оседлая жизнь. Лучше не издеваться над людьми, когда они выливают на вас свое недовольство. Моя госпожа научилась сдерживать свои чувства и не смеяться ни над кем, еще когда работала в клубе. Она сделал вид, что извиняется перед Нарсесом за то, что приняла его за безобидного евнуха из Колхиды. Она сказала, что первой его поздравит, когда ему доверят важный военный пост, и что она желает ему успеха. До конца путешествия у них были хорошие и мирные отношения, и Нарсес стал ее близким другом.

Ссора, извинение и примирение всегда могут быть началом дружбы. Уверяю вас, она не восприняла всерьез его военные амбиции; но во время разговора с капитаном гвардейцев, которые командовали его эскортом и эскортом моей госпожи, он доказал, что теоретически Нарсес знает гораздо больше о военном искусстве, чем они. Он убил человека маленьким мечом в одиннадцать лет, с тех пор прошло сорок девять лет, и он все это время почти не выходил за пределы дворца, он работал за ткацким станком в компании дворцовых женщин.

Первую часть путешествия мы совершили по морю на военном судне, на трех скамьях сидели гребцы. Это было приятное путешествие без всяких приключений, мы проплывали мимо мирных зеленых холмов и белых городов. Когда мы наконец высадились в Селеуции и направились по дороге к Антиохии, я с радостью обнаружил, что следы землетрясения исчезли. Снова жил и процветал наш дорогой, дивный и роскошный город! Нарсес и моя госпожа Антонина были на приеме в местном Сенате и их приветствовали официальные лица Синей фракции. Они оказали всяческие знаки внимания моей госпоже. Она не оставалась перед ними в долгу. Потом мы отправились по хорошей дороге в Зегму с знаменитым понтонным мостом в ста двадцати милях от Антиохии. Потом мы проехали еще двести миль по плодородным землям, которые снабжали водой четыре основных притока Евфрата. Далее мы двинулись к Дарасу и к границе. Мы ехали в двуколках, нам было очень тяжело переносить жару, несмотря на то, что лошадки бежали очень быстро. Из Эдессы, где мы останавливались на два дня, мы послали вперед быстрых всадников, чтобы они сообщили о нашем прибытии.

И вот мы прибыли в Дарас; этикет требовал, чтобы наши письма были доставлены не напрямую к Велизарию и маршалу войск, которому выпала честь получить письмо от императора, а к их слугам. Госпожа жалела об этом, потому что ей было известно содержание письма Теодоры, которое она писала в ее присутствии, она многое бы отдала, чтобы видеть лицо Велизария, когда он станет его читать. В письме было написано:

Велизарий прислал известие, что с нетерпением ждет представителей их Величества. Он принял Нарсеса и мою госпожу в прохладной с арками зале, где он правил суд и каждый день принимал подчиненных и союзников. Нарсеса приняли первым, потому что он представлял императора. Велизарий тепло его приветствовал и прежде всего осведомился о здоровье Его Императорского Величества и его супруги. Он интересовался, как идут дела у сенаторов и каковы новости в столице и империи. Они выпили вина, и Нарсес начал расспрашивать Велизария о подробностях сражения. Велизарий отвечал ему не как обычному евнуху из дворца. Он отвечал весьма детально, взвешивая каждое слово. Нарсес пожелал узнать, почему Велизарий временно заставил спешиться гуннов-массагетов, чтобы они защищали центральный ров. Велизарий сказал, что ожидалась сильная атака, и это могло подбодрить пеших солдат или как презрительно называли «чистильщиков нужников», потому что им приходилось выполнять многие неприятные обязанности. Пехотинцы были довольны, что их товарищи всадники решили сражаться вместе с ними наравне и отдали коней слугам.

Велизарию вручили подарки императора, и он начал ими любоваться и благодарить. Вскоре Нарсес раскланялся и ушел.

Тем временем Антонина ждала в приемной, и Руфин, ставший теперь знаменосцем Велизария, старался ее занять разговором. Но она отвечала на его вежливые замечания смущенно и часто невпопад, потому что, наверно, первый раз в жизни, она была крайне смущена. Когда во дворце они все обсуждали с Теодорой, все казалось таким простым и ясным, а сейчас, когда она ждала приема, у нее пересохло во рту и дрожали колени.

Антонина остановилась на полдороге к залу и показала жестом, чтобы слуги сначала внесли три подарка Теодоры. Это был трехлеток, гнедой жеребец, высокий и с норовом. У него на лбу была белая звездочка, и четыре ноги были в белых носочках. Теодора намекала на эти отметины, когда писала, что первый подарок носит розетку его цветов. Кирасиры начали хлопать в ладоши и хвалить жеребца, они выстроились вдоль стен зала, поставив рядом с собой копья. Госпожа слышала, как Руфин, стоявший с ней рядом, тихо пробормотал: «Пожалуй, подарок императрицы перевешивает три подарка императора».

Это было действительно чудесное животное, знаменитой фракийской породы, которого поэт Вергилий упоминает в пятой книге Энеиды.[60]

Жеребца отвели в конюшню, и госпожа Антонина сделала знак, чтобы внесли второй подарок. Госпожа волновалась, боясь, что он не прибудет вовремя, хотя мы послали за ним в Антиохию, как только покинули судно, и забрали его, когда двинулись из Эдессы. Но все было в порядке — это было пятьсот кавалерийских кольчуг из известной фабрики по изготовлению доспехов в Андрианополе. Теодора знала, что Велизарий захватил множество персидских коней, и она понимала, что он завербует в свою армию три тысячи самых сильных пленных и сделает из них кирасир, но персидские кольчуги не подходили для армии Велизария, они были слишком тонкими и их было сложно использовать во время сражения. Поэтому пятьсот кольчуг было весьма подходящим подарком. Всем очень понравился и этот подарок. Императрица прекрасно разбиралась в том, какие следует дарить подарки.

Наконец госпожа, овладев собой, сказала:

— Третий подарок, почтенный Велизарий, по приказу Ее Величества, моей госпожи, я должна вам вручить наедине.

Велизарий не узнал Антонину, она была в этом уверена, потому что он ей ответил холодным и официальным тоном:

— Как пожелает моя покровительница. Прошу вас, господа, не уходите! Почтенная фрейлина, возможно, сочтет удобным поговорить со мной в приемной, где она только что была, там она сможет передать мне третий подарок, как этого желает ее Великолепная Госпожа.

Госпожа Антонина поклонилась и вошла в приемную. Вскоре туда пожаловал Велизарий и закрыл за собой дверь.

Они молча смотрели друг на друга, а потом госпожа тихо сказала:

— Это я, Антонина. Вы меня помните? Я была девочкой-танцовщицей на пиру вашего дядюшки Модеста в Андрианополе.