Уже в тропиках отдохнувший и оживший диомеданец наверстывал все, чего был лишен в течение года. Наверстывал так тщательно, что обратная дорога не оказывала существенного влияния на его обессиленные органы.

Временами, я не берусь сказать более определенно, он мог осуществить тягу к существу противоположного пола также на родине. Подавлялось это чувство так же сурово, как человек подавлял тягу к кровосмешению, и этому была причина: ребенок, рожденный до перелета, был обречен на смерть так же, как и его мать. Не то, чтобы средний диомеданец понимал такое сознательно — он просто одобрял запрет, из которого возникла религия и даже этическая система.

Тем не менее, несомненно, слабое продолжающееся весь год половое влечение было вначале подсознательной причиной для образования кланов и племен.

Когда путешествующий диомеданец наталкивался на племя, которое не соблюдало его самое страшное табу, он чувствовал физический страх.

Племя дракхонов является одним из многих племен, которые не испытывали необходимости миграции. Они начали искать источники питания в море, а не только на суше. Через много веков они усовершенствовали свои лодки в корабли с парусами и стали жить на них.

Это произошло скорее с целью обеспечения безопасности, чем для поисков пищи. Это давало приют, где можно было постоянно жить. Давало возможность строительства и применения сложных инструментов, сбора и накопления знаний, давало возможность вести дискуссии о разных проблемах; короче говоря, давало свободу, которой не обладала ни одна из путешествующих рас, разве что в весьма ограниченной степени. Но если говорить о негативной стороне такого образа жизни, это был тяжкий труд под гнетом сформировавшегося класса аристократии.

Отсутствие необходимости тяжелых перелетов у этих народов привело к тому, что табу на половое влечение стало постепенно ослабевать. Теплые каюты и запасы еды, которой обеспечивало море, еще более усилили этот эффект. В конечном итоге возникла такая ситуация, когда племена перестали зависеть от времени года. Тем самым моряки сформировали систему супружества и воспитания детей, похожую на человеческую; не чуждо им было даже понятие «романтической любви».

Моряки стали считать представителей путешествующих рас бесстыдными, а те отвечали им тем же.

Мало того, прошло время, и уже ни одна из культур не была в состоянии представить себе, что та, другая, принадлежит к той же расе, что и она.

Ну так как, можно ли доверять представителям совершенно чужой расы?

— Это о причинах вашей глупой разницы в убеждениях по поводу возникновения этой бессмысленной войны, — заключил Ван Рийн. — Но сейчас мы оставим это и перейдем к тому, чтобы трезво и мирно обсудить создавшееся положение.

Конечно, его гипотеза грешила неточностями. Он намеренно ограничился простейшими, многократно повторяющимися формулировками, рисуя одно, по его мнению, трезвое объяснение хорошо известных различий в вопросах размножения.

Ван Рийн потер руки и захохотал, нарушая напряженную тишину.

— Ну как? Вот подкинул я вам изюминку, а? Думаю, что никто другой не смог бы сделать такого! Конечно, еще долгое время вы будете считать, что те, другие, в этих делах ведут себя неестественно. Будете сами о себе друг другу рассказывать сальные анекдоты… Кстати, я знаю несколько таких, которые можно было бы легко перевести на ваши языки. Но вы всегда будете помнить, что принадлежите к одной расе Мог бы каждый из вас быть примерным гражданином другого народа? На это пока что трудно ответить. Может быть, когда-нибудь, когда пройдет достаточно времени, вы сможете сблизить свои обычаи. Почему бы вам немного не поэкспериментировать? Нет, нет, я вижу, что эта мысль пришлась вам не по вкусу, значит, я больше ничего не скажу.

Он скрестил руки на груди и стал ждать; крупный, заросший, ободранный, покрытый заскорузлой, многонедельной грязью человек.

На скрипящих досках палубы, под красным солнцем и дуновением слабого бриза десятки крылатых воинов и капитанов дрожали перед лицом невообразимых вещей, которые они только что услышали.

В конце концов первым подал голос Дельп. Он заговорил медленно, глубоким голосом, словно боясь нарушить эту нависшую тишину.

— Да. Похоже, то, что ты сказал, землянин, имеет смысл. Я могу поверить в это…

После минутного молчания он склонил голову в направлении неподвижного как скала Теонакса.

— Мой господин, — сказал он, — это меняет дело. Считаю, что мы могли бы договориться… Они получат всю землю, а мы будем владеть морем Ахан. Сейчас, когда мы узнали, что они не дьяволы, не звери… Обычные гарантии, договоренность, обмен послами обеспечат продолжительность и надежность договора.

Толк заговорил шепотом на ухо Трольвену. Командир ланнахов кивнул головой.

— Да, я считаю так же, — сказал он.

— Удастся ли нам убедить Совет и кланы, господин? — спросил Толк.

— Герольд, если мы принесем выгодный договор, Совет объявит нас богами!

Толк перевел взгляд на Теонакса, который возлежал без движения посреди дворца. Поседевшая шкура съежилась на гребне герольда.

— Сначала мы должны целыми вернуться в Совет, командир, — прошептал он.

Теонакс поднялся.

Его крылья затрепетали в воздухе, издавая треск, словно ломались кости под ударами топора. На его морде появилась гримаса, зубы оскалились и сверкнули хищным блеском.

— Достаточно! — рявкнул он. — Мы должны закончить этот фарс!

Трольвену и эскорту ланнахов не потребовалось перевода. Схватив рукоятки оружия, они мгновенно образовали защитный круг. Их челюсти инстинктивно захлопнулись, словно куснули воздух.

— Мой господин! — Дельп вскочил на ноги.

— Успокойся! — заскрежетал Теонакс. — Ты уже сказал достаточно. — Он посмотрел по сторонам. — Капитаны Флота, слушайте все, как Дельп хир Орикан предлагает заключить договор с существами более хитрыми, чем дикие хоры! Запомните это!

— Но, господин… — Один из старших офицеров поднялся с места, поднимая руки вверх в знак протеста. — Адмирал, мой господин, здесь же сейчас доказали, что они не звери… только другая…

— Допуская даже, что землянин сказал правду, что вообще вряд ли возможно, ну и что с того? — Теонакс насмешливо посмотрел на Ван Рийна. — Тем хуже! Известно, что дикие хоры не могут справиться со своими инстинктами, тогда как ланнахи ведут себя неприлично по собственной воле. И вы позволите им жить? Могли бы… могли бы мы торговать с ними… жить в их городах… Может быть, вы уже готовы отдавать своих дочерей им на поругание?

Капитаны посмотрели друг на друга. Это было словно немой стон. Тогда Дельп решился заговорить вновь:

— Прошу покорно, чтобы адмирал вспомнил об отсутствии выбора. Если мы будем воевать с ними до конца, то он может стать и нашим концом.

— Вздор! — взревел Теонакс. — Ты просто боишься их, или они тебя подкупили!

Толк все шепотом переводил Трольвену. Эрик Вейс с горечью слушал, что Командующий отвечал герольду.

— Если он придерживается такого решения, то, естественно о договоре не может быть и речи, — говорил Трольвен. — Если бы мы даже договорились, он потом пожертвует своими послами, а о нашей судьбе даже не удосужится вспомнить. Когда он соберется с силой, то сразу же возобновит войну… Да, это скорее всего. Улетим, пока он первый не прервал перемирие!

Да, это так, подумал Эрик. Мир на этом закончится. Он погибнет под градом камней, а Сандра умрет в стане охотников. Во всяком случае, мы сделаем попытку…

Он напрягся. Возможно, Адмирал не позволит им вернуться…

Дельп огляделся, заглядывая то в одно, то в другое лицо.

— Капитаны Флота! — закричал он. — Прошу вас подумать! Умоляю вас, объясните Адмиралу, что…

— Если кто-нибудь промолвит хотя бы одно предательское слово, он потеряет крылья! — крикнул Теонакс. — Может быть, кто-то желает моей отставки!

Это было смелое заявление, подумал Эрик Вейс. Поставить все на карту. Конечно же, этому лису удастся это. В кастовом обществе никто не может поставить под сомнение его абсолютную власть, даже отважный Дельп. Капитаны могут колебаться, но никогда не нарушат традиции.